Дочь Гломскара

Мы шли вдоль длинной вереницы холмов, и, казалось, конца и края этой снежной пустоши нет. Только лишь снег, немая напряженность и хруст под ногами. Наш путь по моим ощущениям уже длился пару часов, ноги начали уставать, и преодолевать сугробы становилось все сложнее и сложнее. Однако все еще было светло. Возможно время здесь течет иначе.

Я взглянула на Линду. Она шла, запинаясь о сугробы, но не спускала глаз с Бенгта, будто ждала чего-то. Ее коса совсем растрепалась. Правой рукой она придерживала левую, прикрывая рану, защищающую ее. По ее порывистой походке было понятно, что ее лучше сейчас не трогать. Она все еще была зла на него, но я так и не поняла причины этого.

В тот день, после звонка Бенгта, мы сидели в машине до вечера. Я была напугана, а Линда сидела, что-то обдумывая. Она предложила согласиться поехать на встречу вместе со мной, но голос в трубке четко дал инструкцию приходить одной. Она подбадривала меня. Все то время, что я сидела в придорожном кафе, Линда находилась в моей комнате на телефоне, готовая в любой момент сорваться. Невыносимая лучшая девчонка была рядом со мной, и без нее я бы не оказалась здесь.

Наконец-то вдали показались огромные ворота. И непроходимые сугробы сменило подобие тропинки. Чем ближе мы подходили, тем величественней представлялись ворота. Подойдя ближе, мы смогли разглядеть и стены – это была крепость, построенная изо льда. Вдоль ее стен стояли заснеженные высокие фигуры. Напоминали женщину в одеянии, сидящую на коленях. Все они были одинаковые, их лица выражали суровую смиренность. По крайней мере, мне так показалось. Уже у самых ворот Бенгт остановился.

– Здесь мы найдем ночлег. Говорить буду только я, и ты, – он пренебрежительно бросил Линде, – спрячь руку, тебя не должны раскрыть.

– Не говори так со мной, Бенгт, – она огрызнулась и с укором посмотрела на меня – а ты чего молчишь?

– Прости, я устала, – я была расстроена, –прости, Линда. Бенгт, пожалуйста, давай без конфликтов.

Он проигнорировал нас и подошел к одной из статуй. Только сейчас я заметила там стражника. Они были в белых накидках, которые скрывали их от посторонних глаз. Бенгт долго говорил со стражниками, но конечном итоге, ворота открылись.

Перед нами открылся вид на большое пространство внутри крепости. Небольшие белоснежные дома были расположены один за другим, прослеживалась их необычная геометрия. Тропинка сменилась дорожкой, казалось, мы попали в ледяной городок, какие обычно строят энтузиасты в парках зимой. Свет отскакивал от каждой поверхности, создавая сказочное свечение. Жители были как на подбор: светловолосые, с сияющими зелеными глазами, и одежда, которую бы у нас назвали средневековой. Каждый из них молча шел по своему пути, а ты словно сторонний наблюдатель незаметно подглядывал за ними.

– Нам нужно передать конверт от Зельтон, там и попросим ночлег.

– Кому он предназначен? – я не удержалась.

– Он для отца Эмилии.

– Она родом отсюда? – моему любопытству не было предела.

– Расскажу по дороге, – Бенгт накрыл лицо капюшоном от накидки, так, что можно было увидеть только нижнюю треть его лица.

Пока мы шли к нужному адресу, Бенгт рассказал нам, что миссис Зельтон стала проводником не просто так. Ее мать – аннар, а отец – саннр. Но жить здесь ей не было дозволено. Мать миссис Зельтон умерла, но память о ней до сих хранится в сердце этого мужчины. Это было еще во времена вылазок саннров. Мать Эмилии не хотела скрывать правду ее происхождения, и, чтобы иметь возможность общаться с отцом, Эмилия стала проводником: в качестве оплаты путники передают письма между мирами. Только так она может поддерживать с ним связь, поскольку проводникам запрещен вход в Гломскар, но, и не став им, она не смогла бы даже так взаимодействовать с ним.

