Убийство на верхнем этаже

– Вот еще! После всего, что он ей сделал? Это его дочь, племянница мисс Барнетт, написала ей и сообщила, что он помер. Я это письмо видела. В жизни не читала более чопорного и сухого послания. И ведь знала, что отец и словом не обмолвился с теткой больше чем за двадцать лет, а вот, видно, решила, что обязана известить: мол, ваш брат толь ко что умер, похороны там-то тогда-то. И нахальная же девица! Очевидно, вся в отца. Мисс Барнетт, разумеется, и бровью не повела. А больше девчонка и не писала.

– А, значит, все-таки есть живые родственники?

– Да она и не знала о них, пока это письмо не пришло. И о девице этой в первый раз слышала. И что брат женился – тоже.

– Девушка не упоминала, она единственный ребенок в семье или есть еще кто-то?

– Боже упаси! Ничего подобного в этом письме не было, хотя могла бы, кажется, догадаться, что именно это тете и интересно, раз уж она даже о племяннице своей не знала.

– Ну, во всяком случае, теперь нам известно, что она есть и если не умерла с тех пор, приходится покойной ближайшим родственником. Сержант Эффорд, займитесь этим. Думаю, ее не трудно будет найти. Потом, глядишь, и письмо ее отыщется.

– Не отыщется, – фыркнула миссис Пилчард, – поскольку Аделаида швырнула его в камин, как только мы его прочитали. Но могу вам сказать, девчонку зовут Стелла. Подписано Стеллой Барнетт. Собственноручно, – с негодованием сообщила миссис Пилчард. – А своего отца она непременно хотела кремировать – представляете? – в Голдерс Грин. Впрочем, туда ему и дорога.

Морсби переглянулся с Роджером и явно уже не для протокола поинтересовался, правильно ли он понял, что миссис Пилчард кремацию не одобряет?

– Нет! – с чувством ответила пожилая леди. – Разве это не против Святого Писания? «Где выживут черви», – сказано в Библии. Хорошенькие шансы у червей будут в крематории!

– Но не сказано ли далее: «И не угаснет огонь их»? – мягко заметил Роджер. – Мне кажется, крематории отлично сюда вписываются.

Миссис Пилчард ограничилась стандартной концовкой религиозных прений, презрительно и вызывающе фыркнув.

– Ну полно, полно, – проговорил Морсби. – Мы, кажется, несколько уклоняемся от темы, верно? Итак, мистера Барнетта должны были кремировать в Голден Грин, не так ли? Ну, этого для нас более чем достаточно. Как давно все это было, мадам, хотя бы примерно?

Миссис Пилчард думалось, что лет пять с тех пор уже точно прошло. Кстати уж, девчонка писала из какого-то местечка в Хартфордшире, что-то такое на Вуд, помнится Морсби сделал пометку и перешел к расспросам о материальном положении мисс Барнетт.

Миссис Пилчард и здесь оказалась просто кладезем информации. Мисс Барнетт и в голову не пришло обменять на что-нибудь оставленные ей отцом ценные бумаги, но, поскольку консоли упорно падали в цене, ей приходилось быть все более и более осторожной. И вот эту-то вынужденную осторожность злые языки выдавали за скряжничество. Не то чтобы мисс Барнетт проживала хотя бы проценты, боже упаси, да и какой разумный человек станет так делать? Кроме, разве, нас, ирландцев, – жизнерадостно добавила миссис Пилчард, – ну так ведь каждому известно, что ирландец с рождения не в себе.

– А что же тогда мисс Барнетт делала со своими сбережениями? – спросил Морсби, равнодушный к национальным особенностям ирландцев.

– А я вам скажу, что она с ними делала, – с нажимом ответила миссис Пилчард. – Она не хранила их в банке. Сколько раз я ей говорила: «Аделаида, говорила я ей, – послушай совета…»

– Она хранила их здесь?

– И вот теперь мои слова сбылись, – миссис Пилчард вдруг сорвалась на вой, – и ее из-за них убили. Я знала, знала, что так и будет. Но она не слушала меня, никогда не слушала. Да, она держала их здесь. Как только подходил срок очередных дивидендов, сразу их обналичивала и складывала в сундук под кроватью. Когда ей нужны были деньги, доставала оттуда сколько нужно; за все платила только наличными. Иногда, когда сундук начинал переполняться, докупала еще немного консолей или этих индийских акций – никогда ничего другого, да и то не часто. Говорила, ей нравится смотреть на свои деньги, только тогда она могла быть за них спокойна. Я сколько раз помогала ей пересчитывать, сколько денег осталось в сундуке, хотя она и так наперед все знала до шиллинга. Удивительная у нее была голова на цифры, у бедняжки. Да, вот под кроватью она сундук всегда и держала. Теперь уж, думаю, его там нет?

– Есть. Только пустой.

Роджер поднял брови. О сундуке он слышал впервые. Он даже не слышал, чтобы кто-нибудь пробовал отыскать будто бы спрятанные здесь деньги.

– Вы можете сказать, сколько денег там было?

Миссис Пилчард помолчала.

– Так, дайте подумать. Последний раз мы пересчитывали их чуть не месяц назад. Насколько я помню, тогда там было около шестисот фунтов. Да, что-то между пятью и шестью сотнями. Почти все в фунтовых и десятишиллинговых купюрах.

