Добрыня и Змей

Кто бы мог съездить далече
во чисто поле
На ту на гору на Сорочинскую,
Сходить во нору да во глубокую
Достать его, Князеву племянницу,
Молоду Забаву дочь Путятичну.

Говорил Алешенька Левонтьевич:
«Ах ты солнышко Владимир стольнокиевский!
Ты накинь-ка эту службу да великую
На того Добрыню на Никитича:
У него ведь со Змеею заповедь положена,
Что ей не летать на Святую Русь,
А ему не ездить далече во чисто поле,
Не топтать-то мла?дыих змеенышей
Да не выручать полонов русскиих, —
Так возьмет он Князеву племянницу
Молоду Забаву дочь Путятичну
Без бою, без драки-кроволития».
Тут солнышко Владимир стольнокиевский
Как накинул ату службу да великую
На того Добрыню Никитича —
Ему съездить далече во чисто? поле
И достать ему Князеву племянницу,
Молоду Забаву дочь Путятичну.
Он пошел домой, Добрыня, закручинился,
Закручинился Добрыня, запечалился.
Встречает его да родна матушка,
Честна вдова Ефимья Александровна:
«Ой ты рожоно мое дитятко,
Молодой Добрыня сын Никитинич!
Ты что с пиру невесел идешь?
Знать, место было тебе не по? чину,
Знать, чарой на пиру тебя прио?бнесли,
Аль дурак над тобой насмеялся-де?»
Говорил Добрыня сын Никитинич:
«Ой ты государыня родна матушка,
Ты честна вдова
Ефимья Александровна!
Место было мне да по чину,
Чарой на пиру меня не о?бнесли,
Дурак-то надо мной не насмеялся ведь:
А накинул службу да великую
Солнышко Владимир стольнокиевский,
Что съездить далече во чисто поле
На ту на гору да на высокую,
Мне сходить во нору во глубокую,
Мне достать-то Князеву племянницу,
Молоду Забаву дочь Путятичну».
Говорит Добрыне родна матушка,
Честна вдова Ефимья Александровна:
«Ложись-ка спать да рано с вечера […],
Мудренее утро будет вечера».
Он вставал по утречку ранешенько,
Умывался да он белешенько,
Снаряжался он хорошохонько,
Да идет на конюшню на стоялую.

А берет в руки узду он да тесмяную,
А берет он дедушкова да ведь
добра коня,
Он поил Бурка питьем медвяныим,
Он кормил пшеной да белояровой,
Седлал Бурка в седлышко черкасское,
Он потнички да клал на потнички,
Он на потнички да клал войлочки,
Клал на войлочки черкасское седлышко,
Всё подтягивал двенадцать тугих подпругов.
Он тринадцатый клал да ради крепости,
Чтобы добрый конь с-под седла не выскочил,
Добра молодца в чистом поле не вырутил.
Подпруги были шелко?вые,
А шпеньки у подпруг все булатные,
Пряжки у седла да красна золота.
Тот шелк не рвется, булат не трется,
Красно золото не ржавеет,
Молодец на коне сидит, да сам не стареет.
Поезжал Добрыня сын Никитинич.
На прощанье ему матушка плетку по?дала,
Сама говорила таково слово:
«Как будешь дале?че во чисто?м поле,
На той на горе да на высокия,
Потопчешь младыих змеенышей,
Повыручишь полонов да русскиих,
Как тыи-то младые змееныши
Подточат у Бурка они щеточки,
Что не может больше Бурушко доскакивать,
А змеенышей от ног да он отряхивать, —
Ты возьми-ка эту плеточку шелковую,
А ты бей Бурка да промежу? ноги,
Промежу ноги, да промежу уши,
Промежу ноги да межу задние.
Станет твой Бурушко поскакивать,
Змеенышей от ног да он отряхивать,
Ты притопчешь всех до единого».
Как будет – он далече во чистом поле,
На той на горе да на высокой,
Потоптал он младыих змеенышей.
Как те ли младые змееныши
Подточили у Бурка они щеточки,