Игрушка палача

– Извини, не знаю твоих предпочтений.

– Мозгов, как у пташки, – скривился Палач и сам подошёл к бару, выбрав бутылку с чёрной тягучей жидкостью внутри.

Я тем временем поспешила убрать беспорядок, устроенный им, но замерла, почувствовав, что он тянет меня за шиворот. Палач усадил меня к себе на колени, велев подать бокал с напитком.

Я опасалась смотреть на него, впервые находясь так близко от его жуткой маски. Говорят, что он носит эту маску, потому что у него нет собственного лица. Я тут же отогнала эти жуткие мысли. И без того было страшно. Палач не спеша потягивал жидкость из бокала, удерживая свою руку на моей талии.

– Повернись.

Я едва повернула голову, уткнувшись взглядом ему в шею.

– Что, страшно?

Я кивнула. Мне кажется, это было очевидно. Он был воплощением самых жутких страхов, он ходячий ночной кошмар, и спрашивает, страшно ли другим смотреть на его маску? Не страшно, жутко! До ужаса! До дрожи в коленях! До холодного пота! Видимо, мои мысли слишком явно отображались на моём лице, и они не понравились Палачу. Потому что он яростно отбросил бокал и схватил меня за плечи, разворачивая лицом к себе.

– Смотри на меня, ну же! Смотри на меня своими сиреневыми глазами по доброй воле. Или я отрежу тебе веки, и тебе придётся смотреть на меня вечно.

Я открыла глаза, смотря в эту страшную чёрную маску. Ту самую, которая была последним, что видели перед собой тысячи тех, кого умертвил Цепной Пёс.

– А теперь расскажи мне, птичка, самую страшную сказку, что болтают обо мне. Расскажи, насколько ужасен Палач. Расскажи, какие ужасы творит Цепной Пёс…

Я молчала. Чёрные смерчи гипнотизировали. Я будто стояла на самом краю пропасти, и не могла отвести от неё испуганного взгляда. Палач сжал ладонями моё лицо, удерживая его.

– Не знаешь, с чего начать? Я помогу тебе… Цепной Пёс… Ну же, говори. Личный Пёс императора…

– Нет, – прошептала я. – Я не буду этого говорить.

– Почему же?

– Мне кажется, что тебе не нравится, когда тебя называют… Псом. Тебя это злит.

– Боишься?

– Боюсь. Было бы очень глупо не бояться того, кто обладает подобной силой и властью.

Палач немного ослабил хватку, а я, поддавшись непонятному порыву, подняла руку и коснулась его маски кончиками пальцев. Она пугала меня больше всего. И я, будто самоубийца, тянулась за тем, чтобы ощутить кожей это живое воплощение кошмара.

Я не считала терраэнов Богами, и знала, что всё их могущество – это всего лишь дело техники.

Но когда я смотрела на маску Палача, во мне словно просыпались ото сна все те предрассудки, которыми кормили нас в детстве. Мне хотелось узнать, на самом ли деле эти маленькие смерчи несут смерть и, правда ли, что маска способна убить любого, кто осмелится к ней притронуться.

Если последнее верно, меня ждёт, несомненно, приятный сюрприз. Я коснулась пальцами маски, на ощупь она была гладкой и обтягивала лицо Палача, будто вторая кожа, такая же тёплая. Он сидел, ошарашенный моим поступком не меньше моего.

Меня не убило и не засосало в смерч. Пальцы легко проникали сквозь них, пробегаясь по выступающим скулам и лбу, касались переносицы, застыли на волевом подбородке и скользнули вниз.

– Это лишь иллюзия, верно? – осмелилась спросить я. – Все эти смерчи, чёрные щупальца тумана и видимость, будто нечто живое передвигается под маской.

– Верно, – ответил Палач, – ты так и не рассказала мне, откуда знаешь так много?

Палач переместил свои руки на талию, крепче прижимая к себе, а я почувствовала, что мне будто дали секундную передышку, чтобы глотнуть свежего воздуха перед тем, как погрузить ещё глубже под воду.

Страх никуда не исчез, но у него больше не было вида, как у чудовищных демонов и монстров из кошмаров. Он был живым, из плоти и крови, он был всё таким же непонятным и жутким, но хотя бы не Сверхъестественным. Время будто застыло. Я всё так же продолжала сидеть у него на коленях, рассматривая маску Палача, а он всматривался в моё лицо черными провалами глаз.

– Ты ещё не избавился от неё? – раздался резкий, властный голос.

Я подняла голову и увидела мерцающую в воздухе трёхмерную проекцию Бога-императора.

Я дернулась, чтобы сползти на пол, распластавшись в нижайшем поклоне, как того требовал этикет, но Палач крепче вцепился в меня пальцами, удерживая на месте. Мне лишь осталось как можно ниже наклонить голову, изображая потрясение увиденным.

