Загадка железного алиби (сборник)

Сейчас у меня в саду светает, и Лондон начинает пробуждаться. Так что я с полным правом могу вам сказать: «Доброе утро, моя леди!»

КЛУБНИЧНЫЙ МУЖЧИНА».

Глава IV

Едва ли стоит говорить, что это письмо стало настоящим потрясением для получившей его молодой женщины. На протяжении следующего дня виды Лондона почти не вызывали у нее интереса. Это было так заметно, что ее вспотевший папаша уже стал с грустью вспоминать свой любимый Техас и даже с надеждой предложил пораньше вернуться домой. Холодность, с которой эта идея была встречена, ясно показала ему, что он совершил ошибку. Ему осталось лишь тяжело вздохнуть и поискать утешения в баре.

В этот вечер пара из Техаса посетила Театр Ее Величества, где ставилась последняя пьеса Бернарда Шоу. Но остроумного ирландца наверняка обидело бы то, с каким пренебрежением молодая пригожая американка из публики отнеслась к его творению и как мало внимания ему уделила. Между тем, упомянутая американка легла спать в полночь, предвкушая новую порцию утренних новостей.

И они ее не разочаровали. Утром в субботу горничная, флегматичная англичанка, появилась у ее кровати с письмом в руке. Она вручила его девушке с поднятым носом человека, который помогает, но не одобряет. Девушка тут же вскрыла конверт.

«ДОРОГАЯ ЛЕДИ из Техаса. Я пишу это письмо вечером. На лужайке в саду уже лежат длинные тени, и все вокруг так прекрасно, что, честно говоря, мне самому трудно поверить, что события трагической ночи произошли на самом деле.

Утренние газеты постарались убедить меня, что все это случилось во сне. Я не нашел ни строки, ни единого слова об этом событии. Особенно удивительно это для меня, американца. Ведь если бы это случилось у нас в стране, к этому времени дом уже кишел бы репортерами, сующими нос во все уголки. Ох, уж эти английские газеты. Великий Джо Чемберлен умер в десять часов вечера, но только полдень на следующий день вышла первая газета с сообщением об этом, громко вереща от радости, что всех опередила. Другая страна, другие нравы.

Инспектору Брею, видимо, нетрудно было держать подобных журналистов в неведении. Поэтому их объемистые, неуклюжие листы выходили в свет, не замечая примечательных событий в Адельфи-Террас. В отсутствие реальных новостей они начали намекать на то, что на горизонте сгущаются тучи большой войны. Только потому, что прогнившая Австрия объявила войну крошечной Сербии, а кайзер сегодня торопится с большим шумом вернуться в Берлин, они предсказывают, что вскоре вся Европа будет залита кровью. Кошмар, порожденный жаркими днями и грозовыми ночами!

Но вы, конечно, желаете узнать новости о событиях в Адельфи-Террас. Последовало продолжение трагедии, которое добавило ей намного больше загадочности, и обнаружил его я один… Но вернемся назад.

Сегодня на рассвете, отправив вам письмо, я вернулся домой уставшим от напряженной ночи. Я лег в кровать, но не мог уснуть. Вновь и вновь меня мучила мысль о том, что я нахожусь в самом невыгодном положении. Мне не понравились взгляды, которые бросал на меня инспектор Брей, и его голос, когда он выспрашивал у меня, как я поселился в этом доме. Я сказал себе, что буду в опасности, пока истинный убийца несчастного капитана не будет найден. Поэтому я начал перебирать в памяти несколько ключевых деталей этого дела – и в первую очередь астры, булавку со скарабеем и гамбургскую шляпу.

Именно тогда я вспомнил про четыре номера «Дейли Мейл», которые Брей походя бросил в мусорную корзину, как не представляющие никакого интереса. Я заглянул ему через плечо, когда он просматривал газеты, и заметил, что каждый экземпляр был сложен так, что на виду находился наш любимый раздел – колонка розыска. К счастью, у меня в письменном столе сохранились номера «Мейл» за прошлую неделю. Вы понимаете почему.

Я встал, нашел эти газеты и начал их читать. Именно тогда я и сделал то потрясающее открытие, о котором уже упоминал.

Это настолько ошеломило меня, что какое-то время после этого я потерял способность размышлять и действовать. В конце концов, я решил дождаться утра и возвращения Брея и обратить его внимание на ошибку, которую он совершил, игнорируя газеты.

Брей появился около восьми часов, а через несколько минут на лестнице послышались шаги другого человека. Я как раз брился, но поспешил покончить с этой процедурой, надел купальный халат и торопливо поднялся в квартиру капитана. Младший брат позаботился о том, чтобы еще ночью тело покойника увезли, так что если не считать спящего на ходу констебля, там не было никого, кроме Брея и незнакомца, пришедшего почти одновременно с ним.

Брей приветствовал меня сухо и неприязненно. Зато незнакомец, высокий загорелый мужчина, представился гораздо любезнее. Он назвался полковником Хьюзом, близким другом покойного, и сообщил, что потрясен случившимся и пришел, чтобы узнать, не может ли он оказаться чем-то полезным.

