Нефтяные магнаты. Кто делает мировую политику

Антитрастовые меры, введенные в 1911 году, существенно извращенные, приводят к новой монополистической ситуации. Американское правительство тем более склонно заниматься делами компании Рокфеллера, что интересы их сходятся на одной территории, к тому же фирма слишком пренебрегла «горной рентой», которая проистекает из открытия важного месторождения, цена продукции которого оказывается ниже рыночной.

Другое дело «Шелл», крупный конкурент Рокфеллера, который с 1920 года обладает филиалами в США, Мексике, Венесуэле, Тринидаде, Индонезии, на Цейлоне, в Румынии, в Египте, Малайзии, Таиланде, на севере и юге Китая, на Филиппинах и в Бирме. «Шелл» также приобрел концессии в Центральной Америке и выкупил со скидкой акции Ротшильда на нефть, производимую в Баку, в Азербайджане.

Согласно утверждению могущественного банкира Эдварда Маккея, «все известные нефтяные месторождения, возможные и вероятные, за пределами США либо являются собственностью Британии, либо финансируются капиталами Британии… Мир, – заключает он, – забаррикадирован от атаки интересов США».

«Стандарт ойл оф Нью-Джерси» понимает, что политика изоляционизма и пацифизма, которую проводит президент Вильсон, угрожает его будущему, и президент компании А.К. Бедфорд заявляет: «Нам нужна агрессивная внешняя политика». Эти слова, которые приобретут странную актуальность восемь десятилетий спустя, в связи с политикой, проводимой в Ираке администрацией Буша. Эта агрессивность отражает глубокую озабоченность: начиная с 1920-х годов, когда один из десяти американцев имеет автомобиль, а другие копят деньги, чтобы его купить, и в то время, как в 1929 году 78 % автомобилей в мире принадлежат США, страну преследует кошмар возможной нехватки нефти. Как раз в 1929 году руководитель геологических изысканий США высказывает мнение, что положение с нефтью в стране «может в лучшем случае рассматриваться как шаткое». Начиная с этого времени на американской земле разрабатывается самое большое количество нефтяных месторождений.

Государственный департамент США[12 - Эквивалент Министерства иностранных дел.] становится самым рьяным сторонником интересов американских нефтяных компаний, расположенных за рубежом, и первым театром действий будет… Ирак.

Окончание Первой мировой войны предоставляет грандиозную возможность для пересдачи карт. До войны один консорциум «Туркиш петролеум компани», у которого нет ничего турецкого, кроме названия, обладал иракскими месторождениями. Он объединял «Англо-персидскую компанию» – на уровне 50 %, «Ройал дач шелл» – на уровне 25 % и «Дойче банк», 25 % процентов которого подверглись секвестру с первых дней войны. Турция, союзница Германии, в 1918 году лишается членства, и германская часть, составляющая 25 %, передается «Компани франсез де петроль» («Тоталь») в обмен на иные формы возмещения военных убытков и на разрешение французов установить английские трубопроводы в своих подмандатных территориях Сирии и Ливана.

Оборудование для поисковых работ, посланное «Стандарт ойл» и «Мобилом», не допускается на иракскую территорию британскими властями, в то время как «Шелл» переводят с торгов на концессии, расположенные на нефтеносных федеральных территориях США.

Секретная дипломатия

Сегодня невозможно представить себе жестокость противостояния и ту атмосферу, которая тогда царила. Вся внешняя политика Америки вертится вокруг железной руки, управляющей «Стандарт ойл оф Нью-Джерси» и «Шеллом». Многочисленные эксперты и известные комментаторы предсказывают через короткий срок войну между Великобританией и США. Война так и не начинается, отчасти потому, что достигнут компромисс по разделу «Ирак петролеум», который заместил «Туркиш петролеум». «Англо-персидская компания» (БП), «Шелл» и КПП («Тоталь») имеют каждая по 23,7 %, «Стандарт ойл» («Эксон») и «Мобил» – по 11,87 %, остальные 5 % выпадают на долю самого крупного посредника во всей истории нефти Калоста Гульбенкьяна.

