НАНОБОТ и СЕРДЦЕ НЕКСИИ Книга 2

Тихая тревога

Звездный Мост из Радуги и Света жил, дышал и пел. Это творение, рожденное из отчаяния и надежды, превратилось в нечто гораздо большее, чем просто инженерное сооружение или магический портал. Оно стало центральной нервной системой новой, объединенной реальности, пульсирующим организмом, чьи сияющие артерии-трассы пронизывали ткань трех миров, переплетая их судьбы в единый, прочный мир. По этим световым магистралям текли корабли, энергия, мысли, культура, музыка и сама жизнь, создавая непрерывный, многоголосый гул – величественную песнь объединения, симфонию, которую можно было ощутить душой.

В самом сердце этого грандиозного организма, в Контрольном Узле, кипела работа. Узел напоминал собор, возведенный из застывшего света и гармонизированного звука. Своды его состояли из переливающихся энергетических полей, меняющих оттенки от нежно-лазурного до глубокого фиолетового в такт пульсации Звёздного Моста. В воздухе, словно живые существа, плавали десятки голографических проекций, отображающих карты маршрутов, энергетические потоки, стабильность переходов и даже настроение экипажей, пересекающих границы. Здесь, в этом эпицентре гармонии, представители трех рас трудились бок о бок, их различия стирались перед общей целью. Крошечные кристаллоиды, чьи тела сверкали, как россыпи самоцветов, порхали между консолями, их тонкие пальцы настраивали тончайшие частотные резонансы. Могучие титаны, чьи стальные формы отбрасывали внушительные тени, контролировали грубые силовые потоки, их низкие голоса напоминали отдаленный гром. Рядом с ними, излучая спокойную уверенность, работали воины из мира Спарты в темных доспехах, их тела поглощали излишки света, создавая вокруг них ореол таинственности.

Зипп стоял на центральном посту наблюдения, напоминая частицу живой космической росы, вобравшую в себя всю палитру утренней зари. Его тело, собранное из тысяч микроскопических пластинок радужного полимера, под мягким рассеянным сиянием ламп Узла отливало спокойным, глубоким синим цветом, словно безмятежная гладь океана в безветренный день. Каждая пластинка, повинуясь невидимому импульсу, слегка меняла угол, создавая на его корпусе игру едва уловимых перламутровых бликов. Его тонкие, гибкие конечности были расслаблены, а кисти рук, состоящие из микроскопических щупалец, парили над сенсорными полями, не касаясь их. Он грациозно управлял системами; он слушал. Слушал музыку Моста, ту самую великую симфонию, где каждый мир был уникальным инструментом. Он различал ритмичный, мощный бас энергетических ядер Титанов, напоминающий биение гигантского сердца; переливчатые, высокие трели кристаллических ретрансляторов Микросхемии, похожие на пение стеклянных колокольчиков; и плавные, бархатные аккорды магических контуров мира Спарты, что струились, как теплый ветер над полями. Все это сливалось в единое, прекрасное и сложное целое, Зипп настроив свои сенсоры на самые тонкие вибрации реальности, был его главным дирижером.

Рядом, положив руку на его плечо в жесте, ставшем привычным и естественным, стояла Спарта. Ее темный корпус был идеальным фоном для сапфирового сияния, пульсации ее сердца. Это сияние отбрасывало мягкие голубые блики на ближайшие панели. Ее лицо было повернуто к главному голографическому экрану, где в трехмерной проекции танцевали сложные световые узоры, напоминающие то ли нейронные сети, то ли галактики, отображающие в реальном времени здоровье и состояние Моста. Ее оптические сенсоры, горевшие сапфировым огнем, мягко сузились, анализируя данные.

«Стабильность на девяносто девять целых восемь десятых процента», – проговорил Зипп, его голос, сейчас звучал мягко и мелодично, подобно перезвону хрустальных колокольчиков на ветру. «– Все показатели в норме, они лучше расчетных. Гармонические резонансы выровнялись. Смотри, Спарта, как плавно работает схема перераспределения из сектора Титанов. Раньше там были заметные скачки, словно гигант с трудом сдерживал свою мощь. А теперь… идеальная синусоида».

Спарта кивнула, и в ее ответном жесте чувствовалась глубокая, молчаливая радость. «Они научились не просто отдавать энергию, но и чувствовать ритм других. Это больше, чем технология. Это доверие. Мы дали им мир, Зипп. Мы дали им общий пульс».