– Нет, ещё не наигрался с ней, – ответил Палач. – Что тебе нужно?

– Мне нужен ты, Пёс, и немедленно. Экстренное собрание совета.

Проекция померкла. Палач поднялся, поставив меня на пол, и произнёс:

– Будь осторожнее, птичка, ты играешь в прятки со смертью, – и покинул комнату.

Глава 17. Палач

Я сидел на заседании совета, которое затянулось на длительное время, кратко, но ёмко отвечая на вопросы, обращённые ко мне. Количество элитных бойцов, примерное время, которое потребуется для проведения операции захвата… Я отвечал автоматически, не задумываясь.

В каком-то смысле я и был автоматом, усовершенствованным бойцом. Идеальный солдат, с увеличенной силой и ускоренной реакцией. Машина для убийства без глупых привязанностей и способности сопереживать. Но мои мысли сейчас были далеко. Датчик на руке скромно пискнул, выведя на экран уведомление о том, что девчонка покинула комнаты.

Куда она могла направиться? Меня раздирало на части любопытство, наполовину смешанное с бешенством. И в то же время я знал, что стоит злиться лишь на себя самого. Какого хрена надо было распоряжаться, чтобы ей выдали униформу уровня В, позволяющую спокойно гулять почти везде, где ей заблагорассудится, за исключением специальных технических помещений?

Надо было запереть её в покоях, как в клетке, приказав подавать еду в комнаты, надо было лишить её малейшей свободы передвижения… Куда эта сучка могла потащиться? Возможности узнать это сейчас, немедленно, не сходя с места, у меня не было.

Значит, нужно было сидеть и ждать, пока окончится этот абсурдный театр для слабоумных. Хренов ублюдок, как нарочно, тянул время, уточняя самые мельчайшие детали, изображая из себя обеспокоенного правителя. Лицемер. Будто ему было не насрать на всё, не касающееся его венценосной особы. Будто ему не хотелось взять пистолет и вышибить мозги всем, кого он смог заподозрить в предательстве. Будто ему не хотелось умыться в их крови…

Через сорок три минуты на экране высветилось уведомление о том, что птичка вернулась на место. Где она была и чем занималась? Проклятье. Как ей удавалось выводить меня из себя даже на расстоянии? Встречу сучку и выбью из неё всю дурь, превратив в послушную, мягкую и податливую словно шёлк.

Не-е-е-е-ет. Кого я обманывал? Я хотел Тайру именно такой: непонятной, кажущейся недоступной и дёргающейся в сторону от каждого малейшего прикосновения. Меня возбуждал один вид её широко распахнутых сиреневых глаз с застывшим в них выражением страха. Рейяне не удалось утолить жажду, терзавшую моё тело. Мне нужна была эта маленькая птичка с темно-синими волосами. Хотелось погрузиться в неё целиком, полностью заполнив её собой до предела.

Император объявил заседание Совета оконченным. Наконец-то… Я с облегчением встал из-за стола и поспешил к выходу.

– Пёс!

Какого хрена тебе ещё надо? Не скрывая злости и раздражения, я резко повернулся к Императору.

– Будь добр, сопроводи меня к Наэну. Я в числе почетных гостей на его новом представлении.

Слишком много лишних ушей и глаз вокруг для того, чтобы послать его куда подальше со всеми причитающимися регалиями. Скрипнув зубами, обречённо кивнул и принялся ждать. Императору необходимо было сменить облачение. Самовлюблённый пижон. Натянет на своё тело один из многочисленных светлых костюмов, неотличимых друг от друга, растянет губы в идеальной улыбке и понесёт свою особу к простым смертным, чтобы порадовать их своим присутствием.

Наэн. Ошибка природы, выжившая по какой-то нелепой прихоти судьбы. Ещё один терраэн, которого я ненавидел всем своим существом. До зубного скрежета, до стиснутых намертво кулаков. Маленький, тщедушный, с женоподобным телом и непомерным эго. Неудивительно, что Император покровительствовал этому выкидышу от мира искусства. Наверняка, в этом уродце он видел тёмную сторону себя, свою истинную натуру.

Внешне Император выглядел безупречно, возвышенно, но за его идеальной внешностью и кажущейся благопристойностью скрывалось самодовольное, злобное существо. Наэн же, в свою очередь, взирал на Императора так, будто чувствовал в нём родственную душу эстета и почитателя прекрасного, чуждую материальным запросам.

Самое низменное и извращённое желание Наэн оправдывал стремлением к истинной сущности всего живого. Самый похабный и нелепый из своих спектаклей, которые можно было смотреть только обкурившись до умопомрачения гирраном, он называл гимном Красоте.