Народ Мухаммеда. Антология духовных сокровищ исламской цивилизации

Но араб ответил ему вызывающе смело:

– С персами всегда надо вести себя жестко. Это их пугает.

Вести переговоры с персами Саад поручал каждый раз новым посланникам, и Рустем однажды поинтересовался, почему не приходит тот человек, что был у него накануне.

Ответом ему было:

– Для нашего правителя мы все равны.

На другой день Рустем, указывая на тонкое копье арабского посланника, презрительно спросил:

– Что это за иголку ты держишь в руке?

Но тот парировал:

– Горящий уголек не становится холоднее, даже если он мал.

– А что с твоим мечом? Он, кажется, совсем рассыпается.

– Пусть ножны потрепанны, но лезвие по-прежнему острое.

Посланников Саада однажды привели даже на аудиенцию к царю царей. После той аудиенции Рустему приснился сон, показавшийся ему дурным предзнаменованием исхода битвы, почему он с неохотой шел на столкновение с арабами. Однако Йездегерд настаивал. И Рустем написал своему брату письмо, в котором и открывается величие этого человека:

«От Рустема Биндавану, Сатрапу Суда и Стрелы персидского народа, тому, чья рука, движимая самим Господом, способна рассеивать огромные полчища и крушить захватчиков.

Готовься, брат мой, усиливай крепости и набирай людей. На твоих глазах арабы вторглись в нашу страну, теперь мы вынуждены только бороться, чтобы сохранить наши земли и уберечь наших детей, они не оставили нам выбора. Я предлагал его величеству преградить им путь в глубь страны и изматывать их, бесконечно откладывая решающее сражение до тех пор, пока Фортуна не повернется к нам. Однако он остался безразличным к моим советам.

Рыбы встревожили воды; светила созвездия Стрельца и Венера видны на небосклоне; но Весы уравновешены, а Марс воспламенен. У меня нет сомнений: наши враги одержат эту победу.

Однако хуже всего то, что если не я возглавлю наше войско, то его величество лично поведет воинов в атаку. А значит, у меня нет другого пути: я должен идти в наступление».

Битва длилась три дня. В последний день, немногим позже полудня, поднялся ужасный ветер с запада и стал засыпать персов песком и пылью, ослепляя их; а один мощный порыв даже пронес копье над троном Рустема и с силой метнул его в Старый канал. Некоторые арабы во время сражения смогли подобраться к самому трону, и Рустем был вынужден бежать к обозу, где были привязаны мулы, груженные его сокровищами, там, среди тюков, он и спрятался. Один из арабских воинов, некий Хилал, обрезал ремень, крепивший тюк, за которым был Рустем, и половина груза обрушилась на спину полководца, сломав ему несколько ребер. Однако Хилал не увидел его, он даже не предполагал, что Рустем был там. Затем араб проткнул один из мешков саблей, и из него послышался аромат мускуса. В это время Рустем смог отползти к Старому каналу и нырнуть под воду. Но Хилал заметил это и бросился вслед за ним, ухватив Рустема за ноги, вытянул его на берег и убил одним ударом меча. После чего араб оттащил труп полководца и бросил его под копыта мулам. Взобравшись на трон, он прокричал: «Я убил Рустема! Клянусь Аллахом, я убил его! Вот!»

Воины столпились перед ним, но сквозь завесу пыли не видно было ни Хилала, ни трона. Они кричали, ликуя, отчего сердца персов сжались, и персидская армия обратилась в бегство.

Многие нашли смерть в этом сражении, кто от меча на поле, кто в водах Старого канала. Некоторые персы пытались добраться до тех мест, где по мелководью можно было перебраться через Тигр, но Саад преследовал их, пересекая по пятам броды, и беспощадно расправлялся с воинами. Среди награбленного и захваченного в тот день оказалась и дочь царя царей Йездегерда.

Араб по имени Дирар смог захватить знамя империи, древний стяг из кожи, усыпанный драгоценными камнями. Говорят, Дирар продешевил, продав его однажды за тридцать тысяч золотых динаров, ведь его оценивали в два миллиона. Позже Саад забрал и знамя и вместе со всеми дарованными в этой войне Господом сокровищами и драгоценностями, сверкающими диадемами, поясами и ожерельями, отправил халифу. По приказу Омара знамя империи отсоединили от древка, разрезали на маленькие кусочки и разделили между правоверными.

Рассказывают, что некий араб продал свою долю награбленного в Ираке одной женщине всего за тысячу дирхемов. Над ним стали смеяться, ведь эта женщина была из богатого рода и могла заплатить гораздо более высокую цену.

«Но ведь я не знал, что есть числа больше десяти сотен!» – восклицал тот араб.

Зал для аудиенций, где Йездегерд обычно принимал своих гостей, находился в персидской столице Мадаине (в современном Ираке). В этом зале висела корона правителя, большая словно бочка, сделанная из золота и серебра, украшенная рубинами, изумрудами и жемчугом. Корона золотой цепью была подвешена к своду зала, поскольку была слишком тяжела для шеи правителя. Пока Йездегерд не входил и не занимал свое место, занавеси перед троном были закрыты, и лишь после того, как он усаживался и подставлял голову под корону, они раздвигались.

Всякий, кто впервые видел царя сидящим на троне в короне, склонял перед ним колени в благоговейном страхе.

