Дебен еще более проникся уважением к ней за то, что она решилась обнаружить себя, вмешаться в дела двоих людей, которые не являлись ни ее друзьями ни – в его случае – даже поверхностными знакомыми.
– Этого следовало ожидать, – рявкнула матрона. – Тебе должно быть стыдно за себя, юная леди. Видишь, что случается, когда столь вульгарно даешь волю эмоциям? Ты не только ужасно выглядишь, но еще и поставила своим эгоистичным и своевольным поступком мою непогрешимую дочь в ситуацию, которую легко можно интерпретировать превратно!
Сжав кулаки, мисс Гибсон посмотрела на непогрешимую мисс Уэверли и сделала глубокий вдох. Она совсем было собралась раскрыть правду, которая нарушила бы безмятежный ход дебютного бала мисс Твининг, но тут на ее лице появилось разочарованное выражение.
Дебен решил, что она лишь сейчас поняла, что не может раскрыть всей правды, не скомпрометировав при этом себя. Именно так обычно и случается, когда женщина начинает плести паутину лжи. Всего один неверный шаг, и окажется, что сама уже безнадежно запуталась.
По крайней мере мисс Гибсон достало ума предвидеть такой исход событий. Вздернув подбородок и плотно сжав губы, она взирала на матрону в ледяном молчании.
Наблюдая за тем, как назревающий ураган разом успокоился, Дебен усмехнулся. Поистине, действо оказалось лучше любой театральной постановки.
К несчастью, именно в тот момент, когда он узрел в ситуации нечто смешное, мисс Гибсон посмотрела в его сторону и в ответ наградила убийственно мрачным взглядом, способным, казалось, заставить молоко свернуться.
– Что ж, – молвила матрона, не заметившая обмена взглядами, занятая успокаиванием пребывающей в смятении дочери, – вижу, твоим поступком руководила сердечная доброта, моя дорогая, но, как мне кажется, было бы лучше просто разыскать наставницу мисс Гибсон и предоставить ей право разрешить ситуацию.
Дебену удалось быстро справиться с удивлением от абсурдности этого замечания. Поведение мамаши практически не отличалось от столь же оскорбительного поведения дочери. Иначе говоря, юная девушка, расстроенная чем-то столь сильно, что предпочитает сбежать на террасу, поплакать в укромном уголке, получает строгий выговор. Какая несправедливость! Кто-то же должен утешить ее. Как бы то ни было, женщины не плачут столь горько в уединении без причины.
Дебен посмотрел сначала на мать, затем на мисс Уэверли и нахмурился.
Он не разделял ни женской способности сопереживать, ни сентиментальности, но, похоже, здесь являлся единственным, кто испытывал хоть малую толику сочувствия к растрепанной мисс Гибсон. Как бы то ни было, он ни за что не стал бы утешать ее лично, ибо в присутствии плачущей женщины всегда ощущал собственную беспомощность. Когда он, бывало, пытался утешить одну из своих рыдающих сестер, обычно начинал приводить рациональные доводы, отчего у бедных девушек случалась настоящая истерика.
Нет, мисс Гибсон требовалась сочувствующая женщина, наставница, о которой говорила мать мисс Уэверли, она уж точно знала бы, что нужно сделать.
Дебен оттолкнулся от балюстрады.
– Позвольте мне исправить ошибку, отыскав наставницу мисс Гибсон. Не соизволите ли назвать мне ее имя?
– Ах, – с презрительным смешком откликнулась матрона, – это некая миссис Ледбеттер. Смею предположить, вам она незнакома, милорд. Я вообще удивляюсь, как подобной женщине удалось заполучить приглашение на этот светский прием.
Дебен улыбнулся:
– Напротив. Некоторые посещают частные балы в надежде встретить людей, стоящих на более высокой, чем они сами, ступеньке социальной лестницы. Миссис Уэверли, я полагаю?
– Леди Чигвелл, – с притворной улыбкой поправила она.
– Леди Чигвелл, – повторил Дебен, отвешивая ей поклон.
Когда он выпрямился, его взгляд снова встретился со взглядом мисс Гибсон, и он подмигнул ей. Зря он надеялся, что втайне она почувствует себя польщенной. В ее глазах светилось лишь неодобрение.
Возможно, она не оценила поступка, совершенного им ради ее же блага.
– Мисс Гибсон, – произнес он, подходя к девушке и беря ее за руку, – могу ли я передать миссис Ледбеттер, что вы ожидаете ее здесь? – И, понизив голос, добавил: – Как она выглядит?
Мисс Гибсон часто заморгала. При ближайшем рассмотрении ее глаза оказались еще полны невыплаканных слез. Дебен нежно пожал ей руку, стараясь выразить этим жестом и свою благодарность и, к собственному удивлению, стремясь подбодрить девушку. На земле не нашлось бы другой особы женского пола – родственницы, конечно, не в счет, – которая могла бы похвастаться, что лорд Дебен выказал малейшее беспокойство о ее благополучии.
Но ни один мужчина, даже обладающий стойким иммунитетом к проявлению сочувствия, не смог бы не дрогнуть при виде мисс Гибсон. Она вышла на террасу, чтобы поплакать в одиночестве, а вместо этого оказалась вынужденной обнародовать свое душевное состояние и в довершение всего подверглась жестокой критике вместе со своей наставницей.
– У нее на голове пурпурный тюрбан, украшенный белым и фиолетовым страусиными перьями. Вы ее точно не пропустите. – Затем, выдернув свою руку, добавила более громко: – Думаю, будет лучше, если я в самом деле подожду ее здесь.