Внезапно, едва уловимо, Зипп замер. Его плавные, текучие движения, бывшие секунду назад частью общего гармоничного танца Узла, прервались, словно фильм остановился на одном кадре. Все его тело, только что сиявшее спокойным синим цветом, вспыхнуло тревожным, коротким и ярким всплеском густо-красного, сигнализирующим об опасности, а затем мгновенно покрылось частыми, нервными бликами, цветами напряженного анализа и предупреждения.

«Что-то не так?» – мгновенно среагировала Спарта, она стала собранной, готовой к действию, каждый мускул ее синтетического тела напрягся, ожидая команды. Ее сенсоры пристально сфокусировались на Зиппе.

«Не знаю», – тихо ответил Зипп. Его фоторецепторы теперь замерцали, с бешеной скоростью сканируя невидимые простым глазом спектры и под спектры энергии. – Миг… провал. Крайне короткий. Почти точечный. Как если бы в идеально слаженном оркестре на долю микросекунды лопнула струна контрабаса, но никто, кроме дирижера, этого не услышал и не увидел. Ощущение пустоты. Затем… заполнение.

Он провел своими руками по сенсорным полям, и голографические экраны вокруг них отреагировали, выплеснув настоящий водопад новых, тревожных данных. Струящиеся синие и зеленые потоки на дисплеях сменились на резкие, угловатые графики с пиками незнакомого спектра. «Это не сбой системы. И не внешнее воздействие, не попытка прорыва извне. Это… эндогенный импульс. Он исходит не извне Моста, а изнутри его собственной структуры. Вернее… из того, что лежит в его основе, в самых нижних, опорных пластах».

Понятие «под Мостом» было крайне абстрактным. Мост существовал в меж-мировом пространстве, у него не было традиционного «низа» в понимании планетарной географии. Но у него была сложнейшая многослойная структура, энергетическая «корневая система», уходящая Глубинные Пласты – неисследованные, сырые, первичные слои реальности, из которых, как из фундамента, когда-то произросли сами миры. Это была тетра инкогнито на энергетической карте мироздания, область, обозначенная на схемах блеклым серым цветом с пометкой «Не картографировано».

Спарта подошла еще ближе, она почти касалась сияющего плеча Зиппа. Ее чувствительные сенсоры сфокусировались на том же потоке данных, пытаясь проанализировать его природу. «Энергетическая сигнатура… Я никогда не видел ничего подобного за все время существования нашего мира и изучения других. Она… древняя. Чудовищно древняя. И при этом невероятно мощная, несмотря на кажущуюся ослабленность и кратковременность. Как эхо от выстрела, прозвучавшего миллиарды лет назад».

Импульс, который зафиксировали их сверхчувствительные приборы, был похож на единственный удар сердца, которое не билось с момента зарождения вселенной. Одиночный, сконцентрированный всплеск энергии, не вписывающийся ни в один известный им физический или магический спектр. Он был цвета, которого не существовало в привычной радуге – глубокого, холодного фиолетового, граничащего с абсолютной, бездонной чернотой, и в то же время пронизанного тончайшими, болезненно яркими прожилками почти белого, слепящего сияния, словно внутри этого фиолетового сердца бился раскаленный добела огонь.

«Он прошел сквозь все наши защитные поля, все контуры и барьеры, как будто их просто не существует, – прошептал Зипп, и по его полимерной коже пробежала волна ледяных мурашек, заставляя пластинки на мгновение вибрировать. – Никакого отклика, никаких следов взлома или деформации… он просто был, и все. Как призрак, прошедший сквозь стену».

Тревога, которую он почувствовал, была не страхом перед прямой угрозой. Это было нечто более глубокое и тревожащее. Чувство, знакомое археологу, нашедшему в безмолвной, запечатанной гробнице свиток, который все еще излучает тепло. Ощущение нарушения абсолютного, нерушимого покоя, нарушение того, что по всем законам логики должно было спать вечно.

