– Пол первого!
– Я не успею поесть!
– Не поешь – никуда не пойдешь!
– Лале!
– Я свое слово сказала!
Мы так и общаемся через стенку, переругиваясь, я наконец ступаю под душ, вода глушит голоса, и я вынуждена признать ее правоту и подчиниться. Голодного обморока на занятии мне еще не хватало, бедного Германа же инфаркт схватит.
***
В крови курсировал остаточный алкоголь, мотоцикл седлать было нельзя, и я на всех парах понеслась на шпильках вниз по ступенькам, выбежала из подъезда и села в такси.
Я опоздала на час, калитка была не заперта, и я вошла в дом профессора: сегодня воскресенье, выходной, и мужчина предложил провести занятие у себя в старом коттедже в два небольших этажа; я возражений не имела, старик совершенно безобиден.
– Профессор Герман, вы здесь? – посылаю я зов, очутившись в холле, но голос мой пропадает в дальних коридорах, а ответа нет, тишина.
Медленно поднимаюсь по лестнице на второй этаж, заглядываю в открытое помещение, зал с роялем, ноты рассыпаны по крышке фортепьяно, а самого профессора нигде нет.
– Что ты здесь делаешь? – раздается за моей спиной, и я подскакиваю на месте от неожиданности, оборачиваюсь немедля и встречаюсь с серыми глазами.
– А ты? – с опаской слежу за его движениями, Ян приближается плавно, тягучими шагами, плечи напряжены.
– Я первый задал вопрос, – глаза прожигают холодом, и меня реально берет страх, я сглатываю, но стараюсь говорить уверенно:
– У меня занятие с профессором, только я опоздала: пробки. А ты как здесь оказался? Знаком с Германом?
– Знаком, – кивает он, не сводя с меня прищуренных глаз. – Он мой дед, но для тебя же это не сюрприз, да?
Дед? Герман? Мой репетитор? Не может быть!
Еще один шаг в мою сторону, а я зачем-то включаюсь в его странную игру, позабыв о своей: с каждым его шагом делаю два шага, отступая назад.
– Не понимаю, о чем ты.
Сердце не на шутку разогналось, бьется словно обезумевшее.
– Всё ты понимаешь.
– Ян, что ты делаешь? – Я вытянулась струной, вся превратилась в одну большую панику. – Не подходи!
В какой-то момент парень оказывается так близко, что я теряю контроль.
Он подошел слишком близко! Ему не следовало этого делать! Будь он умнее, не получил бы от меня кулаком в лицо.
Я испугалась. Очень сильно испугалась, мой инстинкт самосохранения сработал сам по себе, я не хотела ничего такого. Не хотела навредить Яну. Он сам… сам не внял моему предупреждению! Прикоснулся ко мне!
– Сука! – Коваль злобно шипит, быстро вытирая с лица кровь и сверкая глазами, в одно мгновение наполнившимися дикой яростью.
Молниеносное движение в мою сторону, и я сжимаюсь, плечи начинают трястись. Страх, какими бы успешными ни были мои прежние тренировки по самообороне, накрывает меня душным одеялом. Всё это время я обманывала себя, я никогда не была сильной, и уж тем более мне не свойственен холодный расчёт там, где я легко могу словить приступ страха, где теряюсь и ощущаю панический стресс, стоит лишь мужчине подойти ко мне, такому разъяренному, с опасным блеском в глазах. Я отчетливо понимаю, что с такой бешеной силой не справлюсь, мне ни за что не одолеть такого противника.
Ян вышел из себя, потерял контроль и может запросто прибить меня на месте, не думая о последствиях. Сначала сделает, а потом, когда эмоции схлынут, ненависть потеряет свою силу, вот тогда и подумает. Но уже будет поздно – я буду лежать на полу в полной отключке. Более того, один только его огромный кулак способен выбить из меня дух. У меня нет шансов.
Мне до дрожи страшно, отчаянно прижимаюсь к стене, глаза закрыты, а рука со сжатой судорожно кистью сама поднимается и накрывает голову в ожидании удара, более сильного, чем может себе позволить такая хрупкая девушка, как я.
Пальцы другой руки ногтями впились в стенную штукатурку, я медленно оседаю на пол, сердце выпрыгивает из груди, дыхание замирает. Я даже дышу через раз, прислушиваясь к себе, готовясь к боли.