В западном мире, который, кажется, теперь считает, что получение дешевой нефти становится неотъемлемым правом каждого гражданина-потребителя, крупные нефтяные компании занимают центральное место и имеют значительное влияние. Но не следует ожидать от частных фирм, что они будут принимать в расчет государственные интересы. «Капиталист, – по определению Фернана Броделя, – это прежде всего авантюрист, способный предвидеть и мыслить в мировом масштабе». Это определение относится к действиям тех людей, которые царят в мире капитализма. Им больше не хватает поддержки их родного государства, и они собираются заниматься тайной дипломатией, которая в контексте послевоенного времени окажется чреватой последствиями.

2 апреля 1922 года глава советской дипломатической службы прибывает на вокзал в Геную. Ко всеобщему удивлению, Георгий Чичерин одет «по форме» – носит цилиндр. И на беглом французском (традиционном языке дипломатии) произносит речь, в которой он пытается убедить, что пролетарская революция не собирается ввергнуть мир в апокалипсис. Месяцем раньше военный суд союзников, собравшийся в Версале, определил размер германских репараций в 226 миллиардов золотых марок, которые должны быть выплачены в течение сорока двух лет. Немецкое правительство ответило, что Германия, даже обладая мощным индустриальным потенциалом, была бы не в состоянии выплатить такую сумму. В это время французские войска оккупировали порты Рейна – Дюссельдорф и Дуйсбург – в Руре. Через неделю союзники составляют новую ноту: 1 миллиард марок золотом, выплаченных до 31 марта 1922 года, или Рур будет полностью оккупирован.

На первый взгляд между двумя этими событиями нет никакой связи. На самом же деле все готово для создания союза между СССР и Веймарской республикой, двумя странами, «отверженными» остальной Европой.

Когда Чичерин во главе представительной делегации едет из Москвы в Геную, он останавливается в Берлине. В начале апреля 1922 года его принимает у себя Вальтер Ратенау, министр иностранных дел и один из самых влиятельных немецких промышленников. Ратенау шаг за шагом старается отдалить срок платежа в счет военных репараций. Без лишних слов Чичерин заявляет, что Россия готова вступить в союз с Германией. Быстро составленный протокол предусматривает «установление дипломатических отношений, привлечение германского правительства к поддержке тех частных предпринимателей, которые хотят торговать с Востоком» и, наконец, «отказ ото всех финансовых притязаний по отношению к другой стороне».

У руководителей обеих стран, «изгоев» в мировом сообществе – одна из-за проигранной войны, другая из-за революции, появляется ощущение, что они могут создать союз между русскими природными ресурсами и германской индустрией.

Помимо этого, у некоторых лиц, стоящих у власти в Германии, возникает еще более возбуждающая мысль: такое сотрудничество может намного ускорить восстановление вооруженных сил страны, способных отомстить за унижение от поражения в войне.

Конференция в Генуе оставила в истории дипломатии начала XX века воспоминание почти катастрофическое: она была очень плохо подготовлена и интересы ее участников сталкивались между собой и никак не связывались в общие интересы. Это из ряда вон выходящее дипломатическое вавилонское столпотворение, которое символизировала собой Генуя, предвосхитило неизлечимое бессилие демократий перед лицом возрастающей опасности, которая закончилась Второй мировой войной.

В высшей степени смехотворный феномен Генуи, который доказывает правоту Ленина, поскольку он утверждал, что торговое сотрудничество усилит антагонизм между влиятельными капиталистами, дипломатические переговоры очень быстро отодвигаются на задний план из-за столкновений между американскими и английскими нефтяными компаниями!