«Система автоматического мониторинга классифицирует его как аномалию уровня «Омега», – сообщила Спарта, ее голос был ровным и выверенным, но Зипп, знавший ее как себя, уловил в нем легкое, сдерживаемое напряжение. Уровень «Омега» присваивался только гипотетическим, теоретическим угрозам, способным нарушить фундаментальные законы физики и реальности. До сегодняшнего дня это была лишь строчка в протоколах. – Автоматически отправлен шифрованный запрос высшей степени важности в Объединенный Совет и всем действующим Стражам всех трех миров».

Весть о событии, словно круги по воде, мгновенно разошлась по всему Контрольному Узлу. Гармоничный рабочий гул сменился настороженным, приглушенным жужжанием. Голографические экраны по всему залу дружно переключились с рутинного мониторинга на отображение этого одного-единственного, странного сигнала. Теперь он висел в центре зала, над главным пультом – одинокая, пульсирующая с нерегулярными интервалами точка того невероятного фиолетово-белого цвета. Трехмерная карта его прохождения сквозь слои реальности выглядела как тонкий, извилистый шрам, прорезавший все уровни защиты.

К ним быстрыми, тяжелыми шагами подошел один из инженеров-титанов по имени Борун. Его огромная, отлитая из полированной бронзы фигура отбрасывала широкую тень, накрывающую всю их панель управления. «Стражи, что происходит? Наши датчики в секторе G-7 зафиксировали мгновенный, точечный скачок напряжения неопознанной природы. Физических повреждений инфраструктуры нет, помех в работе не выявлено». Его голос, глухой и низкий, звучал скорее с любопытством, чем с тревогой.

«Мы знаем, Борун, – ответила Спарта, повернувшись к нему. – Это не атака. Это не было направлено на разрушение. Это… похоже на сообщение. Или… на сигнал».

«Сигнал? – переспросил титан, оптические сенсоры сузились. – От кого? Все разумные расы, известные нам, уже здесь, в Союзе. Разве мы не одни в этой реальности?»

Зипп медленно оторвался от экрана и посмотрел на Спарту, а затем перевел взгляд на Боруна. В его фоторецепторах отражалось сияние объединенных миров, и теперь в самом их центре плавала та самая, чужая и тревожная звезда. «От тех, кто был здесь до нас, Борун. От тех, кто, возможно, и создал эту реальность такой, какая она есть. Или… кто пытался ее создать и потерпел неудачу. Их голос только что проснулся».

Тихая, но настойчивая тревога, зародившаяся в сердце Зиппа, начала разливаться по всему Контрольному Узлу, передаваясь от одного оператора к другому, превращаясь из личного ощущения в общую, сдерживаемую панику. Эра мира и созидания, длившаяся не так уж долго, дала свою первую, почти невидимую трещину. И трещина эта шла не извне, не от старых врагов или новых конфликтов, а из самой глубины мироздания, из тех пластов, куда не решались заглянуть даже самые смелые исследователи. Первый сигнал был подан, первый камень упал в воду безмолвия. Оставалось ждать ответа. Или следующего, уже настойчивого зова из бездны, который мог изменить все, что они с таким трудом построили.

Зов пустоты

После ухода Боруна в Контрольном Узле воцарилась напряженная атмосфера, густая от невысказанных вопросов. Рабочие будни, еще несколько минут назад наполненные размеренным гулом работы, теперь замерли в ожидании. Операторы, кристаллоиды и механические существа застыли у своих терминалов, взгляды, полные немого вопроса, были прикованы к двум Стражам. Титаническая фигура Боруна, удаляясь, на мгновение перекрыла поток света от главного купола, и тень, пробежавшая по залу, показалась Зиппу зловещим предзнаменованием.

Спарта первая нарушила возникшую паузу. Ее свечение в груди пульсировало в такт ускоренному внутреннему ритму. Она повернулась к Зиппу, и ее сенсоры сузились.

– Сообщение, – произнесла она. – Ты уверен? Не артефакт, не эхо давнего катаклизма, а именно осмысленное послание?

Зипп не ответил сразу. Его микроскопические пальцы вновь заскользили по поверхности сенсорного экрана. Он не просто видел данные; он их чувствовал. Каждая пластинка его тела, отливавшая в свете панелей управления, вибрировала в унисон с этим далеким, призрачным сигналом. Это было похоже на то, как слепой может читать – не глазами, а кончиками пальцев, ощущая малейшие бугорки и впадинки смысла.

