Философия запаха. О чем нос рассказывает мозгу

Итак, книга не только рассказывает об обонянии, но также приглашает поразмышлять о науке в ее практическом проявлении. Традиционные представления о развитии науки основаны на знаменитой книге Томаса Куна «Структура научных революций», вышедшей в 1962 году. Идеи из этой книги повлияли на несколько поколений ученых и философов, перенявших у Куна идею о том, что рутинная научная деятельность заключается в «заполнении пробелов в данных» в рамках основных теорий своего времени – пока не произойдет революция.

Но что если мы стоим прямо в авангарде научной сферы, среди открытых вопросов и современных изменений? Из лабораторных окопов можно увидеть обычную науку в другом ракурсе, подчеркивающем ее более динамичную и изыскательскую природу. Как выглядит научный прогресс вблизи, на передовой экспериментальных исследований? Именно с этого вопроса я начал работать над книгой. И подобно науке, о которой рассказывает книга, вопрос тоже начал быстро эволюционировать.

Создание «Философии запаха» побудило меня согласиться с доводом Патриции Черчленд из ее знаменитой книги 1986 года «Нейрофилософия: Если вы хотите понять разум, вы должны понять мозг»[11 - Patricia Smith Churchland, Neurophilosophy: Toward a Unified Science of the Mind-Brain (Cambridge, MA: MIT Press, 1989); цитата из книги Patricia Smith Churchland, Of Brains & Minds: An Exchange, New York Review of Books 61, no. 11, June 19, 2014, https://www.nybooks.com/articles/2014/06/19/brains-and-minds-exchange/]. Пол Черчленд руководствовался аналогичной идеей в нейроинформатике, а Джон Бикл развивал эту концепцию в качестве психонейронной теории[12 - Paul M. Churchland, The Engine of Reason, the Seat of the Soul: A Philosophical Journey into the Brain (Cambridge, MA: MIT Press, 1996); John Bickle, Psychoneural Reduction: The New Wave (Cambridge, MA: MIT Press, 1998).]. Нейробиология XX века произвела революцию в нашем понимании мозга как источника разума, поставила под сомнение многие традиционные философские представления о познании и его механизмах. Мы должны не встраивать научные открытия в существующие философские концепции, а делать наоборот. Какие потенциально новые философские вопросы о мозге и разуме возникают в результате впечатляющего прогресса нейробиологии? В этом контексте обоняние предоставляет замечательную возможность подвергнуть такую философскую программу дополнительным проверкам.

Из воздуха в мозг и в разум

В десяти главах книги представлена комплексная перспектива изучения обоняния, которая также позволяет рассуждать о восприятии в более общем плане.

Повествование развивается вокруг четырех основных тем: история, философия, нейробиология и психология. Эти подходы, которые редко сочетаются между собой, содержат ключи к разгадке: психологические явления – это результат нейронных процессов, а их общему объяснению способствует философский взгляд, основанный в том числе на истории исследований.

Сначала мы рассмотрим развитие научного интереса к обонянию. В первой главе «История носа» речь идет о далеком прошлом – от древних философов до появления в середине XX века научного сообщества, занимающегося изучением обоняния. Ранние и почти забытые результаты экспериментальных исследований обоняния отражают интересную и неизвестную историю творческого развития научного поиска. Кроме того, они подчеркивают важность ключевого элемента теорий обоняния, который как раз в них отсутствует: речь о понимании биологии сенсорного пути. Вторая глава «Современная теория обоняния: на перепутье» рассказывает о том, как обоняние стало частью общего направления нейробиологических исследований в результате открытия обонятельных рецепторов. Здесь показано состояние нашего современного научного понимания запаха и обонятельных путей в общем контексте исследований мозга, концентрирующихся вокруг изучения зрительной системы. На данном этапе возникает проблема, которая пока не разрешена: имеет ли смысл строить модель обоняния на основе нейронной карты запахов?

