Малый дом в Оллингтоне. Том 2

– Полминуты, граф, – сказал сквайр. – Бывают дела, в которых я не способен быстро соображать, к числу таких дел относится и это. Позвольте мне подумать, о чем вы говорили, и потом побывать у вас.

– Извольте, извольте.

– А теперь за ваше участие в этом деле, за ваше великодушие и доброе сердце позвольте выразить вам самую искреннюю благодарность.

Сквайр низко поклонился и последовал за графом.

Граф Де Гест все-таки чувствовал, что беседа не увенчалась желаемым успехом. Судя по характеру сквайра и некоторым его странностям, со своей стороны мы можем сказать, что в деле подобного рода нельзя было рассчитывать на успех с первого раза. Он сам объявил, что в серьезных вопросах соображает медленно. Как бы то ни было, граф был разочарован, но, если бы он мог читать в сердце сквайра, его разочарование не было бы так сильно. Мистер Дейл видел, что с ним поступают великодушно и что граф делал предложение, собственно, из особенной симпатии к Джонни и Лили, но не в его натуре было соглашаться немедленно на всякого рода предложения. Поэтому он вошел в гостиную с холодным, спокойным лицом, заставлявшим Имса и леди Джулию полагать, что в кабинете ничего хорошего не случилось.

– Как ваше здоровье, сэр? – спросил Джонни, подходя к сквайру в величайшем смущении и произнося то, что ему велели, но без всякой осмысленности.

– Как поживаете, Имс? – отвечал сквайр самым спокойным и холодным тоном голоса.

После этого до приглашения к столу ничего не было сказано.

– Дейл, я знаю, вы пьете портвейн, – сказал граф, когда леди Джулия, после обеда вышла из столовой. – Если вы скажете, что такой портвейн вам не нравится, это будет означать, что вы ничего в нем не смыслите.

– Да, этому вину лет двадцать, – сказал сквайр, отведав портвейна.

– Прибавьте еще десяток, мне удалось запастись им пораньше, его не починали лет тридцать. Мне приятно предложить его такому человеку, как вы, который узнал его с одного взгляда. Дело другое Джонни. Для него все равно.

– Нет, милорд, не все равно. Мне кажется, он чрезвычайно вкусен.

– Чрезвычайно вкусен! Вкусно и шампанское, и имбирное пиво, и леденцы – для тех, разумеется, кому это нравится. Не хотите ли вы сказать, что можете различить вкус вина, когда у вас во рту пол-апельсина?

– Скоро и он войдет во вкус, – сказал сквайр.

– Двадцатилетний портвейн не придется ему по вкусу, когда ему самому будет столько, сколько нам, – сказал граф, забывая, что к тому времени, как молодому Имсу стукнет шестьдесят, двадцатилетнее вино еще больше состарится и станет как раз по вкусу пожилым джентльменам, как нынешний портвейн был по вкусу самому Де Гесту. Доброе вино до некоторой степени растопило сердце старого сквайра, но все-таки с его стороны ничего не было сказано насчет брачного заговора. Граф заметил, однако же, что мистер Дейл был очень любезен и внимателен к его молодому другу, спрашивал его время от времени о городской жизни и занятиях в управлении сбора податей.

– Работа трудная, – говорил Имс. – Если у вас в подсчетах получается хоть малейшая недостача, поднимется такая суматоха, пошлют за вами и смотрят на вас, как будто вы намеревались ограбить банк, для них ничего не значит держать вас в присутствии до пяти часов.

– Много ли вы имеете времени для завтрака и для прочтения газет? – спросил граф.

– Не больше десяти минут. Газета во время присутствия побывает в двадцати руках, а это как раз приходится по десять минут на человека, что касается завтрака, то мы довольствуемся бисквитом, обмакнутым в чернила.

– Обмакнутым в чернила? Что это значит? – спросил сквайр.

– А это значит, что вы должны его кушать и в то же время писать.

– Я о вас все узнаю, – сказал граф. – Сэр Рэфль Бофль – мой товарищ.

– Не думаю, что он знает о моем существовании, – сказал Джонни. – А вы хорошо его знаете, лорд Де Гест?

– Не видал его лет тридцать, но до того времени был с ним в хороших отношениях.

– Мы называем его Надуфль Крикуфль[5 - В оригинале – Huffle Scuffle. В переводе с английского: «надутый крикун» или «надутый забияка».].

– Надуфль Крикуфль! Ха-ха-ха! Он всегда был таким, любит покричать, с большими претензиями, пустоголовый. Мне бы не следовало этого говорить в вашем присутствии, молодой человек. Перейдемте-ка в гостиную.

– Ну что же он сказал? – спросила леди Джулия вслед за отъездом сквайра. Скрытничать не представлялось надобности, и потому вопрос этот был сделан в присутствии Джонни.

– Ничего особенно хорошего, но ничего и дурного. Он подумает и потом повидается со мной. Не унывай, Джонни, и помни, что тебе не нуждаться в добром друге.

На другое утро в семь часов Джонни Имс отправился назад в Лондон, а в полдень появился за своей конторкой, как и было условлено с его начальником в управлении сбора податей.

Глава XXXIV. Битва

Я сказал, что Джонни Имс прибыл в свое управление пунктуально – в двенадцать часов, но до этого случилось событие, которое должно занять на страницах нашей летописи почетное место, событие столь важное, что представляется существенная необходимость описать его во всех подробностях.

Лорд Де Гест в своих беседах с Имсом относительно нынешнего положения Лили Дейл всегда говорил о Кросби с отвращением.

– Это чертовки подлая тварь! – восклицал граф, сверкая округлившимися глазами.