Мы шли вдоль одной из улиц, проходя множество перекрестков. Наша одежда выглядела инородно по сравнению со светлыми одеяниями местных. Краем глаза я замечала их суровые взгляды. Вскоре мы дошли до покрытого слоем снега старого домика. Он выбивался из общей картинки: на фоне ухоженных домов, он казался заброшенным и забвенным. К этому времени и я, и Линда, перемещающиеся в основном на машине, очень устали. Мы еле-еле плелись за Бенгтом, для которого, судя по всему, это было привычно.

Он постучал три раза по растрескавшейся деревянной двери. За ней послышались шаркающие шаги, а затем с характерным скрипом дверь отворилась. Нас встретил понурый, но опрятный старик. На фоне его посеревшей кожи особенно выделялись ярко-зеленые глаза, как последние искры угасающего огонька. Если присмотреться, то было видно бельмо на зрачке левого глаза.

– Господин Зельтон, мое имя Бенгт, – он немедля протянул ему конверт, – я принес письмо от Эмилии.

Лицо старика мгновенно засияло, и он, трясущимися руками, взял его.

– Моя милая, Эмилия, – на его глазах проступили слезы, – так долго не было вестей.

Он тут же распечатал конверт и достал из него лист бумаги. Старик принялся читать, близко поднеся письмо к лицу. Он тяжело вздохнул, быстро сложил конверт, спрятав его за пазухой.

– Господин Зельтон, наш путь неблизкий, и нам нужен ночлег.

Старик, оценивая, осмотрел нас. Мы были уставшими и выглядели соответственно. И тут его взгляд пересекся с моим. Он долго и пристально смотрел мне в глаза – на его лице отразилось удивление. Ничего не сказав, он жестом пригласил нас внутрь.

Мы прошли в небольшую комнату посреди которой стоял круглый стол с тремя стульями: два взрослых и один детский, похожий на самодельный. У стены стояла небольшая кровать, заливаемая закатным солнцем из окна, а оставшийся свободный угол был заполнен полками с книгами и детскими рисунками. Вся обстановка в доме показывала: вот-вот в доме раздастся топот маленьких ножек, но оглушающая тишина, нарушаемая тяжелым дыханием старика, навевала невероятную тоску. Старик удалился в другую комнату и вернулся с несколькими плетенными покрывалами в серо-синих тонах. Он бросил их прямо на пол:

– Места мало, расположиться можете на полу. Больше мне нечего вам предложить.

– Спасибо, господин Зельтон, вы очень признательны, – я поблагодарила его, за что получила осуждающий взгляд Бенгта. Да, он предупреждал нас помалкивать, но я хотела лично поблагодарить старика за его помощь.

Лицо старика смягчилось и мне показалось, что он улыбнулся мне.

– Бенгт, у меня есть просьба, – старик обратился к нему, – совершенно нечем накормить вас, сходи к Фрее, она живет через три дома к югу. Попроси хлеба и молока. Я уже совсем стар, к ночи быстро устаю.

– Хорошо, мы с выполним вашу просьбу, – он жестом показал нам идти к выходу.

– Посмотри на них, они с ног валятся, иди один, – неожиданно старик встал на нашу сторону. Вероятно, он заметил, как сильно я и Линда были утомлены.

Бенгт покосил взгляд в сторону, словно решая. Он свел брови к переносице, отчего взгляд его стал суровым. Что-то обдумав в своей голове, он согласился и покинул помещение.

Как только старик убедился, что Бенгт ушел, тут же подошел ко мне:

– Твое лицо…позволь, – он взял мою руку, будто согревая, – Ты из рода Лиорейн?

– Да… – я ни на шутку испугалась, – мое имя Миранда, я дочь Густава и Элизабет.

– Бедное дитя, зачем же ты вернулась в Гломскар?

– Мои родители, Бенгт сказал, что они здесь. И я пришла за ними.