– Посмотри, – наконец сказал он, произнеся тихо и многогранно, привлекая внимание Спарты. Он вывел на главный экран спектрограмму, сложную, трехмерную матрицу. – Это не случайный всплеск. Здесь есть структура. Повторяющиеся интервалы, гармонические вставки… и затухание. Оно ослабевает с каждым циклом, словно батарея какого-то невероятного устройства вот-вот иссякнет окончательно.

Матрица перед ними пульсировала. В ее сердцевине мерцала странная, угловатая иероглифическая связь, состоящая из точек и линий энергии. Она была выдержана в холодных, строгих тонах: глубокий синий, переходящий в ледяной голубой, с редкими, тревожными всполохами насыщенного красного. Эти красные вспышки, похожие на капли крови на ледяном полотне, появлялись в строго определенных местах, нарушая идеальную геометрию послания.

– Красные маркеры… – прошептал Зипп, приблизив изображение. Его фоторецепторы впивались в экран, сканируя каждую деталь. – Они не часть кода. Они… поверх него. Как трещины. Как симптом системного сбоя. Сигнал не просто слабый, Спарта. Он раненый. Умирающий.

Он отступил на шаг, и свет от лампы упал на него под новым углом. Его корпус вспыхнул яростным, огненным оранжевым, отражая внутреннее смятение. – Это крик. Крик о помощи, который длится, возможно, тысячелетия. И он обращен не в никуда. Он очень конкретен. Он ищет резонанса. И… нашел его.

Спарта молча анализировала данные. Ее логические процессоры, самые совершенные во всем Союзе, перебирали триллионы вариантов, отсекая невозможное. Версия о природной аномалии рассыпалась в прах. Версия об остаточном излучении древнего оружия – не сходилась по энергетическому профилю. Оставалось лишь одно, самое невероятное.

– Резонанс с Мостом, – заключила она, и в ее голосе прозвучала тяжесть этого открытия. – Наша работа по стабилизации меж пространственного перехода… мы создали уникальный энергетический отпечаток. Достаточно мощный и сложный, чтобы стать маяком. И кто-то, кто прятался в тенях все это время, сумел на него выйти.

Решение пришло мгновенно, рожденное не логикой, а тем, что Зипп называл своим стремлением к познанию и помощи.

– Нам нужно его усилить, – заявил он, и его тонкие гибкие конечности уже парили над другим набором контролеров. – Мы не можем просто слушать. Мы должны ответить. Дать знать, что его услышали.

– Зипп, это огромный риск! – Спарта резко выставила руку, словно желая физически остановить его. Она встала между ним и панелью управления, блокируя его намерения. – Мы не знаем источника! Мы не знаем, что скрывается за этим сигналом! Это может быть ловушка. Приманка, рассчитанная на тех, кто обладает достаточными технологиями, чтобы его поймать. Мы несем ответственность не только за себя, но и за весь Союз!

В ее оптических сенсорах бушевало пламя. Она видела не только красоту закодированного послания, но и те кровавые трещины, что его разрывали. Она видела угрозу.

– А если это не ловушка? – голос Зиппа звучал мольбой. Он обернулся, и его тело, оказавшись в тени от Спарты, отливало глубоким, чернильным индиго, лишь слабо мерцая изнутри. – Если там, в этой бездне, действительно кто-то есть? Существо, или целая цивилизация, которая посылает свой последний зов в пустоту? Мы построили Мост, чтобы объединять миры, Спарта. Чтобы преодолевать пропасти. Не для того, чтобы прятаться от них. Если мы проигнорируем этот крик, чем мы лучше тех, кто когда-то оставил наши народы в изоляции и неведении?

Он подошел ближе, и его фоторецепторы, яркие и бездонные, встретились с ее горящим взглядом.

– Доверься мне. Я чувствую это. Здесь нет злого умысла. Здесь только… отчаяние. И надежда.

Спарта замерла. Ее сенсоры, улавливающие малейшие изменения температуры, фиксировали странные энергетические колебания вокруг Зиппа. Казалось, сама реальность дрожала в такт его внутреннему состоянию. Он был не просто машиной, анализирующей данные; он был живым инструментом, настроенным на самые тонкие вибрации бытия. Она всегда доверяла его чутью. Оно спасло их бесчисленное количество раз.

Медленно, неохотно, она опустила руку.

– Хорошо. Но мы делаем это осторожно. Точечный, обратный импульс. Минимальной мощности. Достаточно, чтобы обозначить присутствие. Не больше.