Чтобы это понять, необходимо ответить на важнейший вопрос: что же такое на самом деле запах? Это подводит нас к философскому взгляду на характеристики обонятельного восприятия. В следующих главах мы поговорим о том, что запах оказывает куда большее влияние на познание и поведение, чем принято считать. В третьей главе «Носовой интеллект: запахи и познание» рассмотрена роль запахов в качестве составляющих элементов разума. Восприятие запаха находится на границе между осознанным и неосознанным восприятием. Так что же такое запахи как ментальные объекты? Несет ли запах концептуальную информацию? Если это так, какой тип сущностей из окружающего мира передают запахи?

Далее в четвертой главе «Как поведение зависит от химии: аффективная природа запаха» восприятие запаха рассматривается со взаимодополняющих точек зрения биологии и социального поведения. Обоняние имеет сильный аффективный аспект. Запахи влияют на наше настроение и вызывают физиологические и эмоциональные реакции; некоторые виды обонятельного опыта создают устойчивые ассоциации с конкретными воспоминаниями. Восприятие запаха имеет множество функций, в том числе поведенческих. Как объяснить эти разнообразные эффекты?

Пятая глава «Через воздух: от носа к мозгу» предлагает разные пути для поиска ответа на этот вопрос. Обсуждение строится на примере пространственного ориентирования по запаху, объясняемого через представления о химических стимулах, физиологических процессах (как мы нюхаем), нейронной топологии[13 - Здесь имеется в виду локализация нейронов, участвующих в обработке информации о запахах. – Прим. науч. ред.] и субъективно воспринимаемом пространстве. Чтобы понять, каким образом запахи преобразуются в ощущения, нужно внимательнее изучить устройство обонятельной системы.

В шестой, седьмой и восьмой главах мы рассматриваем запахи с точки зрения нейробиологии. Мы проанализируем все структуры обонятельной системы – от обонятельных рецепторов в обонятельной луковице вплоть до обонятельного отдела коры, где мы находим главную часть ответа на вопрос, почему обоняние противоречит современным представлениям нейробиологии, основанным на зрительной парадигме. Обонятельный сигнал приходит в зашифрованном виде – настолько, что нейронная топология не имеет никакого сходства с топологией химических стимулов. И это подрывает идею, что наши ментальные процессы в том или ином виде являются отражением физических структур. Восприятие не отражает мир, оно его интерпретирует.

В частности, в шестой главе «Молекулы для восприятия» рассказывается, почему модели стимул/ответ, не учитывающие механизмы действия рецепторов, обречены на провал. Тому есть две причины. С одной стороны, обонятельные рецепторы не реагируют на свойства молекул так, как следует из законов органической химии. С другой стороны, два молекулярных механизма на уровне рецепторов расчленяют сигнал, приводя к значительной сенсорной неопределенности.

В седьмой главе «Анализируем луковицу» оспаривается традиционное представление о том, что обонятельная луковица имеет хемотопическую карту, под которой подразумевается систематическое отражение свойств химических стимулов. Анализируя эволюцию луковицы, мы развенчиваем распространенную идею, что функция луковицы определяется ее пространственным строением.

В восьмой главе «Измеряем запахи не по карте» предлагается альтернатива традиционному представлению о первичной сенсорной коре. Для этого мы ответим на вопрос: если мозг не использует карту стимулов для обработки обонятельных сигналов, какая другая модель может описать механизмы обоняния? Анализ грушевидной коры[14 - Часть обонятельного мозга. – Прим. науч. ред.] и ее многочисленных связей с соседними отделами мозга позволяет в качестве варианта рассмотреть временные картины активации нейронов для классификации запахов. Вывод: обонятельный мозг гораздо больше напоминает измерительный инструмент, чем карту.

В девятой главе «Восприятие как навык» говорится о том, как новые нейробиологические данные соответствуют психологическим объяснениям перцептивного[15 - Перцептивный – связанный с восприятием. – Прим. ред.] обучения и мастерства. Здесь показано, что вариабельность изначально заложена в процесс восприятия запахов. То, что люди по-разному воспринимают и описывают запахи, объясняется не только субъективностью опыта. Субъективность подразумевает отсутствие объективных измерений. Однако вариабельность обонятельного восприятия связана с причинными факторами, такими как генетика рецепторов и разветвленность системы обонятельных нейронов. Наш нос настроен на то, чтобы измерять мир по шкале, созданной нашим ментальным опытом и физиологическими условиями. Эти процессы имеют объективную основу, что показано на примере экспертов в парфюмерии и виноделии. Кажущиеся странности обонятельного восприятия легко объясняются совершенствованием наблюдений и накоплением навыков, основанных на нескольких конкретных когнитивных механизмах.