Старик отпустил мою руку и пригласил меня в соседнюю комнату. Линда все это время лишь молча наблюдала, не смея вмешиваться.

Как только мы вошли в нос ударил запах дождя вперемешку с горечью. Вся комната была заставлена розовыми астрами. Это была детская. Маленькая кроватка стояла у окна, а в ней лежали нетронутые вязаные и деревянные игрушки. Небольшой столик с маленьким стулом стояли у противоположной стены. А все стены были украшены детскими рисунками и фотографиями, на которых изображены женщина и девочка. Глядя на них можно было наблюдать, как шли годы, и девочка росла, а женщина увядала.

– Цветы здесь хорошо хранятся, – заметил старик, – я ждал их, но понимал, что это невозможно.

– Мне очень жаль, что вам приходится переживать разлуку с близкими, – я осторожно погладила его по плечу.

– Я никогда не думал, что моя жизнь будет такой, – он тяжело вздохнул и погладил перила кроватки, – сорок два года прошло с тех пор, как я видел Эмилию и Анну в последний раз. Мне даже не с кем поделиться этим.

На мои глаза навернулись слезы, столько боли и смиренного отчаяния было в его словах.

– Эмилия моя преподавательница в университете, – я улыбнулась старику, – страх всех студентов.

– Да, характером она явно в меня пошла, – старик рассмеялся. – А вот ее мама… Она была очень мягкой. Мы встретились, когда меня направили на поиски нарушившего клятву саннра. Она поливала цветы в небольшом саду: нежная, ее локоны так легко развевались на ветру. Я влюбился… И не мог противостоять своему желанию быть с ней. Я стал чаще браться за задания в мире людей, дабы проводить с ней больше времени. Сначала я лгал про военную службу, а потом рассказал ей все. И она приняла меня! Согласилась ждать меня столько, сколько потребуется. А потом родилась Эмилия. Она была нежным цветком – плодом нашей светлой любви. Эмилия росла, а я все реже и реже мог видеться с ними. Я…я просил, умолял Снэбьерна сделать исключение, но нет. Она – незаконнорожденная и ей путь закрыт. А он, как узнал про то, что Анне все известно, лишил меня всех прав за “нарушение таинства”. Он запретил не только переходы за горизонт, но и покидать остров: “Ты совершил немыслимый проступок. Движимый волею сердца, а не разума, ты раскрыл таинство Гломскара простому аннару. Но за твою службу я пощажу тебя и не отправлю в Нидхолм. Отныне тебе запрещено покидать пределы Фростварна!”. Это стало таким сильным ударом для меня, – по его щекам текли слезы. – Но Анна не сдалась: она нашла способ, нашла каким-то неведомым образом проводника, который взял Эмилию на обучение. Она, нарушая все мыслимые и немыслимые правила, осталась верна мне. Я знал, как растет моя дочь, но осознание того, что я никогда не смогу ее обнять, взглянуть в глаза – терзает меня.

– Вы настоящий герой, вы сохранили верность и пронесли ее сквозь годы.

– Нет! Моей заслуги здесь нет. Я должен был сбежать, найти любой способ увидеть свою семью. – старик тяжело вздохнул, – Поэтому, Миранда Лиорейн, запомни: чтобы ты не услышала про свою семью, знай, твой отец не мог поступить иначе.

– О чем вы говорите? – он знал моего отца, судя по всему.

– Придет время и ты поймешь. А еще, будь осторожна…

Он не успел договорить, в дверь детской постучали. Это был Бенгт, который уже вернулся. Не дожидаясь ответа, он приоткрыл дверь и спросил, все ли у нас в порядке. Старик смахнул слезы с глаз, и ответил, что лишь попросил помочь меня с цветами. Бенгт подозрительно взглянул на старика, но ничего не сказал и вышел.

Я была потрясена рассказом старика, его трагедия настолько глубоко проникла в мое сердце, что кусок в горло не лез. Весь вечер я сидела на полу со своим пайком, погруженная в мысли обо всей этой истории и просто смотрела в пол, не замечая происходящего вокруг.