«Союз между бандитами и ограбленными»

Тут же вырисовывается образ России, без которой совершенно невозможно экономически обойтись, потому как во времена революции 15 % мировой нефти добывалось на ее приисках. Братья Нобель владели одной третью добычи, остальное принадлежало «Шеллу». С момента национализации промыслы становятся объектом безжалостного соперничества.

На конференции в Генуе под давлением двух компаний, которые действовали за кулисами, американский Государственный департамент и английский Форин офис[13 - Неофициальное название британского МИДа по месту расположения.] стараются достичь согласия, при котором ни одна из компаний не вела бы сепаратных переговоров с Советами.

На самом деле Москве удалось взбудоражить нефтяную индустрию Запада, поочередно приманивая каждую из компаний обещаниями, чтобы потом их перессорить. Теперь Советы стремятся сами добывать свою нефть и продавать ее по низким ценам, таким образом обостряя угрозу, перед которой дрожит от страха весь мир, – обвал рынка, вышедшего из-под всяческого контроля.

В то время как делегации готовятся покинуть Геную, барон фон Мельцау, один из главных немецких представителей, ведущих переговоры, получает в час ночи звонок от Адольфа Иоффе, члена русской делегации, заявившего, что он говорит от имени министра [наркома] Чичерина: если Германия пожелает, Россия подпишет с ней договор. На рассвете 16 апреля 1922 года обе делегации добираются до курорта, расположенного рядом с Рапалло, и останавливаются в гостинице «Бристоль».

Рапалльский договор устанавливает не только «союз между бандитами и ограбленными», как элегантно извещает об этом заголовок лондонской ежедневной газеты «Морнинг пост». Он отмечает поворот в послевоенном – или в предвоенном – мире, характеризующийся консолидацией власти коммунистов в России и массированным и тайным перевооружением в Германии.

«Триста человек контролируют Запад»

В то время как Версальский мирный договор сводит численный состав низших членов немецкой армии к количеству, которым располагали государства, величиной с Бельгию, тайное военное соглашение предусматривает, что Германия берется обеспечить воинским снаряжением и боеприпасами 180 пехотных полков Красной Армии и артиллерийскими орудиями 20 советских дивизий. Германия также реорганизует советский Балтийский флот и передаст Советам 500 «юнкерсов» (и в самом ближайшем будущем).

Военные немецкие специалисты приезжают в СССР, помогая готовить командный состав, в то время как в пригородах Петрограда и в Самаре строятся новые заводы, предназначенные исключительно для немецкой армии.

СССР предоставляет в распоряжение правительства Веймарской республики свою территорию и свою рабочую силу. Глава немецкого Генштаба генерал фон Сект создает, по условиям соглашения с советским наркомом внешней торговли Л. Красиным, организацию под названием «Зондергруппе». Эта настоящая параллельная власть приводится в действие таким образом. Только два германских министра знают о ее существовании – ответственный за финансы Йозеф Ворт, которого во многих кругах считают симпатизирующим большевикам, и глава германской дипломатии промышленник Вальтер Ратенау, который признается: «Как член клуба капиталистов я могу сказать, что триста человек, тесно связанных друг с другом, определяют судьбу Запада».

Еще одно звено этой цепи – частное коммерческое акционерное общество, окрещенное «Компанией по поддержке индустриальных предприятий». Оно располагает значительным бюджетом в 475 миллионов немецких марок и двумя конторами – одной в Берлине, другой в Москве. Эта компания финансирует строительство в окрестностях Москвы завода, способного производить более 600 «юнкерсов» в год.

В Петрограде будут произведены на свет 300 000 артиллерийских орудий, в то время как в Самаре русско-германское акционерное общество развивает в широких масштабах производство токсических газов и ядов.

Немецкие летчики обучаются в России, а между 1924 и 1934 годами вся элита советской разведки и высшего командования будет проходить в Германии стажировку. Среди стажеров будущий маршал Жуков, победитель в битве под Сталинградом, который в 1945 году нанесет финальный удар по Берлину.

