– Это я и собираюсь выяснить. Дай сюда!
Саймон вырвал у меня из пальцев клочок бумаги и презрительно скривил губы.
– Послушаем, чего хочет земная самка.
– Эллен, – протянул я, катая на языке имя, становящееся приятнее и приятнее, чем чаще я его произносил.
– Что?
– Самку зовут Эллен, – пояснил я.
– Забудь. Привязанность к земной самке ошибочна. Всё дело в том, что мы чересчур долго задержались на этой планете.
– Причём здесь это? – спросил я, направляясь вслед за Саймоном.
– Притом что это не может быть истинным союзом. Голод довёл нас до крайнего состояния. Наше восприятие искажено. Чем быстрее мы покинем эту планету, тем лучше.
Глава 17. Саймон
Ксавьер послушно топал за мной, как ведомый. Я развернулся к нему лицом.
Младший едва успел затормозить, чтобы не наткнуться на меня.
– Что с твоей концентрацией?
– Ничего, – ответил Ксавьер.
– Вот именно что ничего. Ты должен быть собран.
Я обвёл Ксавьера медленным взглядом.
– Отправляйся в зал для нагрузок.
– Мне это не нужно.
– Я сказал что нужно. На правах Старшего я указываю тебе на пустоты, которые лучше заполнить делом, не бесполезными мыслями.
Ксавьер недоверчиво покосился на меня.
– Десять раундов.
– Десять?
Ксавьер рассмеялся.
– Кажется, ты говорил, что отлёт пришлось перенести на неделю позже. Зачем мне впустую растрачивать энергию на тренировки?
– Затем, что когда ты вернёшься на Терлеа, тебе нужно будет проявить себя лучшим образом. Совет будет пристально наблюдать за всеми твоими огрехами. Будь безупречен хотя бы в одном.
– Хорошо.
Я сложил руки под грудью.
– Просто «хорошо», Тьер? Или ответишь, как полагается?
По лицу Ксавьера промелькнула тень. Он обвёл взглядом пустое помещение. Кроме нас здесь не было никого. Можно было и не соблюдать церемониальность обращения Младшего к Старшему. Но наследный принц Терлеа совсем распустился на этой дерьмовой планете.
Пусть вспоминает, как подобает вести себя.
Младший сложил пальцы рук треугольником и поклонился. Я успел выбросить руку вперёд и активировал превращение. Для внушения хватит и начальной стадии. Рука от плеча до кончиков пальцев почернела, покрывшись защитным, плотным хитином и шиповатыми выростами. Пальцы оканчивались длинными когтями. Острым когтём я нажал на затылок наследного принца.
– Недостаточно низко, Тьер.
Если размахнуться и ударить в полную силу, можно пробить черепные кости. Или просто глубоко распороть кожу. Я усилил нажим, а потом убрал руку.
– Ещё раз, Тьер.
Ксавьер выпрямился и повторил жест, но уже с необходимой почтительностью. Ни один мускул на лице не дрогнул. Даже глаза потеряли всякое осмысленное выражение, став безразличными.
– Хорошо. Можешь идти, Тьер.
Ксавьер развернулся, но потом всё же спросил:
– Что будем делать с землянкой?
– Ты не понял заданный вектор движения, Тьер?
Ксавьер не шелохнулся. Придётся выбивать из него дурь по прилёту на Терлеа. Сейчас не хотелось бы травмировать принца.
Без нужного оборудования заживление ран может затянуться надолго.
– С землянкой я буду решать вопрос позднее. Я не вижу в тебе признаков зависимости, кроме того, что тебе явно понравилось трахать землянку.
– То есть мне нужно будет корчиться в муках голода, чтобы ты поверил? Не хочешь прислушаться к своим ощущениям?
– Мои ощущения говорят мне, что давно пора сваливать с этой планеты. В непривычной среде искажается восприятие.
Мои слова были жалкой попыткой убедить Ксавьера умерить свой пыл. Или придётся удерживать его силой. Но на его счастье, наследный принц вспомнил, что он не только Тьер, но ещё и мужчина. Мужчине недостойно показывать свои капризы, словно избалованной девчонке.
Ксавьер удалился. Я покрутил клочок бумажки, рассмеявшись про себя. Теперь понятно, почему Тьер так взбесился. Землянка послала его, изящно черкнув символичное изображение грубого мата.
Забавная пташка. Что-то с ней определённо не так. Но выяснять, что не так с этой самкой я не собираюсь. И Ксавьеру не позволю лезть, куда не следует.
Спустя трое суток я понял, как сильно я ошибся.
Через трое суток Ксавьера ломало так, что он напоминал после-образ терлеанца, а не его живое воплощение. Я чувствовал то же самое, но ни за что бы не признался, что дряни удалось отравить моё время бессознательного отдыха. Как только я отключал сознание, растягиваясь на кровати, начинались галлюцинации. Цветные и звуковые. Ощущаемые, как реальные.
Было тяжело прервать этот поток галлюциногенного бреда. От него оставалось долгое послевкусие, а ядовитые неоновые вспышки ещё долго не погасали под закрытыми веками. В преломлении лучей прятался силуэт землянки.