Линда, не понимая, что происходит вокруг, тоже поникла. Ей этот мир был чужд, а еще ее явно раздражал Бенгт. Она, безусловно, старалась держаться, но иногда в ее движениях и словах проскальзывала эта неприязнь.

Наступила ночь, и нам следовало бы всем хорошо отдохнуть перед очередным днем в пути. Старик на своей кровати тихо постанывал, читая перед сном письмо от Эмилии. Бенгт лег у его ног и сразу уснул. Мы же с Линдой еще долго лежали в своем углу, каждая думала о своем. И тут Линда придвинулась ближе ко мне и прошептала:

– Миранда, как ты еще держишься?

– Сама не знаю. Наверное, на большом желании увидеть родителей.

– А что этот старик рассказал?

– Он рассказывал про свою жизнь, – на мои глаза навернулись слезы, – у него очень трагичная судьба. А еще, он хотел о чем-то предупредить меня, но не успел. Бенгт вернулся.

– А ты не думаешь, что это может быть связано, раз старик не хотел при нем говорить?

– Не знаю, Линда. На нас столько всего свалилось. Но почему-то мне кажется, я могу доверять ему.

– Ты как всегда! – она слегка повысила голос, – Я не верю, что он делает это из своего какого-то там мифического долга.

– Как твоя рука? – я попыталась перевести тему.

– Болит, но еще больше мне больно за тебя, дура. Нужно выяснить у старика все. Я отвлеку Бенгта, а ты…

– Прекрати, я не хочу об этом думать. – я не дала ей договорить.

Линда тяжело вздохнула, отвернулась от меня, и через какое-то время я услышала ее тихое сопение. Сама я никак не могла уснуть, поэтому просто лежала с закрытыми глазами.

Уже немного задремав, я услышала сначала шорох, а потом хрипы. Приподнявшись, я видела, как господин Зельтон задыхается. Я подскочила к нему: он был заплаканным словно маленький ребенок, увидевший страшный сон. Я ногой толкнула Бенгта, он еле-еле очнулся. Я держала старика за руку, пока он бился в истерике. Бенгт тоже подскочил, как только пришел в себя. Он судорожно стал метаться в потемках, в поисках чего-то. Линда тоже проснулась от всей этой суматохи. Она поднялась и принялась поднимать старика:

– Он задыхается, ты не видишь?! – она оттолкнула меня и рывком усадила его на кровать, оперев на стену. – Воды, найдите воду!

Бенгт забежал в детскую комнату, взял первую попавшуюся вазу, выбросил оттуда цветы на пол и вернулся в комнату. Я была поражена всем происходящим, и единственное, чем я могла помочь, это подползти к старику и держать его за руку. Бенгт поднес вазу к его лицу, но старик весь напрягся, стал извиваться.

– Это ради вашего блага, господин Зельтон, – абсолютно сухо произнес Бенгт.

– Нннн… – он явно был напуган и мычал что-то бессвязное.

– Прошу, Эмилия будет ждать вашего ответного письма, – я сжала еще сильнее его руку.

Он выпучил глаза и замер. Посмотрел на меня и свободной рукой подозвал меня к себе со словами:

– Эмилия, родная, это ты! – казалось, он сошел с ума.

Линда толкнула меня в локоть и приказала подыграть ему. Я привстала и обняла его.

– Да, папа, я здесь – слезы обжигали щеки, – я с тобой. Все будет хорошо.

– Столько лет я ждал тебя… – он разомкнул объятия, посмотрел на всех нас и принял вазу от Бенгта.

Он жадно пил воду из-под цветов, не позволяя ни единой капле просочиться мимо. Когда он закончил, его щеки наполнились румянцем. Мы уложили его спать, убедились, что старик успокоился и вернулись на свои места.

Когда я легла на свою лежанку, нащупала в кармане джинсов какой-то сверток. Это было письмо. Я тихонько развернула его и принялась читать:

“Дорогой отец!