Наконец, десятая глава «Вывод: нос как окно в мозг и разум» рассматривает обоняние в рамках более широкой картины, с общими теоретическими рассуждениями о восприятии и мозге.

Вопрос, как мозг руководит носом при интерпретации информации и осуществлении наилучшего выбора, интересен и очень сложен. По этой причине, хотя книга демонстрирует науку на текущем этапе, она также рассказывает о будущем. Она заканчивается там, где зарождаются новые перспективы для развития науки и философии запаха.

То, что современная наука обоняния быстро продвигается вперед, становится очевидным, когда мы сравниваем ее с тем, как нос изучали в прошлом.

Глава 1. История носа

Если бы все существующее превратилось в дым, органом познания были бы ноздри.

    Гераклит

Научную биографию обоняния можно сформулировать в одном предложении: запахи всегда являли собой онтологическую проблему. В первую очередь, запахи представляли интерес для объяснения других явлений, таких как поведение животных или опыление цветов. Однако свойствам запахов как таковых не уделялось большого внимания. Характеристики обоняния трудно описать и измерить. Научные эксперименты по восприятию запахов никогда не приводили к однозначным ответам.

Исторические записи показывают, чего не хватало в наших попытках понять обоняние. По сути, они демонстрируют наши упущения. А недоставало анализа на уровне организма – целостного исследования, начинающегося с сенсорной системы, придающей смысл запаху. Исторически при изучении запахов внимание обращали на предметы, источающие запах и являющиеся его материальной основой. До сих пор анализ запаха нередко начинают с характеристик физических стимулов, чтобы определить их влияния на восприятие. Эта стратегия оказалась успешной при исследовании других чувств, но в случае обоняния ее стали применять лишь интуитивно. Прошлые исследования не дали выдающихся результатов, и, возможно, пришло время пересмотреть реальные достижения этого подхода и заново оценить видение, сконцентрированное на источниках запаха, анализируя современные знания в исторической перспективе. Эти записи об исследованиях запаха также раскрывают интересную и неизвестную историю творческого научного мышления.

Древние времена

История большинства наук начинается с древних греков, и наша не исключение. Теории запаха зародились еще во времена Аристотеля и Платона, задолго до эпохи Возрождения, когда возникла современная наука. В соответствии с ранними представлениями все в мире состоит из четырех элементов: земли, воды, воздуха и огня. Эта теория, выдвинутая Эмпедоклом, объясняла весь порядок вещей. Каждому элементу соответствовало его естественное место в великом космосе, а свойства элементов определяли все сущее на земле. Огонь был сухим и жарким, воздух – жарким и влажным, вода – влажной и холодной, а земля – холодной и сухой.

Как запахи вписывались в это видение мира? Было замечено, что запахи проделывали большое расстояние от источника до того, кто их воспринимал. Например, стервятники могут издали обнаруживать падаль. Однако не было понятно, какая материя позволяла осуществлять такую эффективную передачу. Нужна ли среда для передачи запаха? Учитывая неопределенную и невещественную природу запаха, древние философы не уделяли значительного внимания человеческому обонянию, и его обсуждение не занимало важного места в их трудах. Большинство мыслителей сходились в том, что нюх играл ключевую роль в жизни животных и второстепенную в жизни человека. Немногие рассуждения об источниках запаха сводились к двум противоположным концепциям реальности: запахи – это либо частицы, либо волны.

Первые представления о запахах были атомистическими[16 - Атомизм – философское учение о прерывистом строении материи, состоящей из отдельных чрезвычайно малых частиц. – Прим. ред.]. Демокрит и позднее римский философ Лукреций рассуждали о приятности запахов. Они считали, что приятные запахи вызваны округлыми частицами, а неприятные – угловатыми, например, треугольными. Но на пути распространения этой идеи немедленно возникло препятствие: как объяснить, что одна и та же пахучая жидкость может вызывать разные реакции с разной степенью воздействия?