Последняя деталь поставлена на место: фирма «Ломан», включающая в себя 28 акционерных обществ и 32 морские верфи, под покровом советской морской базы в Кронштадте строит 250-тонные подводные лодки. Берлин использует их во время Второй мировой войны – в основном для подрыва конвоев.

Союзнические комиссии, которые следят за положением дел в Германии, сообщают в свои страны, что Германия, в нарушение подписанных соглашений, не разоружилась. Но никто не оценивает важности советского участия. Нужно будет дождаться 1935 года, чтобы некоторые донесения обнаружили ошеломляющий факт: нацистская Германия каждую неделю спускает с верфей коммунистической России одну подводную лодку. Разве объем нефтяных запасов Германии не кажется ничтожным? Но в Германию продается солидное количество русской нефти… Два будущих противника будут продолжать сотрудничество в течение девятнадцати лет, вплоть до вторжения немецких дивизий на советскую территорию в 1941 году.

«Плавать по океану черного золота»

В эти десятилетия судьба мира, кажется, только и творится за кулисами, в тайне от общественного мнения. Это касается как военных и политических планов – германо-советский альянс тому поразительный пример – так и планов относительно нефти.

Восторженный Уинстон Черчилль в 1919 году сказал в палате общин: «Нет никакого сомнения в том, что союзники могли доплыть до победы только на кораблях, которые бесперебойно снабжались нефтью».

Через двадцать лет, накануне Второй мировой войны, лицо рынка существенно изменилось. США продолжают производить около двух третей мирового объема нефти, но тысячи американских нефтедобытчиков требуют поднять цены на свой товар, что заставляет крупные компании искать более дешевые источники.

Иран и Ирак со своими обильными месторождениями, где добыча обходится чрезвычайно дешево, кажутся просто новыми Эльдорадо. В Иране нефтепромышленники со времени подписания соглашения 1901 года с персидским шахом диктуют свои законы слабой политической власти, как бы несуществующей и полностью коррумпированной.

В Ираке – стране, созданной недавно из трех прежних провинций Оттоманской империи, – американцы после Первой мировой войны обосновались рядом со своими британскими соперниками.

Король Фейсал II, возведенный на иракский престол британцами после того, как его прогнали из Сирии, вынужден был не только признать права консорциума «Ирак петролеум компани» (ИПК), но также отдать ему новую концессию, которая в 1927 году начинается разработкой нефтерождения Баба Гургур, одного из самых крупных в истории нефтедобычи, что позволяет «Ирак петролеум компани» – пользуясь определением Черчилля – «плавать по океану черного золота».

В Иране 770 000 квадратных километров английской концессии, приобретенной по смехотворной цене 20 000 фунтов, уплаченных наличными, сопровождаются передачей 20 000 акций по цене 1 фунт стерлингов, к которым добавляется 16 % ежегодной прибыли. Сделки, заключенные в Ираке, оказываются куда более прибыльными. Соглашение, подписанное в 1925 году с иракским монархом, обуславливает, что концессия, переданная «Ирак петролеум», будет принадлежать компании до 2000 года и что иракское государство будет взимать арендную плату 4 шиллинга золотом за тонну нефти. ИПК иллюстрирует собой стратегию и способы действия, которые крупные компании с этих пор будут применять, чтобы главенствовать на мировом рынке и устанавливать свои правила.

Впервые две американские компании, «Эксон» (бывшая «Стандард ойл оф Нью-Джерси») и «Мобил», обосновываются на почве или, скорее, подпочве Среднего Востока, рядом со своими британскими соперниками «Шеллом» и «Англо-персидской компанией» (будущей БП). Эти конкурирующие фирмы вели до тех пор безжалостную войну цен, которая привела к мировому перепроизводству и обвалу их прибыли.

Когда в недрах ИПК происходит распределение процентов, нефтепромышленники меняют стратегию и, по определению Калоста Гульбенкьяна, одного из главных действующих лиц, «никогда открытая дверь [в Ираке] не была так плотно запечатана».