Проходит минута, и я только понимаю, что ответного выпада не последовало. Ян меня не ударил, а комната давно погружена в странную тишину, звуки стихли, его шагов я тоже не слышала. Уходящих шагов абсолютно точно не было. Он здесь… он смотрит на меня?
Осторожно открываю глаза, смотрю поверх руки, все еще прикрывающей мое лицо: серые глаза внимательно, с любопытством изучают меня, мужчина выглядит озадаченным, но никак не злым, от ярости не осталось и следа. Кровь течет из носа, но мужчина будто не замечает этого.
Мои губы подрагивают, я всё еще не понимаю, в чем дело, я не отошла от шока, поэтому с опаской и очень медленно опускаю дрожащую руку.
– П… п-прости, – шепчу на грани слышимости, и он, до того сидящий на корточках и упирающийся локтями на согнутых коленях, разжимает сцепленные вместе пальцы, наклоняется, протягивая ко мне руку. Я не успеваю подумать, отшатываюсь по привычке и прижимаюсь затылком к стене. Рука его повисает в воздухе, так и не дотянувшись до меня. – Не надо. Пожалуйста, не касайся меня. Я очень тебя прошу.
– Почему? – так же тихо отзывается он, спокойно, вернув ладонь обратно на колено. – Почему я не могу прикоснуться к тебе? Ты боишься меня?
– Боюсь, – не стала врать я.
Наши взгляды по-прежнему не отпускают друг друга, следят пристально, с интересом. Разве что мой интерес вызван исключительно страхом, в его же глазах страха нет, в них глубокое раздумье, словно он пытается что-то понять, осознать для себя, а потом широкие брови вдруг хмурятся, обозначая одно: найти ответ ему не удалось. Мысли не привели его к нужному консенсусу, казалось, еще больше запутали его раненую голову.
Он поджимает губы, на которых блестят капельки крови, и задает закономерный вопрос:
– Ты испугалась меня, потому что думала, что я ударю тебя? Так?
Глубокий, отрывистый вдох, и я киваю, проглотив ком в горле, слова не лезут из меня, кажется, голосовые связки потеряли естественные навыки, забыли в один миг, как выдыхать и складывать звуки.
– Я не ударю тебя, – говорит Ян и, поднявшись, протягивает мне руку. Чтобы я могла встать с его помощью.
Но я не могу пошевелиться, я уж не говорю о доверии, которая подтолкнула бы меня к тому, что я без колебаний приняла бы эту руку, мужскую руку, которая всё еще таит в себе опасность. Так вот доверия как не было, так и нет. Ничего не изменилось. Мне всё еще страшно.
– Я не сделаю тебе больно. – Не найдя отклика и после этих слов, он, хмурый, снова опускается рядом, вглядывается в мое лицо и произносит мягко, почти шепотом: – Обещаю.
– Отойди, я… – мой подбородок с вызовом приподнимается вверх, – я сама встану.
– Что с тобой не так? Сначала бьешь ни за что. Удивительно профессиональным хуком справа. Потом вдруг пугаешься, как невинный олененок, с усердием хамелеона пытаешься слиться со стенкой. Говорю, не трону тебя, не обижу, а ты всё равно дичишься. И это после того, что ты сломала мне нос, – он указывает пальцем на свое разбитое лицо и продолжает, уже сверля меня недовольным взглядом. – Если бы я хотел что-то тебе сделать, я бы уже это сделал. А раз я этого не сделал, значит уже не сделаю. Ты логически думать умеешь? Не надо видеть во мне монстра, когда я им не хочу быть. Я скажу, когда можно.
И он криво усмехается.
– Это типа шутка такая, да? – не оценив юмор, я еще больше настораживаюсь.
– Типа да. – Секунда, и мужчина становится предельно серьезным. – Хорошо, раз тебе нравится сидеть на полу – пожалуйста. Только ответь на вопрос: почему ты ударила меня?
Сузив глаза, он с подозрением разглядывает мое лицо.
Что он там ищет? Ответ? Вот уж чего-чего, а правильного ответа он точно в моем лице не найдет, просто такое ему никогда бы не пришло в голову, даже если он переберет в мыслях, казалось бы, все возможные варианты.