Платон обошел эту проблему. Он считал, что запахи являются результатом физического перемещения мелких частиц. Четыре элемента сами по себе не обладали запахом, и поэтому эти свойства должны были возникать в результате материального превращения элементов в пары или газы при трансформации воды и воздуха. В диалоге «Тимей» Платон анализировал запахи в качестве промежуточных, гибридных сущностей, не имеющих конкретного воплощения. Из-за химерного строения запахи нельзя распределять по естественным категориям, а можно лишь характеризовать по гедоническому признаку удовольствия. Примечательным элементом идеи Платона остается отчетливое понимание запаха как свидетельства изменения материи. Представление о запахе как о показателе превращения элементов предполагало форму чувственного суждения о зависимой и изменчивой природе материи.

Аристотель не соглашался с теорией паров, отмечая, что рыбы определяют запахи в воде. Он не критиковал напрямую своего учителя Платона, но нападал на Гераклита, имевшего аналогичные взгляды. В труде «О чувственном восприятии» Аристотель говорил о необходимости среды и о волновой природе запаха. Эта идея была основана на метафизических представлениях Аристотеля, приведших его к мысли о невозможности существования вакуума (horror vacui[17 - Horror vacui (лат. – боязнь пустоты, отвращение к пустоте) – идущее от Аристотеля выражение, которое употребляется для обозначения т. н. отвращения природы к пустому пространству, вследствие чего везде «что-нибудь» есть. – Прим. ред.]). Волны запахов передают информацию, действуя как формальный стимул на водную или воздушную среду. В метафизике Аристотеля любой предмет представляет собой сочетание двух факторов – материи (hul?) и формы (morph?), а их взаимодействие описывается теорией гилеморфизма[18 - Гилеморфизм – термин, возникший в конце XIX века для обозначения восходящего к Аристотелю учения о форме и материи как основных принципах бытия. – Прим. ред.]. С этой точки зрения качественные вариации запахов основаны на разном материальном содержании волн.

Важны две идеи Аристотеля. Первая – разграничение в человеческом обонянии двух типов запахов. В труде «О чувственном восприятии» Аристотель признавал, что некоторые запахи обладают случайными характеристиками. Их гедонические свойства связаны не с их источником, а зависят от наблюдателя; например, аромат пищи приятнее, когда человек голоден. Другие запахи изначально приятны или неприятны вне зависимости от состояния наблюдателя. Эти запахи – свойства вещества, не имеющие отношения к человеческим желаниям. Второй тип запахов, таких как цветочный аромат – эстетический.

Кроме того, Аристотель указывал на когнитивную составляющую в восприятии запаха и вкуса. Они «приводят в действие способность восприятия, которая прежде существовала только потенциально. Таким образом, чувственное восприятие аналогично не процессу получения знаний, а использованию ранее приобретенных знаний»[19 - Aristotle, The Works of Aristotle, ed. J. A. Smith and W. D. Ross, vol. 3, On the Senses and the Sensible (Oxford: Clarendon Press, 1931), 441b, 442b.]. Возможно, именно из-за связи с воспоминаниями запахи не подходили для философских исследований основ реальности.

Запахи как объективные свойства рассматривались в садоводстве и медицине. Ученик Аристотеля Теофраст исследовал терапевтическую силу запахов. В «Исследовании растений» он давал систематические советы об излечении от недугов с помощью ароматного сока растений, например, предлагал использовать капусту для избавления от похмелья и «удаления паров пьянства»[20 - Theophrastus, Enquiry into Plants and Minor Works on Odours and Weather Signs, ed. and trans. Sir Arthur Hort (London: William Heinemann, 1916), 2:413.]. Теофраст называл восемь видов пахучих жидкостей: сладкие, маслянистые, бродильные, вяжущие, едкие, соленые, горькие и кислые. В некоторых из этих групп были дополнительные подгруппы, например, четыре варианта сладких соков.

Далее Теофраст описывал различные материальные эффекты запахов. Запахи (сухие элементы) возникали при испарении влажных элементов. Запахи растительных соков представляли собой смесь сухих (земля) и влажных (вода) компонентов. Такая классификация объясняла, почему растения могут различаться по запаху и вкусу: например, почему некоторые пахучие вещества имеют горький вкус, а сладкие вещества часто не имеют запаха.