Граф употреблял эту фразу не для того, чтобы ввернуть крепкое словцо, как их обычно употребляют в определенных случаях. Произнося ее, он придавал ей буквальный смысл, и имел в виду именно то, что говорил, таким образом показывая, что Кросби своим поведением вполне заслуживал подобное осуждение, как наказание за самый низкий поступок.

– Ему бы следовало переломать все ребра, – произнес Джонни.

– Не знаю, что на это сказать, – отвечал граф. – Сейчас телесные наказания вышли из моды. Я бы ни слова не сказал против этого, если бы его заменили каким-нибудь другим наказанием. Во всяком случае, мне кажется, что такой мерзавец, как Кросби, не должен оставаться безнаказанным.

– Он еще не ушел от наказания, – сказал Джонни.

– Пожалуйста, только вы не связывайтесь с ним, не делайте из себя дурака, – посоветовал граф.

Уж если кому и следовало совершать жестокую месть за то зло, которое причинил Кросби семье Дейлов, то мстителем должен быть Бернард Дейл, племянник графа. Граф это знал, но при нынешних обстоятельствах не допускалось никакое жестокое наказание. «Не так это делалось, когда я был молод», – говорил он себе. Как бы то ни было, но по тону графа Джонни заключал, что слова Де Геста совсем не согласовывались с его мыслями, и потому снова и снова повторял самому себе, что Кросби не ушел еще от наказания.

На Гествикской станции железной дороги Джонни взял место в вагоне первого класса, собственно, потому, что его провожал лакей в ливрее графа Де Геста. Не будь этого провожатого, он занял бы место подешевле. Малодушие, не правда ли? Но скажите, не сделали бы вы то же самое, будучи на его месте? Совершенно ли вы уверены, что не сделали бы этого, даже если вы вдвое его старше? Вдобавок к этой глупости Джонни Имс подарил еще лакею полкроны.

– Надеемся, мистер Джон, скоро снова вас видеть, – сказал лакей, понимавший, по-видимому, что мистер Имс становился в своем роде господином в гествикском доме.

Джонни заснул в вагоне и не просыпался до Барчестерской узловой станции.

– Придется подождать поезд из Барчестера, сэр, – сказал кондуктор. – Они всегда опаздывают.

Джонни снова заснул, но через несколько минут его разбудил кто-то, торопливо вошедший в вагон. Поезд барчестерской ветки пришел наконец в то самое время, когда кондукторы ожидающего поезда решили, что их пассажиры не могут ждать дольше. Вот почему пересадка мужчин, женщин и переноска багажа из новоприбывшего состава в поезд на Лондон совершались весьма торопливо, так что занявшие новые места едва успевали осмотреться. В вагон к Джонни, где до той поры кроме него сидела еще какая-то старушка, первым вошел старый джентльмен с очень красным лицом. Он бранился, потому что его торопили, и никак не мог устроиться в купе, а замер в дверях, стоя на ступеньке.

– Сэр, долго ли вы намерены здесь отдыхать? – раздался голос позади старого джентльмена, прогнавший у Джонни всю дремоту и заставивший его выпрямиться.

– Отдохнёшь здесь! Как же! – отвечал старик. – Я это знаю и потому не хочу переломать себе ноги.

– Не торопитесь, сэр, – сказал кондуктор.

– Я и не тороплюсь, – отвечал старик, заняв угол, ближайший к выходу, напротив старушки.

Потом Имс ясно увидел, что пассажир, начавший перепалку, был Кросби и что он садится в то же купе.

Кросби с самого начала не рассмотрел никого, кроме старого джентльмена и старушки, и тотчас же занял другое угловое место. Взволнованный необходимостью спешить и торопиться, он некоторое время возился со своим зонтиком и саквояжем. Поезд уже тронулся, когда Кросби заметил, что напротив него сидит Джон Имс, между тем как Имс инстинктивно поджал ноги, чтобы не коснуться такого попутчика. Джонни чувствовал, что раскраснелся и что, сказать по правде, на лбу у него выступил пот. Случай для Имса был особенный – во-первых, потому что ставил в затруднительное положение, а во-вторых, потому что давал возможность действовать. Как вести себя в ту минуту, когда враг узнает попутчика, и что делать дальше?

Думаю, не нужно объяснять читателям, что Кросби тоже провел первые дни Рождества в семействе знакомого графа и что теперь тоже возвращался на службу. В одном отношении он был счастливее бедного Имса, потому что наслаждался улыбками своей невесты. Александрина и графиня порхали около него, обходились с ним как с движимым имуществом, теперь принадлежащим благородному дому Де Курси, и в этом качестве он был вовлечен в домашнюю жизнь этой знаменитой фамилии. Два лакея, нанятые прислуживать леди Дамбелло, уже исчезли. Шампанское перестало литься рекой. Леди Розина прекратила свое молчаливое уединение и постоянно читала Кросби проповеди. Леди Маргеритта давала ему некоторые уроки в экономии. Достопочтенный Джон, несмотря на недавнюю ссору, успел занять у него пять гиней. Достопочтенный Джордж обещал приехать к своей сестре на май месяц. Граф пользовался привилегией тестя и называл Кросби глупцом. Леди Александрина беспрестанно и довольно резким тоном приказывала ему делать то одно, то другое. И наконец графиня давала Кросби распоряжения так, как будто исполнять их было его долгом, в порядке вещей, повиноваться каждому ее слову. Таковы были рождественские радости для Кросби, и теперь, удаляясь от них, он встречается лицом к лицу в вагоне железной дороги с Джонни Имсом.