«Четыре сестры» – так прозвали нефтяных гигантов – занимаются тем, что приводят в согласие контроль над производством и ограничивают последствия конкуренции. Гульбенкьян, знаменитый «Господин 5 %», единственный оставшийся в ИПК независимым, дает еще одно образное и полное юмора определение, которое подводит итог отношений между компаниями: «Нефтепромышленники как кошки: когда их слышно, никогда нельзя понять, дерутся они или занимаются любовью».

Возможно, он выразился бы точнее, если бы сказал, что они дерутся, занимаясь любовью, настолько соперничество тех, кто стоит во главе группировок, и их стратегические планы противоречат друг другу. Тем временем всесильный патрон «Шелла» Генри Детердинг, который через несколько лет продемонстрирует свое полное восхищение Гитлером и нацизмом, заявляет своим приближенным: «Сотрудничество дает власть». Этот принцип приведет к фундаментальным решениям, принятым летом 1928 года в полной секретности и так старательно охраняемым, что понадобится двадцать четыре года и послевоенное время, чтобы они стали частично известны.

Эксплуатировать «по-братски и более выгодно»

В июне 1928 года в Остенде на конференции, где собрались главные акционеры ИПК, было решено, что ни один из акционеров не может эксплуатировать месторождения нефти, если они будут обнаружены на территории бывшей Османской империи, без согласия и участия своих партнеров.

Оставалось уточнить один пункт, который вызывает яростные споры среди акционеров, поскольку от принятого решения может зависеть судьба миллиардов, как написано в биографии Гульбенкьяна. Речь идет всего лишь о том, как определить границы бывшей Османской империи. Споры заходят в тупик, когда Гульбенкьяна[14 - Гульбенкьян, по национальности армянин, был уроженцем Османской империи.] озаряет гениальная мысль. Он просит, чтобы ему принесли большую карту Среднего Востока, раскладывает ее на столе и проводит красным карандашом линию вокруг центральной зоны. «Вот, – говорит он своим партнерам, – Османская империя, какую я знал в 1914 году. Мне хорошо известны ее границы, я там родился, я там жил и работал».

Линия, которую тщательно осматривают акционеры, включает территорию Бахрейна, Катара, Арабских Эмиратов… и Саудовской Аравии. Кувейт остается за ее пределами, к великой радости американцев, которые готовятся произвести там разведку месторождений нефти. Это «соглашение красной линии» принесет Гульбенкьяну ежегодный доход более 50 миллиардов долларов и сделает его одним из самых богатых людей в мире, так как он получает 5 % с содержимого каждой скважины, работающей в пределах этой линии. Как вспоминает историк нефти Леонард Мосли, речь шла и еще об одном тайном соглашении, и, разумеется, никто не собирается сообщать об этом арабам.

Два месяца спустя, в августе 1928 года, замок Ахнакарри, величественное сооружение, которое находится в центре Шотландии, в самом сердце высокогорья, превращается, по словам одного журналиста из «Санди экспресс», в «неприступную крепость, которая служит приютом группе самых интересных молчунов мира». Генри Детердинг, основатель и президент компании «Шелл», пригласил президентов «Эксона» и «Бритиш петролеум» к себе на тетеревиную охоту. К ним присоединяются представители других компаний, в том числе Мелон, банкир, главный акционер «Галфа». Тигл, президент «Эксона», много позже признается, что среди участников охоты разговоры по большей части касались проблем мирового производства нефти.

Эти разговоры порождают эвфемизм: «соглашение в Ахнакарри» означает создание международного нефтяного картеля, члены которого делят мир. «В условиях демократии, – пишет Энтони Сэмпсон, – этот план был бы неисполним, отсюда и тайна, которая его окружает: по сути, он дает кучке бизнесменов право разделить рынок, согласно своим желаниям, и назначать цены».