Морсби присвистнул.

– Ну, сержант, как вы и говорили, с мотивом все ясно. Достаточно, чтобы соблазнить любого профи. Странно, как это до нее раньше никто не добрался.

Он задал миссис Пилчард еще несколько вопросов, касавшихся главным образом ночного шума, но без всякого результата. Она ровным счетом ничего не слышала. Она не видела веревки, свисающий из окна мисс Барнетт до тех самых пор, пока миссис Бойд не обратила на это ее внимание, да и вообще закрутилась этим утром настолько, что никак не могла навестить подругу. В конце концов, у каждого своя жизнь, пояснила миссис Пилчард. И поскольку она не выходила из своей квартиры, то никак не могла заметить, что бутылочка с молоком так и осталась стоять у ее соседки под дверью. Тем не менее, когда ближе к часу миссис Бойд поднялась к ней за советом, именно она пересекла лестничную клетку и постучалась в дверь мисс Барнетт, и именно она, не дождавшись ответа, настояла на том, чтобы вызвать полицию. Миссис Пилчард особенно напирала на это, видимо, не вполне уверенная, что ее праведный поступок будет оценен по достоинству.

Покончив с вопросами, Морсби разрешил миссис Пилчард заглянуть в сопровождении Эффорда в спальню и попрощаться с подругой до того, как ее увезут в морг.

– Ну вот, собственно, и все, – заявил Морсби, мощно потягиваясь. Здесь, конечно, еще раз все тщательно осмотрят, но многого я от этих поисков ожидать бы не стал. Вне всякого сомнения, он успел скрыться с добычей. Присмотрите за поисками, ладно, Мерримен? Ну вот, мистер Шерингэм. Скучновато, не правда ли?

– Да что вы! Все это крайне интересно. А как, по-вашему, скоро вы его поймаете?

Старший инспектор зевнул.

– Может, когда я вернусь, Бич его уже вычислит. Могу, кроме того, сказать, что свое мнение я уже составил. Он сейчас, конечно, заляжет, но это дело поправимое. Что скажете, Мерримен? Сколько нам нужно, чтобы его взять? Сорок восемь часов?

– Максимум, – отозвался окружной инспектор. – А у вас, значит, свое мнение, мистер Морсби? Бич считает, здесь поработал Красавчик Берти.

– Красавчик Берти сейчас и мухи не обидит, – добродушно ответил Морсби. – Но я вам назову три имени. Сэм Роберте, Альф Джексон и Джим Уоткинс, он же Кембервильский Малыш. Выбирайте.

– На Сэма Робертса не похоже, – задумался окружной инспектор.

– Нет, я тоже так не думаю. С другой стороны… Войдите! О, это вы, Бич. Ну?

– Вернулся кое-что проверить, сэр, – сказал инспектор Бич. – Я сейчас заглянул в архив и выбрал семь карточек, но… – Он нагнулся над кусочком засохшей грязи, который все еще лежал на столе, и принялся внимательно его изучать.

– Семь? – насмешливо протянул Морсби. – Я только что поставил на двоих.

– А теперь остался один, – заявил Бич, выпрямляясь. – Все сходится. Я, конечно, не эксперт, но эту грязь знаю. Сталкивался уже как-то раз. Такой характерный красно-коричневый цвет и примесь песчаника – я ее всюду узнаю. Она из Брейсингема. Это Кент, миль двадцать от Лондона. Ну, вот и отлично.

Инспектор Бич был явно доволен собой.

– Выкладывайте, Бич, – ухмыльнулся Морсби. – Кто?

– Джим Уоткинс. У него в Брейсингеме подружка.

– Я выиграл, – коротко сообщил Морсби. – Как вы и говорите, Бич, все сходится. Чертов Кембервильский Малыш.

– Вы хотите сказать, что вычислили его по одному этому куску глины? – недоверчиво спросил Роджер.

Инспектор Бич выглядел жутко самодовольным.

– Нет, сэр. Глина – это уже так, контрольная проверка. А всего я учел двадцать два показателя: квартирная кража, способ проникновения внутрь, способ отхода, потребление спиртных напитков, нетронутая еда, использование свечи для освещения, преднамеренный погром в квартире, произведенные грабителем шумы и многое другое. Четверо подходили по пятнадцати пунктам, двое – по двадцати, один – по двадцати одному, а вот Джим Уоткинс – по всем разом. Вот это и называется у нас modus operandi, сэр. Стопроцентная гарантия. А с этой глиной и подавно.

– О! – сказал Роджер.

– И теперь, мистер Шерингэм, – вступил Морсби, – нам остается только найти его и доказать тупоголовым присяжным, что он действительно это сделал, и мы это докажем, какими бы тупоголовыми они ни оказались. Ах да, мистер Шерингэм, если у вас есть такое желание, в течение сорока восьми часов вы сможете лично пожать мистеру Джиму Уоткинсу руку в его маленькой и уютной камере.

– Спасибо, – лаконично ответил Роджер. – Мне, как гражданину, крайне импонирует ваша уверенность.

– Представить только! – вздохнул старший инспектор.

– Что представить?