Для медицинского применения было важно, что кроме зависимости от дозы некоторые запахи и вкусы полезны для одних организмов и вредны для других – в соответствии с их конституцией. Это противоречило мнению Аристотеля, который полагал, что любое вещество характеризуется парой противоположных сущностей. Аристотель считал, что запахи либо обладают хорошими «природными свойствами» (такими как сладость), либо имеют вредные недостатки, составляя отрицательную пару своему положительному аналогу (горькое противоположно сладкому). Однако Теофраст рассматривал влияние запахов в связи с воспринимающим их организмом и параллельно с элементным составом растений.

Таким образом он связывал различия в восприятии запаха с конституцией наблюдателя. Эта композиционная теория запаха подтверждалась наблюдениями, что некоторые свойства (такие как жгучесть или сладость) присущи и приятно, и неприятно пахнущим веществам. Идеи Теофраста можно рассматривать в качестве ранней гипотезы, объясняющей влияние смесей. Его описание запахов во фрагменте VI трактата «Причины растений» весьма обширно, хотя и не структурировано. Из его идей не выросла истинная теория запаха.

Средневековье

На протяжении Средних веков, когда общество приравнивало чувства к грехам, запахи приобрели весьма дурную репутацию[21 - Susan Ashbrook Harvey, Scenting Salvation: Ancient Christianity and the Olfactory Imagination (Berkeley: University of California Press, 2006); Christopher M. Woolgar, The Senses in Late Medieval England (New Haven, CT: Yale University Press, 2006).]. Запахи указывали на моральные качества, выявляя истинную сущность вещей. Во многих трактатах, созданных по божественному промыслу, приятные запахи и моральные ценности контрастировали с нечистыми запахами и пороками. Серные пары ада, испарения распадающейся плоти и гниющих фруктов или зловоние болезней, данных в наказание за греховное поведение, противопоставлялись цветочному аромату – знаку красоты божественного творения, с пестревшим цветами раем и религиозными ритуалами, сопровождавшимися курением фимиама. Даже в смерти «запах святости» указывал на святого или мученика. Вместо зловония распадающейся плоти из могилы святого доносился приятный сладкий аромат, напоминающий запах меда или душистых цветов и трав.

Запахи олицетворяли осязаемые сигналы духовного порядка, отражали природные законы. Теологическое исследование было неотделимо от ранних донаучных исследований космоса, и в этом контексте для средневекового мышления запахи представляли всеобъемлющую материю реальности. Запахи обеспечивали переход между телесным и нематериальным миром и выходили за пределы ближайшего физического окружения, сообщаясь с миром скрытых смыслов и причин.

В качестве отражения внутренних сущностей запахи служили бесценным инструментом для врачей. Средневековая медицина строилась главным образом на гуморальной теории греческого врача Галена. Здоровье и болезнь определялись соотношением четырех жидкостей организма (крови, флегмы, желтой желчи и черной желчи), соответствовавших четырем основным элементам (воздуху, воде, огню и земле). Каждой паре приписывалось особое свойство. Их соотношение отвечало как за темперамент, так и за физиологию человека. Кровь отвечала за смелость, флегма – за спокойный нрав, желтая желчь – за амбиции или беспокойство, а черная желчь – за аналитические способности[22 - Возможно, вы узнали в этих описаниях сангвиника, флегматика, холерика и меланхолика. – Прим. науч. ред.]. Тело представлялось как система естественных проявлений, дававших возможность понять невидимые психологические процессы. И запах был важнейшим элементом этой системы. Ароматы, соответствующие гуморальному составу человека, были приятными, а противоречащие – неприятными.

Врачи воспринимали запахи в качестве диагностического инструмента и средства для восстановления баланса гуморальных жидкостей и настроения. Популярная схема «колесо мочи» позволяла классифицировать недуги пациентов по запаху, цвету и (да!) вкусу экскрементов. Как и другие медицинские изобретения, эта практика привлекала шарлатанов, использовавших человеческую мочу в предсказательных целях. Таких шарлатанов называли «мочевыми пророками» (это выражение впервые упоминается в документах 1655 года)[23 - Adam Hart-Davis and Emily Troscianko, Taking the Piss: A Potted History of Pee (Hornchurch, UK: Chalford Press, 2006), 55.].