– Инспектор, – сказал я, – вчера вечером в этой комнате вы держали в руках четыре номера «Дейли Мейл». Вы бросили их в корзину как не представляющие интереса. Могу я попросить вас достать эти номера, чтобы я мог показать вам кое-что весьма впечатляющее?

Слишком большой чин, чтобы самолично рыться в мусорной корзине, он кивнул констеблю, и тот принес газеты. Выбрав одну из них, я развернул ее на столе.

– Номер за двадцать седьмое июля, – сказал я.

И указал на одну заметку примерно посредине колонки личных объявлений. Вы сами, моя леди, можете прочесть ее там, если случайно сохранили этот номер. Там было написано:

«РАНГУН. В саду Кентербери астры в полном цвету. Они очень красивы… Особенно белые».

Брей крякнул и пошире открыл свои глазки. Я взял номер за двадцать восьмое число.

«РАНГУН. Мы вынуждены продать отцовскую булавку для галстука – изумрудного скарабея, которого он привез домой из Каира».

Теперь Брей всерьез заинтересовался. Пыхтя, он тяжело склонился надо мной. Сильно волнуясь, я развернул перед ним номер за двадцать девятое.

«РАНГУН. Гамбург пропал навсегда – унесен ветром – в реку».

– И последнее, – сообщил я инспектору. – Самое последнее сообщение в номере за тридцатое июля. Оно продавалось на улицах примерно за двенадцать часов до убийства Фрейзер-Фриера. Вот взгляните!

«РАНГУН. Сегодня в десять. Риджент-стрит. – И. О. Г.»

Брей молчал.

– Полагаю, инспектор, вам известно, – сказал я, – что последние два года капитан Фрейзер-Фриер находился в Рангуне.

Он по-прежнему молчал. Только взглянул на меня своими лисьими глазками, которые я уже начинал ненавидеть. Наконец, он резко выпалил:

– А каким образом, – требовательно спросил он, – вы догадались отыскать эти сообщения? Вы что, заходили вчера ночью в эту комнату после моего ухода? – он повернулся к констеблю. – Я же строго-настрого приказал…

– Нет, – ответил я. – Не заходил. У меня сохранились номера «Мейл», и по чистой случайности…

И тут я понял, что дал маху. Слишком уж своевременной выглядела моя находка. На меня вновь пало подозрение.

– Большое спасибо, – сказал Брей. – Я сохраню это в памяти.

– Вы связались с моим приятелем в консульстве? – спросил я.

– Да. Пока это все. До свиданья.

И я ушел.

Прошло около двадцати минут после моего возвращения к себе, когда в дверь постучали, и вошел полковник Хьюз. Это был добродушный на вид человек лет сорока с хвостиком, с сединой на висках, обожженный каким-то явно не здешним солнцем.

– Дорогой сэр, – без предисловий начал он, – это в высшей степени ужасное дело!

– Несомненно, – подтвердил я. – Садитесь, пожалуйста.

– Спасибо, – он сел и взглянул мне прямо в глаза. – Полицейские, – продолжал он, – невероятно подозрительный народ. И зачастую безо всякого повода. Я сожалею, что вы оказались втянуты в это дело, потому что, по моему мнению, вы именно тот человек, каким представляетесь. Позвольте добавить, что если вам когда-либо потребуется друг, я буду в вашем распоряжении…

Я был тронут и поблагодарил его от всей души. Его тон был таким доброжелательным, что, сам того не желая, я рассказал ему всю историю: об Арчи и его письме, о том, как я влюбился в садик, о поразительном открытии, что капитан никогда не слышал о своем кузене, и о том неприятном положении, в котором я из-за этого очутился. Полковник откинулся на спинку стула и прищурился.

– Мне кажется, – сказал он, – что ни один человек, передающий незапечатанное рекомендательное письмо, не удержится, чтобы не узнать, какими достоинствами его там наградили. Такова уж человеческая натура… Я сам нередко так поступал. Поэтому я рискну спросить…

– Да, – признался я. – Письмо не было запечатано, и я прочел его. С учетом его цели, оно показалось мне слишком длинным. Там оказалось много хвалебных слов обо мне… Слишком много, если вспомнить, что наше знакомство с Энрайтом было очень кратким. Еще я помню, что Арчи сообщил, как долго он находится в Интерлакене, и уточнил, что намеревается приехать в Лондон в самом начале августа, к первому числу.

– Первого августа… – повторил полковник. – Значит, завтра. А теперь… если вам не трудно, – что все-таки случилось вчера?

Я снова изложил события того трагического вечера: ссору, грузную фигуру в холле, бегство через редко открываемые ворота.

– Мой друг, – вставая и собираясь уходить, сказал полковник Хьюз, – все нити трагедии тянутся далеко. Некоторые в Индию, некоторые в страну, которую я не стану называть. Честно признаюсь, что это дело чрезвычайно интересует меня не только как друга капитана. У меня просьба: наш разговор должен остаться между нами. Полиция, конечно, действует с самыми добрыми намерениями, но все же иногда ошибается. Я правильно понял, что у вас есть те номера «Мейл», где помещены те странные сообщения?

– Они у меня в письменном столе.

Я достал газеты и показал их полковнику.

– Думаю, если позволите, я заберу их, – сказал он. – И прошу вас никому не упоминать о моем коротком визите. Мы еще встретимся. До свиданья.