Однако на шестнадцатый год смерти последнего пророка Мадаин был покорен, и в этом зале для аудиенций уже Саад ибн Абу Ваккас читал пятничную молитву.

Царь Йездегерд бежал на север, в Хорасан. Его власть неуклонно слабела, и там в конце концов на тридцать первый год смерти Мухаммеда последний персидский царь был убит.

Спасаясь от гнева своих врагов, он ехал вдоль берега реки Зарк. Разобрав во мгле очертания мельницы, он спешился и, зайдя внутрь, расположился на стоге сена.

На восходе солнца мельник отворил дверь своей мельницы и застыл в изумлении с мешком корма для скота на своих плечах: перед ним, простолюдином, стоял воин с глазами испуганной газели. Мельник увидел его позолоченную обувь, тунику, вышитые золотом и жемчугом рукава и спросил:

– Кто ты?

– Перс. Я убежал от преследования.

Тогда мельник сказал:

– Я могу предложить тебе ячменный хлеб и немного кресса, что растет здесь на берегу, если, конечно, не побрезгуешь. Это все, что у меня есть.

– Этого достаточно. Но найди мне еще для моего обряда несколько веточек барсама.

Бедный мельник пошел взять у кого-нибудь барсам, но те, кого он встретил, привели его к врагу царя, предателю Махви, который велел несчастному работяге сказать, для кого же он ищет это растение. И мельник рассказал, что произошло на его мельнице. Махви не сомневался: это был Йездегерд. Он велел мельнику вернуться и отсечь беглецу голову под угрозой, что его собственная полетит долой.

Несчастный послушался, но так и не понял, зачем убивать того человека. Ночью он вернулся домой и пришел к царю. Дрожа от стыда и страха, с потрескавшимися губами, мельник подошел к нему так близко, будто хотел сказать что-то на ухо, и вонзил кинжал в его грудь. Это был смертельный удар, и несчастный успел лишь издать хрип, после чего упал рядом с ячменной буханкой, что лежала перед ним.

Душа этого мира – бессмысленная пустота, а глупость – обратная сторона рая. Непостижимость – ее крест, а может быть, милосердие. Мудрость в том, чтобы принимать перемены без досады и радости.

Затем двое жестокосердных слуг Махви вытащили окровавленный труп царя и бросили его в бурлящий водоворот Зарка. Поначалу тело Йездегерда плыло вверх лицом, но затем перевернулось, и его понесло вниз по течению.

Основание государственного совета – дивана

«Однажды летним днем, в ужасную жару сидел я в Медине у Османа, – рассказывал один из его вольноотпущенников. – Вдалеке мы увидели человека на молодом верблюде и еще одного позади. Жара была невыносимая, и нам было очень интересно, кто же это рискует идти под таким солнцем. Человек приблизился, и, к нашему великому удивлению, им оказался Омар. Осман поднялся и выглянул из-под навеса, но очень быстро вернулся, не стерпев обжигающего воздуха. Когда Омар все же подошел к нам, Осман спросил:

– Что заставило тебя выйти в такую ужасную жару?

– Дело в том, что эти два верблюда были высланы в качестве уплаты налогов. Опасаясь, что они отобьются от стада, я решил сам привести их на государственное пастбище».

При жизни Омара количество верблюдов и лошадей на государственном пастбище достигало четырех тысяч голов.

Как-то раз правитель Бахрейна привез в Медину полугодовой доход, сказав Омару, что он насчитал в нем миллион дирхемов. Но халиф только посмеялся.

Позже выяснилось, что это все-таки правда. И когда люди собрались в мечети на молитву, Омар сказал им: «Из Бахрейна мне привезли очень много денег. Вы возьмете свои доли по весу или мне посчитать для вас каждую монету?»

К 15 году (636 г. н. э.) халиф Омар решил распределить все награбленные богатства среди мусульман и таким образом обогатить их. Однако как управлять распределением захваченных в результате многочисленных побед ценностей, целых обозов золота, серебра, украшений и богатых одежд, халиф сказать не мог.

В те времена в Медине жил один торговец. Видя замешательство халифа, он решил рассказать ему, что персидские правители учредили так называемые диваны, в которых велись записи обо всех доходах и расходах вплоть до последней монеты. У каждого, кто входил в состав дивана, была своя должность, таким образом персы избегали разногласий.

Омар заинтересовался тем, что поведал этот торговец, и попросил его разъяснить все это более подробно. После всех разъяснений и уточнений были составлены мусульманские реестры и выбраны те, кто будет допущен к работе с ними. Омар установил, какое количество денег будет выплачиваться каждому мусульманину, выделил определенные суммы всем вдовам пророка, его наложницам и близким родственникам. Таким образом были распределены все захваченные богатства.

Омар не позволял деньгам бесполезно скапливаться в казне. Однажды один из его подданных пришел и сказал:

– О владыка правоверных! Не лучше ли оставить что-нибудь на черный день?

– Шайтан говорит сейчас твоими устами! И да оградит меня Господь от злоупотребления богатствами! Пусть того же просят и те, кто также почувствует искушение. Будь что будет, единственное, что я могу сделать для своего будущего, – это быть покорным пророку, да благословит его Аллах и да приветствует! Нам довольно быть покорными, так как покорность принесла нам все, что у нас сейчас есть.