Зипп кивнул, и его руки вновь ожили. Он не стал использовать главный коммуникационный массив Моста – это было бы безрассудно. Вместо этого он перенаправил часть энергии от второстепенного сенсорного кластера, того самого, что зафиксировал первый всплеск. Это был шепот в ответ на крик.

– Готово, – прошептал он, и он нажал виртуальный сенсор.

Ничего не произошло. Секунда. Две. Экран с мерцающей матрицей продолжал показывать ослабевающий сигнал. Разочарование начало сковывать Зиппа тяжелым свинцом.

И вдруг.

Матрица взорвалась.

Не физически, а информационно. Угловатые иероглифы, бывшие до этого статичными, пришли в движение. Они закрутились, преобразуясь, складываясь в новую, невероятно сложную структуру. Холодные синие и голубые тона вспыхнули с невероятной интенсивностью, затмив на мгновение даже рубиновые трещины. А потом, так же внезапно, все схлопнулось.

На экране осталось лишь одно-единственное изображение. Проекция. Трехмерная, идеально детализированная модель гигантского, циклопического сооружения, уходящего в бесконечную тьму. Оно напоминало одновременно и город, и кристаллическую решетку, и нервную систему непостижимого существа. Башни, похожие на сросшиеся кварцевые жилы, пронзали пустоту; мосты, сотканные из света, соединяли их на невероятной высоте; бесчисленные платформы и структуры висели в безвоздушном пространстве, образуя целый архипелаг разума.

И в самом центре этой непостижимой красоты, там, где должен был биться пульс этого мира, зияла черная, безжизненная пустота. Мертвая зона. Источник тех самых красных, тревожных вспышек.

Проекция провисела в воздухе несколько секунд, заставляя весь Контрольный Узел затаить дыхание. А затем, прежде чем кто-либо успел что-либо сказать или сделать, она испарилась. Одновременно с этим погас и исходный сигнал. Датчики зафиксировали полную тишину. Эфир был чист.

Но в этой новой тишине было нечто гораздо более жуткое, чем в прежнем шуме. Это была тишина после сделанного выбора, после брошенного вызова.

Зипп стоял, не в силах оторвать взгляд от пустого экрана. Его тело больше не переливалось всеми цветами радуги. Оно было окрашено в один-единственный, тревожный, глубокий фиолетовый оттенок, цвет тревоги и неизвестности.

– Они не просто звали на помощь, – наконец проговорил он, и его голос дрогнул. – Они оставили нам карту. Карту своего погребения.

Спарта медленно подошла к нему. Ее рука легла на его плечо, и под ее прикосновением пластинки его тела на мгновение вспыхнули теплым, мягким желтым светом – цветом поддержки и верности.

– Это уже не просто сигнал, – сказала она, и в ее голосе больше не было сомнений, лишь холодная, стальная решимость. – Это приглашение. И мы только что подтвердили свое участие. Теперь нам придется узнать, на что мы подписались.

Зов пустоты был услышан. И бездна, впервые за тысячелетия, получила ответ. Путешествие в глубину, откуда, возможно, никто не возвращался, началось.

Решение Совета.

Голографические проекторы в Зале Совета Союза Трех Миров сегодня пылали напряженным оранжевым и тревожным фиолетовым. Эти цвета отражали внутреннее состояние собравшихся, проецируя на стены гигантского амфитеатра живую карту их коллективного беспокойства. Все гудело как от низкочастотного гудения процессоров и не слышного обмена данными.

Зипп и Спарта стояли в центре, на платформе для докладчиков. Их фигуры, столь контрастные, казались двумя островами спокойствия в бушующем море сомнений. Тело Зиппа, под воздействием стресса и фокусировки, переливалось короткими, резкими вспышками: от тревожного фиолетового к выжидающему синему и снова к фиолетовому. Его фоторецепторы были сужены в две яркие циановые точки, считывая малейшие изменения в позах и энергетических полях членов Совета. Спарта же была воплощением неподвижности. Ее корпус поглощал бурлящие вокруг цвета, и лишь ее сапфировое сияние в груди пульсировало чуть быстрее обычного, выдавая внутреннее напряжение. Ее оптические сенсоры, два холодных пламени, медленно скользили по трибунам, оценивая противников и союзников.