Вампирские хроники: Интервью с вампиром. Вампир Лестат. Царица Проклятых

Но вампир не слушал, он смотрел на серое небо.

– Не может быть, чтобы все так кончилось. – Юноша подался вперед.

Вампир, по-прежнему глядя в небо, коротко и сухо рассмеялся.

– Все, что вы пережили в Париже… – голос молодого человека становился все громче, – любовь к Клодии, другие чувства, даже к Лестату… Это не могло кончиться таким отчаянием. Но именно отчаяние владеет вами!

– Замолчи. – Вампир резко поднял руку, равнодушно перевел взгляд на юношу. – Повторяю еще раз: иначе быть не могло.

– Я не согласен, – сказал юноша, скрестил руки на груди и решительно мотнул головой.

Вдруг он отшвырнул на голые доски пола свой стул и стал расхаживать из угла в угол. Но когда он повернулся и заглянул в глаза собеседнику, слова замерли у него на губах.

Вампир смотрел на него с гневной и горькой усмешкой.

– Разве вы не понимаете, что вы мне рассказали? Это было приключение, подобное которому мне никогда в жизни не испытать! Вы говорите о страсти, о жажде! Вы говорите о вещах, которые миллионы из нас никогда не испробуют и не поймут. Вот что я скажу вам… – Юноша подошел к вампиру и протянул к нему руки. – Если бы вы передали мне свою силу! Способность видеть, чувствовать и жить вечно!

Глаза вампира медленно расширились, губы дрогнули.

– Что? – тихо переспросил он. – Что ты сказал?

– Дайте мне это! – Юноша сжал руку в кулак и ударил себя в грудь. – Сделайте из меня вампира. Прямо сейчас!

Вампир ошеломленно смотрел на него.

Стремительным неуловимым движением вампир оказался на ногах, вплотную к юноше, схватил его за плечи, свирепые зеленые глаза глядели в перекошенное от страха лицо человека.

– Так вот чего ты хочешь? – Едва заметное шевеление бледных губ лишь слегка обозначило произнесенные слова. – После всего, что я тебе рассказал… ты просишь об этом?

Юноша сдавленно вскрикнул, на лбу у него выступили крупные капли пота. Дрожа всем телом, он робко коснулся руки вампира и сказал сквозь слезы:

– Вы уже забыли, что такое человеческая жизнь, вы не понимаете, что значит для меня ваша история.

– Господи! – воскликнул вампир, почти оттолкнул юношу к стене и отвернулся к серому проему окна.

– Умоляю вас… Дайте всему этому еще один шанс. Воплотите его во мне! – сказал юноша.

Вампир повернулся к нему, его лицо все еще подергивалось от гнева, но оно скоро смягчилось, глаза почти скрылись под полуопущенными ресницами, губы растянулись в улыбке. Он взглянул на юношу и вздохнул:

– Я проиграл…

– Нет, – запротестовал юноша.

– Не говори ничего больше, – решительно сказал вампир. – Видишь эти магнитофонные катушки? Они все еще вращаются. Есть только один способ понять все, что я говорил.

Он стремительно метнулся к юноше, прижал его к своей груди, припал губами к его шее.

– Смотри, – прошептал вампир, его мягкие губы раздвинулись, и два длинных клыка вонзились в податливую плоть.

Юноша всхлипнул, задохнулся, руки его судорожно сжались, глаза расширились, но скоро потускнели. Лицо вампира было спокойно, как во сне. Его узкая грудь медленно двигалась в такт дыханию, поднималась и опускалась с сомнамбулической грацией. Юноша застонал, вампир оторвался от него, и, придерживая за плечи, посмотрел на влажное побледневшее лицо, белые руки, полузакрытые глаза.

Юноша тяжело дышал, его губы и руки дрожали от приступа тошноты, голова безвольно откинулась назад. Вампир бережно посадил его на стул. Молодой человек попытался что-то сказать, но слезы набежали ему на глаза, он положил руку на стол и, как пьяный, уронил голову на грудь.

Вампир стоял и смотрел на него, его кожа порозовела, словно отражая свет цветного фонаря, губы потемнели, вены на висках почти исчезли, лицо разгладилось и стало еще моложе.

– Я умру? – прошептал юноша и медленно поднял глаза.

– Не знаю, – сказал вампир и улыбнулся.

Юноша хотел было что-то сказать, но его рука соскользнула со стола, он опустился на голые доски пола и потерял сознание.

Он открыл глаза и увидел солнечные лучи, светившие сквозь пыльное оконное стекло и обжигавшие ему лицо и руки. Он с трудом сел, выпрямился, глубоко вздохнул и, зажмурившись, дотронулся до ранок на горле. Случайно коснувшись диктофона, он вскрикнул: металл был обжигающе горяч.

