Сутенер застонал и рухнул, на лице его застыло недоуменное выражение. Туэйт в дополнение двинул его коленом по физиономии и, почувствовав какое-то движение справа, схватился за ослабевшее тело сутенера, намереваясь использовать его как прикрытие.
Девиц и след простыл. И Туэйт прошептал Антонио в ухо:
– Моли бога, чтобы твои шлюхи сбежали, парень.
– Мадре де Диос! – Антонио трясло от боли.
Туэйт медленно огляделся. Где-то далеко взвыла и стихла сирена. Ветра почти не было, зато начали стрекотать сверчки. С пролива доносились грустные гудки пароходов.
Прямо перед ним высились деревья, между ними – кусты, они выглядели странно двухмерными в ртутном свете фонарей. Лежа здесь, на открытом освещенном пространстве, Туэйт являл собой отличную мишень. Он убрал дубинку и вынул полицейский револьвер. Ткнул им в лицо Антонио.
– Слушай, ты, кретин. Я даю тебе последний шанс прекратить эту дурацкую историю до того, как кто-нибудь серьезно пострадает.
– У тебя ничего не выйдет, дядя, – Антонио сплюнул кровь. В искусственном свете она казалась черной. Он закашлялся, тело его содрогалось в конвульсиях. – Сволочь, ты мне что-то сломал!
Туэйт всматривался в темноту.
– Не надо было жадничать, Тонио. Теперь ты получил хороший урок.
– Последним, кто попытался преподать мне урок, был мой старик, – Антонио снова сплюнул. – Я его хорошо порезал.
Туэйт молчал – он увидел, как между кустов что-то тускло блеснуло.
– Хорошо, – крикнул он. – Я опущу револьвер. Выходите с поднятыми руками, а то... – он откатился в сторону, по-прежнему держа сутенера за ворот его шикарной рубашки. Там, где Туэйт только что лежал, взорвался фонтанчик земли.
– Кончилось твое времечко, братец, – захихикал Антонио. – Соня терпеть не может пуэркос.
Но Туэйт уже заметил, откуда стреляли. Вторая пуля тоже попала в землю, на этот раз уже ближе.
– Тонио, тебя она послушает, – тихо произнес он. – Скажи ей, чтобы выходила, тихо и спокойно, и мы забудем эту историю.
Сутенер извернулся и глянул в лицо Туэйту. Из носа Антонио текла кровь, скула была разбита, руками он держался за бок, за то место, куда пришлась дубинка. Но глаза его ярко сверкали.
– Ну уж нет, братец, – он попытался изобразить подобие улыбки. – Ничего не выйдет. Ты испугался, Туэйт. Я вижу.
Туэйт отпустил Антонио и, не сводя глаз с того места, где должна была быть Соня, пополз влево. Соне тоже пришлось передвинуться, чтобы занять более удобную позицию, и тогда Туэйт, заметив движение, зажал револьвер двумя руками и выстрелил. Дважды. «Бум! Бум!» В ушах у него словно что-то взорвалось.
– Соня! Анда! Анда! – завопил Антонио. – Беги, проклятая шлюха!
Туэйт поднялся на ноги.
– Слишком поздно, Тонио, – он направился к дереву.
– Пуэрко! – крикнул Антонио, пытаясь встать. – Твоя мать была проститутка! Ты сукин сын!
Туэйт склонился над телом. Взял пистолет девушки, сунул в карман куртки. Второй девушки нигде не было видно, а эта лежала перед ним на спине, широко раскинув ноги, как перед клиентом. Сердце его бешено колотилось: Господи, ну зачем он зашел в парк, ну почему не отправился домой сразу?
Он услыхал шаги Антонио за спиной.
– Мадре де Диос! – воскликнул сутенер, опускаясь перед девушкой на колени. – Муэрте! – Он дотронулся до ее лица. – Ты убил ее, пуэрко!
Туэйт вдруг рассвирепел. Он схватил в кулак напомаженную шевелюру сутенера, оттянул назад.
– Слушай, ты, кусок дерьма, я же тебя предупреждал! – В глазах Антонио, полных ярости, сверкали слезы. – Не стоило тебе валять со мной дурака!
Он ткнул Антонио носом в землю и прошипел:
– Бери свою вторую девку и уматывай отсюда, Тонио. Потому что если я еще хоть раз тебя увижу, я отстрелю тебе башку, и никто у меня не спросит, почему.
Он задыхался от злобы. Повернувшись, двинулся на негнущихся ногах прочь. На улице он позвонил из автомата в полицию, передал информацию и побрел домой. Подходя к дверям, он отметил, что пора подстригать лужайку, вошел, поднялся в спальню и заснул, как убитый, рядом с женой.
* * *
– Атакуй меня.
Трейси застыл на месте, глаза его ощупывали фигуру противника. Пробивающиеся через длинные окна яркие лучи света ложились на соперников.
– Атакуй на поражение. Или я должен повторить команду? В зале было так тихо, что Трейси слышал собственное дыхание. Пальцами босых ног он ощупывал мат.
– Ты не веришь, что у тебя получится?
– Верю.
– Тогда, почему же ты колеблешься? – Глаза сэнсея недобро сверкнули.
Трейси молчал. Хигуре, сэнсей, облизнул губы:
– То, чем мы здесь занимаемся, не нуждается в осмыслении. Весь вопрос в том, на что способно твое тело... К мыслительному процессу это не имеет никакого отношения.
Хигуре внимательно смотрел на Трейси:
– Ты сам это прекрасно знаешь, я не сообщил тебе ничего нового.
Мышцы тела Трейси начали непроизвольно сокращаться, реагируя на стрессовую ситуацию.
– Наверное, ты привык безоговорочно подчиняться только Дженсоку, – сэнсей настороженно глядел на Трейси и в какой-то момент ему удалось увидеть то, о чем он только догадывался. Он совершил формальный поклон, давая понять, что двухчасовая тренировка окончена.
– Самое время выпить чаю.
Набросив на шею полотенце, Трейси пошел за сэнсеем в раздевалку.
Прозрачный зеленый чай с легкой пенкой был настолько горьким, что у Трейси сводило язык. За таким чаепитием не до разговоров.
Хигуре аккуратно отставил миниатюрную пиалу:
– Мы оба должны понять причину, ты согласен? Трейси кивнул, на лице старика появилось довольное выражение.
– Можешь ты мне ответить, – неторопливо произнес он, – зачем ты вообще отправился на войну?