Средневековый интерес к передаче запахов был ограниченным и являлся частью общей дискуссии о древней космологии, причем большинство ученых предпочитали аристотелевскую версию среды платоновским парам. Теорию Аристотеля поддерживало круговое распространение запаха и тот факт, что трупы привлекали хищников на большом расстоянии даже в отсутствие ветра. Андалузский эрудит Аверроэс (Ибн Рушд) также отмечал, что пчелы определяют запах, не вдыхая воздух. Аверроэс выделял два типа чувственно воспринимаемых сущностей: материальные сущности (esse corporale) и нематериальные сущности (esse spirituale); первые воспринимались органами чувств, вторые – душой[24 - Sabine Krist and Wilfried Grie?er, Die Erforschung der chemischen Sinne: Geruchs- und Geschmackstheorien von der Antike bis zur Gegenwart (Berlin: Peter Lang, 2006), 53; Robert J?tte, A History of the Senses (Cambridge, UK: Polity Press, 2005), 59.].

Большинство схоластов, включая Фому Аквинского и Петра Испанского (автора «Scientia libri de anima»), верили в волновую теорию запаха. Средневековые ученые разделяли аристотельскую идею о боязни пустоты. Только доминиканский монах и естествоиспытатель Альберт Великий пытался объединить противоречащие друг другу представления Аристотеля и Платона о запахе. В труде «О душе» («De anima») Альберт Великий высказал гипотезу, что частицы Платона были истинной причиной запаха, прежде чем превращались в духовные качества, попав через воздушную среду в сенсорные пути. Он связал свой аргумент с наблюдениями за частицами ядовитых паров. Альберт Великий отстаивал многоступенчатую теорию восприятия: органолептические качества отделялись от материальной формы в результате умственной обработки в органах чувств[25 - Simon Kemp, A Medieval Controversy about Odor, Journal of the History of the Behavioral Sciences 33, no. 3 (1997): 211–219; J?tte, History of the Senses; Woolgar, Senses in Medieval England; Krist and Grie?er, Erforschung der chemischen Sinne, 55–58.]. Однако в теориях запаха все же превалировала идея о наличии среды.

Спорили лишь о том, как волны играют роль среды. Персидский ученый Ибн Сина, известный в Европе под именем Авиценна, предлагал три объяснения. Возможно, частицы смешиваются со средой (воздухом или водой). Или запах возникает в результате материальных изменений среды. Или, возможно, среда переносит запахи как информационные волны. Авиценна классифицировал обонятельные ощущения по степени приятности (рядом со шкалой сладкого и кислого). Более необычной была его идея, что кроме ощущаемых свойств (sensibilia), запахи также отражали такие важные качества как форма, количество, движение или покой[26 - Kriest and Grie?er, Erforschung der chemischen Sinne, 52; Avicenna Latinus, Liber de anima seu sextus de naturalibus, ed. Simone van Riet, vols. 1–3 (Leuven, Belgium: Peeters; Leiden, Netherlands: E. J. Brill, 1972), 146–153.].

А что было известно о физиологии обоняния? Средневековые представления об обонятельных путях и особенно об обонятельных нервах оставались путаными. Обонятельные нервы были открыты Галеном в античные времена, но поначалу исключались из группы нервов головы. Ситуация была исправлена только Каспаром Бартолином Старшим в XVII веке[27 - Andrea Porzionato, Veronica Macchi, and Raffaele De Caro, The Role of Caspar Bartholin the Elder in the Evolution of the Terminology of the Cranial Nerves, Annals of Anatomy 195, no. 1 (2013): 28–31.].

