Опасные желания

– Думаешь, нужно?

Я выжала тряпку и вышла к нему на крыльцо.

– Возможно. На всякий случай.

Папа обернулся.

– Он что-нибудь такое сказал? Почему ты решила, что нам понадобится ружье?

Я вспомнила голос незнакомца, его почти издевательский тон и свое сожаление, что у меня нет ружья. Сейчас, оглядываясь назад, я все еще помнила это чувство, но не могла сказать, чем оно было вызвано. Задумавшись на секунду, я покачала головой:

– Вроде бы нет.

Папа посмотрел на солнце:

– Но день и впрямь очень теплый. Сбегай-ка все-таки за ружьем. Вдруг там змеи.

Колючий комок страха, застрявший у меня в груди, уменьшился, будто дикобраз, который успокоился и опустил иглы. Папа выбьет все нужные сведения из этого мальчишки. Если тот еще не ушел.

* * *

Мы увидели его, когда пробирались сквозь ряды сохнущей на веревках одежды. Чужак по-прежнему лежал на камне, опустив ноги в воду. Он прикрыл лицо темной шерстяной шляпой и не шевелился – видимо, уснул.

– Лучше не опускать ноги в эту речку! – крикнул папа, предупреждая о нашем приближении. – Водяные ужи могут принять их за тритонов. Они не ядовиты, но кусаются все равно больно.

Юноша снял шляпу и заслонился ею от солнца, чтобы посмотреть на нас. Лениво потянувшись, он сел, но ног из воды так и не вынул.

– Ужи, говорите?

Папа кивнул.

Через несколько секунд настороженного молчания юноша все же вытащил ноги из ручья.

– Все равно они уже замерзли.

– Я Гидеон Даунинг, – представился папа. Он остановился в нескольких ярдах от воды, даже не пытаясь скрыть от незнакомца ружье.

– Пчеловод, – добавил юноша.

Папа оперся на приклад ружья. Его поза казалась непринужденной, но от него исходило напряжение, от которого у меня буквально сводило зубы. Оно придавало веса каждому слову в этом разговоре.

– Ты просто мимо шел или думаешь задержаться?

– Делаю обход, – уклончиво ответил юноша.

– С родителями?

– Нет, я… с товарищами, – сообщил он.

– Вот как?

Ленивый темп их разговора сводил меня с ума. У меня зачесались руки. Хотелось схватить ружье, дать предупредительный залп в воздух и потребовать однозначных ответов.

– У нас тут неподалеку небольшой лагерь. – Чужак указал на самую западную гору. – Я шел вдоль реки и случайно увидел… – Он сделал длинную паузу, как будто уже успел забыть мое имя. Удивительно, как сильно это меня задело.

– Эллери, – подсказал папа.

– Эллери, – повторил юноша. – Я не хотел никого тревожить. Она мне сразу сообщила, где граница ваших владений. Постараюсь держаться подальше. Не хотелось бы по ошибке зайти на чужую землю. А то ведь и пристрелить могут.

– В Эмити-Фолз тебя, скорее всего, не обидят, – ответил папа, едва заметно расслабившись. – Мы заходим в лес только тогда, когда направляемся к перевалу.

Незнакомец с довольным видом потер подбородок.

– Я как раз поэтому и пришел поговорить. В последнее время тут бродят… волки. На прошлой неделе они растерзали наш обоз. Шесть человек погибло.

Юноша присвистнул сквозь зубы.

– Это точно?

Мрачно сжав губы, папа кивнул.

– Сожалею о вашей утрате. Волчьих следов я не видел, но теперь буду повнимательнее. Спасибо, что предупредили.

Папа почесал затылок и перевел на незнакомца пронзительный взгляд.

– Я, кажется, не расслышал твое имя, сынок. – Последнее слово прозвучало странно и отрывисто, словно недосказанная угроза. Я обрадовалась, увидев, что уловки этого мальчишки на папе не сработали.

– Вы и не могли, я его не называл. – После неловкой паузы юноша усмехнулся, снимая напряжение. Потом отряхнул штаны и перешел речушку, чтобы протянуть отцу руку. – Меня зовут Прайс.

Неправда. В Эмити-Фолз все служило практическим целям. Имена имели вес и были тесно связаны с человеком или местом, точно клеймо, выжженное каленым железом. Высокие темные горы? Черные Зубцы. Озеро, полное цветущих водорослей? Зеленое. Имя вплеталось в саму суть вещи. Кем бы ни был этот человек, его звали не Прайс. Имя «Прайс» не подходило к его длинной фигуре, точно пальто не по росту.

Если папа и заметил эту ложь, то ничего не сказал. Просто пожал юноше руку, и они принялись непринужденно обсуждать Длань Господню. Прайс, как он себя назвал, вырос не в этих местах и сказал, что будет рад советам. Когда папа спросил, где тот родился, Прайс покосился на меня и усмехнулся.

– На западе, – ответил он, опять уклоняясь от ответа.

– Где? – встряла я. – Где именно на западе?

– Эллери, – осадил меня папа. – Он сам скажет, если захочет.

Прайс снова рассмеялся, но как-то напряженно.

– На побережье.

– Но где именно? – не унималась я. – У нас большая страна. Западное побережье ужасно длинное.

– Эллери всегда отличалась любопытством, – извиняющимся тоном произнес папа.

Чужак словно по-новому взглянул на меня. Вблизи я наконец смогла рассмотреть его глаза. Они блестели, прозрачные и светлые, как ручей. То бледно-серые, то янтарные. Он улыбнулся, довольный чем-то, что разглядел во мне, и в его радужках мелькнула зелень.