– Вот уж точно, – приторно-сладким голоском пропела мисс Уэверли. – Ты же не можешь в таком виде выйти в бальный зал. Тебе нужно как следует умыться, прежде чем снова показываться на людях.
Мисс Гибсон принялась поспешно вытирать щеки руками. К сожалению, ее перчатки были также сильно запачканы, поэтому результат получился еще более плачевным.
– Позвольте мне, – произнес Дебен, церемонно вынимая из кармана фрака белый шелковый платок со своей монограммой и протягивая ей.
– Благодарю вас, сэр.
Платок она взяла с большой неохотой, и Дебен решил про себя, что она отказалась бы, если бы не бедственное положение.
«Интересно, с чего бы это?» – подумал он. Если она питает к нему неприязнь, зачем тогда вообще пришла ему на выручку?
Мисс Гибсон тем временем от души и совсем не элегантно высморкалась.
А возможно, как она и сказала, ей просто не нравилось, что джентльмен увидел ее в таком состоянии.
Должно быть, его догадка верна.
Дебен развернулся, радуясь тому, что ее неприязненное отношение не относится к нему лично, и зашагал прочь с террасы обратно в бальный зал.
Он никак не мог отделаться от непонятного чувства сожаления по поводу того, что ничего не может сделать, чтобы облегчить страдания мисс Гибсон. В тот момент, когда над ним нависла угроза связать себя узами брака с существом, подобным мисс Уэверли, он осознал, что скорее умрет, чем позволит себе повторить судьбу отца, неудачно жениться. Чем больше он об этом думал, тем крепче утверждался в мнении, что мисс Гибсон вмешалась исключительно ради того, чтобы уберечь его от подобной незавидной судьбы. Не хотела допустить, чтобы кого-то против воли заманили в брачную ловушку.
Возможно, именно поэтому плакала. Из слов леди Чигвелл Дебен заключил, что она родом не из знатной семьи. Возможно, ее принуждают «удачно» выйти замуж, упрочить социальное положение семьи. Вероятно, именно поэтому она оказалась на этом балу, ее выставили на всеобщее обозрение, чтобы потом продать, точно рабыню на аукционе. Ему не представился случай увидеть девушку во всей красе, но ее юность и беззащитность уже служили достаточным основанием, чтобы заинтересовать нескольких знакомых ему мужчин, которые вознамерились в этом сезоне присмотреть себе жену. Так уж устроен мир. Джентльмены в годах, с деньгами и статусом, получали право выбрать себе в жены юную девственницу из тех, кто каждый год приезжает в столицу в надежде выйти замуж. А их семьи в буквальном смысле продают дочерей тем, кто предложит самую высокую цену, презрев собственные соображения по этому поводу.
Девушки же, которым отказано в праве голоса при выборе супруга, реализовывали это право, выбирая себе любовника.
Дебен обладал привилегией выбирать, которой лишены многие женщины. А он-то практически отказался от этой возможности!
Именно мисс Уэверли вывела его из апатии, едва не доведшей его до роковой ошибки. Представления Дебена о браке были столь циничны, что он едва не позволил судьбе все решать за него, уподобившись игроку, который подбрасывает монету, определяя свой следующий шаг. Он полагал, что лишь облегчит себе жизнь, если избавится от терзаний выбора. Ничего подобного. Брак, когда он уже заключен, представляет собой нерушимую связь. Нежелание сменить холостяцкий образ жизни на семейный ничуть не оправдывает его попустительского подхода к выбору невесты. Хотя лично для себя он не видел счастья в браке, ради блага своих будущих детей обязан был тщательно изучить характер женщины, которой суждено произвести их на свет. Сознательно он никогда не навязал бы детям мать, подобную его собственной. Или такую женщину, как мисс Уэверли.
Возможно, ей и удалось заставить его стряхнуть с себя фаталистический настрой, но преуспела она в этом потому лишь, что олицетворяла все женские пороки разом.
Дебен не испытывал к ней чувства благодарности. С другой стороны, вмешательство мисс Гибсон, каким бы бесполезным оно ни было, побуждало его как-то отплатить ей за беспокойство о нем. Никто прежде никогда не пытался уберечь его от чего бы то ни было.
Великий боже! Он замер на месте, испытывая неуместную радость от того, что его спасла девушка, находящаяся в бедственном положении.
Никто, даже наделенный самым живым воображением, не счел бы графа Дебена рыцарем в сияющих доспехах. Свои битвы он вел в палате лордов, а не на турнирах, и сражался бьющими точно в цель словами, а не копьем или булавой.
Дебен безотчетно обернулся, чтобы еще раз посмотреть на мисс Гибсон, и перехватил брошенный на нее ядовитый взгляд мисс Уэверли.
Он уже убедился, что эта девушка аморальна и безжалостна. И мисс Гибсон, хотя обладала значительной долей мужества, социально не защищена перед расчетливой Изабеллой и открыта для всевозможных нападок, которые, без сомнения, последуют при первой удобной возможности.
Дебен размышлял над тем, как он сможет отплатить мисс Гибсон за помощь в сохранении свободы. В его голове созрел план. На протяжении по крайней мере нескольких последующих недель он станет тайно присматривать за ней. Одному Богу известно, какой хитроумный план мести может зародиться в голове интриганки Уэверли.
Глава 2
Лондон, несколько дней спустя
Глядя из окна гостиной тетушки Ледбеттер на ряды домов на противоположной стороне улицы, Генриетта подавила вздох.