Средневековых теорий о физиологии запаха немного, но есть одно важное исключение – теория францисканского монаха XIII века Бартоломея Английского. Бартоломей пересмотрел анатомические данные об обонятельных путях и подкорректировал наблюдения Константина Африканского (врача XI века, известного переводами арабских медицинских текстов), полагавшего, что функция одной ноздри – в затягивании воздуха в нос, а другой – в выдыхании излишков. Бартоломей утверждал, что в ноздрях есть проводящая ткань, выступающая из мозга наподобие сосков и превращающая вдыхаемые сухие пары в душевную сущность. Далее Бартоломей предположил, что запахи действуют на мозг напрямую. Современный историк Крис Вулгар объясняет: «Нос служил путем для проведения запаха в мозг; отделявшая нос от мозга кость была пористой, и, чтобы запах ощущался, воздух должен был проходить через два отростка от лобных полостей мозга», так что «в случае запаха сам мозг являлся органом чувств»[28 - Woolgar, Senses in Medieval England, 15.].

Но средневековый мир начал угасать, и античная теория о четырех элементах распалась. В результате произведенной Коперником революции в физике Вселенная перестала быть ограниченной. Вместо представлений о замкнутом мире возникла идея о безграничной Вселенной. Как следствие, в эпоху Возрождения и раннего Нового времени возникли новые возможности для изучения природы. Космос и космические объекты потеряли свое исходное положение и оказались неопределенными и неограниченными по содержанию. После падения древней онтологии старые идеи стали совмещаться с новыми. Поднялись прежние вопросы о количестве элементов и их принадлежности. Если не существует фиксированного метафизического порядка, определяющего элементную основу вещей, к чему относятся запахи?

Новое время

Научный интерес к запахам значительно возрос в XVIII веке с развитием ботаники. Центральную роль в этом сыграл основатель современной таксономии[29 - Теория классификации и систематизации организмов. – Прим. ред.] шведский ученый Карл Линней. Его чрезвычайно увлекала классификация всего, что он встречал на своем пути: растений, животных, минералов и даже собственных коллег. Успех линнеевской системы классификации объяснялся иерархической интеграцией отдельных разнородных элементов в общие категории. Полезным оказалось изобретение бинарной номенклатуры с тщательным разделением элементов по родам и видам. Линнеем двигало амбициозное желание разработать систему, которая включала бы в себя все сущее. Он почти преуспел. Установленному им порядку не подчинились только запахи.

Линней исследовал терапевтические свойства растений на основании эмоционального воздействия их запаха. Работу «Odores medicamentorum» Линней написал в соавторстве со своим учеником Андреасом Валином[30 - Carl Linnaeus and Andreas W?hlin, Dissertatio medica odores medicamentorum exhibens (Stockholm: L. Salvius, 1752).]. Этот труд считается первым систематическим описанием запахов. Однако запахи в работе не классифицировались, а обсуждались в качестве показателей лечебных свойств растений. Система запахов Линнея существенно отклонялась от им же сформулированных общих таксономических принципов; причина такого методологического исключения остается неизвестной. Вместо вложенной иерархии Линней определил семь классов обонятельных ощущений в соответствии со шкалой гедонической привлекательности (с разной степенью притягательности). Приятные запахи относились к категориям ароматических или бальзамических запахов (теплая гвоздика или лилия). Неприятные составляли категории амброзийных (мускус), животных (коза), гнилостных (отталкивающие) и тошнотворных (отвратительные) запахов. Исключение составлял седьмой класс луковичных (чесночных) запахов, поскольку его нельзя было однозначно разместить на гедонической шкале.

Более проработанную схему Линней опубликовал в 1766 году в труде «Два ключа медицины («Clavis medicinae duplex»). В терапевтическом ракурсе «способы жизни» коррелировали со «свойствами природы». Линней описал пять принципов противоположного действия по шкале сладких и «дьявольских» (в переводе Хогга) запахов. Интерес к аффективной природе ароматов также затрагивал их влияние на поведение. Шведский врач и отец современной физиологии Альбрехт фон Галлер заинтересовался изменением ощущения запаха во времени. Например, запахи свежего мускуса или виверры поначалу отталкивают и напоминают вонь фекалий, но потом приобретают более приятные ноты. Распадающаяся плоть на разных стадиях разложения несколько раз меняет запах – от гнилостного до сладкого. Казалось, существует бесконечное множество вариантов классификации запахов. В «Elementa physiologicae» Галлер разделил запахи по трем основным принципам привлекательности: сладкие (или амброзийные), промежуточные и зловонные. Эти категории включали разнородный набор – от запаха шафрана до запаха фекалий или «запаха клопов, обнаруженных в кориандре».