Плохие парни

– И как его звать?

– Майк Тоцци. Доводилось вам слышать о нем в последнее время?

Гиббонс несколько замешкался с ответом.

– Я не слышал о нем с тех пор, как Бюро во всей своей бесконечной мудрости решило перевести его на кладбище.

– А вам известно, почему его туда направили? Потому что он буян, самый настоящий ковбой и ему пора научиться выполнять приказания.

Гиббонс ностальгически усмехнулся. Да уж, типчик этот Тоцци, ничего не скажешь. Единственный напарник, с которым Гиббонсу нравилось работать.

– Но ведь его перевели к нам из ОБН, – напомнил он Иверсу.

В ОБН – в Отделе по борьбе с наркотиками – все сотрудники были сущими ковбоями, во всяком случае, так обстояло дело какое-то время назад. Когда речь заходила о том, чтобы найти управу на какую-нибудь акулу наркобизнеса, они всегда считали, что цель оправдывает средства. Гиббонс живо представил себе, как Тоцци приставляет пистолет к зеркальной витрине одного из этих чертовых заведений, как бы оно там ни называлось.

– Насколько я могу припомнить, одно время вам нравилось держать ковбоя в своей команде. Вы говорили, что кто-то все равно должен делать грязную работу. Вы еще называли его бойцовым псом нашей псарни, так мне кажется.

Воспоминания о прошлом Тоцци, казалось, совсем не интересовали Иверса.

– Так вы говорите, что ничего не слышали о Тоцци с тех пор, как ушли из Бюро?

– Он ведь приходился мне напарником, а не женой.

И слава Богу.

Иверс пристально посмотрел на Гиббонса, явно начавшего получать удовольствие от того, как складывается беседа.

– Тоцци нас озадачил, а возможно, и навлечет на нас неприятности. Возможно, будет страшный скандал. – Иверс говорил теперь строго и важно.

– А что он такого сделал?

– Исчез. И не исключено, перешел на другую сторону.

Перешел на другую сторону? Тоцци? Да никогда в жизни! Он, конечно, сумасшедший, но не дурак.

– В Бюро уже долгое время не было перебежчиков, – задумчиво произнес Гиббонс.

Иверс раскрыл досье и протянул его Гиббонсу.

– Узнаете?

В папке лежали три клочка бумаги, каждый из которых, теперь тщательно разглаженный и упакованный в отдельный пластиковый пакет, сперва был явно смят. Гиббонс вглядывался в листки: это были фотокопии первых листов из секретных досье ФБР. Каждый из них был подписан агентами, ведшими дело, – К. Гиббонсом и Майклом Тоцци. Последний лист был из досье некоего Винсента Клементи по прозвищу Кламс.

– Над всеми этими делами мы работали вместе с Тоцци, – сухо произнес Гиббонс. – Никто не взят. Недостаток улик во всех трех случаях.

– А поточнее?.. – сказал Иверс.

Гиббонс разложил пластиковые пакеты у себя на коленях.

– Гаррисон Лефковиц – популярный адвокат, знаменитость, пройдоха, каких мало. Мы с Тоцци поймали его на укрывательстве сбежавших преступников. Хотите или нет, но их следовало называть политзаключенными. У нас были видео– и магнитозаписи, удостоверяющие его вину, но по какой-то пустячной причине вы, Иверс, спустили это дело на тормозах. Насколько я припоминаю, вы сказали, что собранных доказательств с лихвой хватило бы для заурядного преступника, но такой искусный адвокат, как Лефковиц, ухитрится обернуть дело против нас самих. Через пять недель после того, как дело было закрыто, один из так называемых политзаключенных, которого мы выследили на вилле Лефковица, убил троих человек в ходе вооруженного ограбления банка в графстве Лутнэм, затем ударился в загул…

– Не принимайте близко к сердцу, – перебил его Иверс. – А что насчет двоих других?

– Конгрессмен Дэнверс… – Гиббонс хмыкнул и покачал головой. – Тоцци набрел в лесу на его гнездышко. Графство Бакс в Пенсильвании. Лидеры – или, возможно, следует говорить, конгрессмен и его друзья – забавлялись с восьми-, девяти– и десятилетними мальчиками, сиротами и бродяжками. А самому конгрессмену нравилось, когда его пороли. Был у него для этого постоянный парень, весь в черной коже. Вашингтон приказал прекратить расследование. Наверное, подсуетился кто-то из участников.

Иверс, отвернувшись, глядел в окно.

– Ну а что насчет Клементи?

Гиббонс нахмурился.

– Торговец наркотиками, итальяшка. Связан, разумеется, с мафией. Работал на Сабатини Мистретту, начал действовать на свой страх и риск после того, как организация Мистретты распалась. Кламс создал собственную агентуру из числа наркоманов, делавшую за него всю грязную работу. Посадил на наркотики их жен и детей. Клементи, нельзя не признать, башковитый ублюдок. Мы с Тоцци следили за ним больше месяца, но так и не наскребли достаточно материала, чтобы можно было убедить суд.

Иверс сцепил указательные пальцы рук.

– Интересно.

– Почему меня вызвали, Иверс?

– Клементи, Лефковиц, конгрессмен Дэнверс… все они мертвы. Я хочу сказать, убиты.

Иверс многозначительно замолчал.

– Вот и прекрасно, – сказал Гиббонс.

– Убит конгрессмен США, а вы говорите «прекрасно»?

Реплика Гиббонса обидела и, кажется, разочаровала Иверса.

– Не могу сказать, чтобы он этого не заслуживал.

– Дело не в этом.

– А в чем же?

Иверс медленно выдохнул, собираясь с мыслями.

– Каждый из убитых найден с ксерокопией первого листа из его досье, заткнутой ему в рот… или в другое отверстие.

Гиббонс не смог сдержать ухмылки.

– Более того. Копии сделаны в этой конторе, на ксероксе, стоящем в соседней комнате.

– Поэтому вы решили, что их убил Тоцци? Говоря вашими же словами, недостаточная улика.

– Пуля, убившая Лефковица, выпущена из 38-го калибра. Клементи застрелен из 44-го, конгрессмен – из 9-миллиметрового автоматического пистолета неустановленного типа.

– Тоцци любит менять пушки. Вечно в поисках идеала. – На Гиббонса вновь нахлынули ностальгические воспоминания.