Передать тебе письма никак не удавалось. После тотального контроля, путники были редким явлением. У меня все хорошо. Недавно я встретила мужчину, который принял мой тяжелый характер и готов нести со мной ношу этой жизни. Он чем-то напоминает мне тебя: такой же статный и величественный. Я до сих пор бережно храню в памяти все мои воспоминания, связанные с тобой. Обещаю сохранить память о вашей с мамой любви и бережно оберегать ее.

У меня будет большая просьба к тебе. Недавно ко мне обратился сын викра Фридлейва и обманом вынудил меня провести его через горизонт в мир Гломскара. Впоследствии я узнала, что он разыскивает саннра, дочь Лиорейнов.

Отец! Его мысли и желания слишком черны, я не верю, что он делает это из благих намерений, учитывая сущность его отца. Я не могу не исполнить его волю, иначе это письмо не дойдет до тебя. Отец, Прошу! Предупреди эту девочку об опасности, она слишком добра и доверчива.

Незаконное правительство явно задумало что-то плохое, и я с тяжким сердцем сообщаю, что всему Гломскару будет грозить опасность. Прошу тебя, оповести эту девочку, даже если на кону будет твоя жизнь, она должна узнать правду!

Мне тяжело принимать и осознавать, что возможно, я никогда не получу ответного письма, но, увы, обстоятельства складываются не так, как мы хотим.

Прошу, предупреди ее: Бенгт опасен, он несет лишь злобу и чернь!

В моем сердце для тебя отведено отдельное место, и оно всегда будет!

Твоя единственная и любящая дочь, Эмилия!”

Я была потрясена. Словно тысячи игл разом вонзились в мое тело. Нет, это не может быть правдой! Слезы текли из моих глаз. Неужели, миссис Зельтон изначально знала, кто я такая. А Бенгт? Я думала, что он и вправду честен со мной, а, выходит, все это делал намеренно, отыгрывая роль рыцаря? Нет, я не могу в это поверить. Он не мог так поступить.

Быстро прячу письмо в джинсы, тихонько привстаю и, чтобы не разбудить Бенгта, аккуратно перешагиваю через него. Я дотронулась до руки господина Зельтона, но она была ледяной. Когда глаза привыкли к темноте, я, прищурившись, вгляделась в его лицо. Глаза были открыты, а грудь не поднималась. Я попыталась его растормошить – никакой реакции. Сердце забилось еще сильнее, я невольно начала пятиться назад, и в этот момент мою ногу схватила рука. От ужаса я закричала, и начала дергаться в попытке освободиться. От шума вскочила Линда и, увидев происходящее, набросилась на Бенгта. Защищаясь от нее, он ослабил хватку, и я сбросила его руку со своей щиколотки. Линда же залезла на него сверху и начала беспорядочно бить руками. Он был физически сильнее, поэтому легко ее скинул с себя. Она упала на пол и скорчилась от боли. Я схватила со стола вазу и разбила ее об его голову. Он не упал, но согнулся от боли, сжав свою голову ладонями. Мы успели забежать в детскую и захлопнуть дверь прямо перед его носом. Под ногами послышался хруст: весь пол был усыпан засохшими цветами, которые еще несколько часов назад благоухали жизнью. Бенгт со всей силы бился в дверь. Каждый его удар и треск двери болью разносились в моем сердце.

– Миранда, нам нужно поговорить! – он бил все сильнее и сильнее, – Открой, я не наврежу тебе!

– Я не верю тебе!

– Открой!

– Нет! – Линда не сдерживалась, – Ты! Кто ты такой? Проваливай!

– Миранда, прошу, – за дверью раздался вопль, – клянусь, я не наврежу вам, открой!

Что-то щелкнуло во мне, словно заколдованная, я потянулась к двери. Линда пыталась мне помешать, а я, окутанная туманом, оттолкнула ее и распахнула дверь. Перед лицом мелькнуло какое-то облако и мир погрузился во тьму.

Примечания