Он поднялся и, неуклюже спотыкаясь, шагнул вперед; нащупал руками раковину умывальника, быстро отвернул кран, сполоснул лицо холодной водой, снял с гвоздика грязное полотенце и вытерся. Дыхание выровнялось. Он стоял уже без опоры и смотрел в зеркало. Потом бросил взгляд на часы, быстро оглядел комнату, проверил коридор – там никого не было. Он сел на стул, вытащил из кармана блокнот и ручку, перемотал назад пленку. Он подался вперед, внимательно вслушиваясь в голос вампира, потом еще немного отмотал пленку. Наконец его лицо просветлело, кассета крутилась, вибрирующий голос говорил: «Был очень теплый вечер. Я выследил его на Сент-Чарльз-авеню и сразу понял…»

Молодой человек поспешно делал пометки в блокноте: «Лестат… Сент-Чарльз-авеню… Старый разваливающийся дом… бедный район… Искать ржавые перила».

Он спрятал блокнот в карман, уложил диктофон и кассеты в портфель, по длинному коридору вышел к лестнице и бегом спустился на улицу, где на углу бара стояла его машина.

Вампир Лестат

С любовью посвящаю эту книгу Стэну Райсу, Карен О’Брайен и Аллену Даво

Центр города

Субботний вечер

ХХ век

1984

Я – вампир Лестат. Я бессмертен. В определенной степени, конечно. Солнечный свет или сильный жар от огня вполне способны меня уничтожить. Но могут и не причинить мне никакого вреда.

Мой рост – шесть футов, и в 1780-е годы, когда я был еще вполне обыкновенным смертным молодым человеком, он производил довольно сильное впечатление. Впрочем, я и сейчас выгляжу неплохо. Мои густые, немного не достающие до плеч светлые вьющиеся волосы при искусственном освещении кажутся совершенно белыми. Глаза у меня серые, но в зависимости от окружающей обстановки легко принимают голубой или лиловый оттенок. У меня небольшой тонкий нос, но рот, хотя и красиво очерченный, кажется несколько великоватым. Рот мой, однако, способен придавать лицу выражение как самой низкой подлости, так и поистине удивительного благородства – он всегда выглядит чувственным. Все мои чувства и эмоции, мое отношение ко всему происходящему отражаются на моем чрезвычайно подвижном лице.

Моя вампирская сущность проявляется в неестественной белизне лица и на редкость чувствительной коже, которую я вынужден густо припудривать перед любыми съемками.

Когда же меня начинает одолевать жажда крови, я выгляжу просто ужасно: кожа моя делается морщинистой, из-под нее выпирают кости и набухают толстые, как веревки, вены. Но на людях я не допускаю ничего подобного, и единственным свидетельством моего нечеловеческого естества являются ногти. Это общее свойство всех вампиров: наши ногти напоминают стеклянные, и это часто бросается людям в глаза, даже если ничто другое им не кажется странным.

В настоящее время я, как говорят в Америке, рок-звезда. Мой первый альбом разошелся тиражом в четыре миллиона экземпляров. Я отправляюсь в Сан-Франциско, откуда начнется большое турне моей группы по всей стране – от побережья до побережья. Вот уже две недели подряд кабельный рок-канал MTV днем и ночью крутит мои видеоклипы. Их также показывали в Англии, в программе «Top of the Pops», еще на континенте, кое-где в Азии и в Японии. Видеокассеты со сборниками моих клипов продаются по всему миру.

Ко всему прочему я являюсь и автором вышедшей на прошлой неделе моей собственной биографии.

Что касается английского – а именно на этом языке написана автобиография, – то моим первым учителем в нем был человек, двести лет назад приплывший в Новый Орлеан по Миссисипи на плоскодонке. После, в течение многих десятилетий, я продолжал учиться у англоязычных писателей – у всех, начиная с Шекспира и Марка Твена и вплоть до Райдера Хаггарда. Завершающие штрихи в свое знание языка я внес уже в самом начале XX века, читая детективные рассказы в журнале «Черная маска». Последним, что я прочел, прежде чем буквально и фигурально уйти под землю, были опубликованные в «Черной маске» рассказы Д. Хэмметта о приключениях Сэма Спейда.

Это произошло в 1929 году в Новом Орлеане.

Когда я пишу, я заглядываю в словарь и пользуюсь той лексикой, которая была свойственна мне в восемнадцатом веке, а также выражениями и даже целыми фразами, почерпнутыми у тех писателей, произведения которых мне приходилось читать. Но, несмотря на французский акцент, речь моя представляет собой нечто среднее между речью хозяина плоскодонки и речью детектива Сэма Спейда. А потому, я надеюсь, вы простите меня, если стиль мой не всегда окажется гладким. Или в тех случаях, когда я в своем повествовании вдребезги разбиваю атмосферу восемнадцатого века.