Оценить:
 Рейтинг: 0

Кирпич

Год написания книги
2020
Теги
<< 1 ... 18 19 20 21 22 23 24 >>
На страницу:
22 из 24
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

В дневнике Корнея Чуковского есть такая запись: «он ничего не делал только пел. Через него непрерывной струей шла какая-то бесконечная песня. И потом он остановился и тотчас же стал умирать. Его песня была его жизнью. кончилась песня, и кончился он».

Мне лично думается, что Блок умер как-то «вообще» оттого, что не мог больше жить. он просто не мог больше дышать. он просто задохнулся. он умер от смерти.

И сегодня, во всей этой кутерьме с девальвациями, инфляциями, громкими судебными процессами и прочими напастями, со всеми этими олимпиадами, универсиадами и ЭксПо, с этим фальшивым насквозь «Хабаром» и тошнотворным кТк, со всем этим грандиозным фарисейством, двадцать пять лет сидя по самые ноздри во лжи и лицемерии, я думаю о том, что мы потеряли нечто большее, чем деньги или образование. Больше, чем память или страх перед лжесвидетельством. Больше, чем шанс стать понастоящему свободными и самодостаточными. мы потеряли начало начал. мы потеряли нравственные ориентиры. мы потеряли понятия о чести и совести. мы забыли, как выглядит правда. мы забыли, чем она вообще отличается от правдоподобия.

Мы не сразу поняли, что есть сахар и есть сахарозаменитель. мы обманулись, прикормились и забыли вкус оригинала. мы утратили чувство меры. Чувство гармонии. мы не можем уже отличить одно от другого, подлинник от пустышки. Мы больше не вглядываемся, мы просматриваем. Мы не смеемся, мы ржем. Мы не вникаем, мы осведомляемся. мы не учимся, мы потребляем информацию. в стране больше нет культуры и ее носителей. вместо нее есть поддельная культурка и ее инфицированные распространители. Мы больше не видим, что все это есть параллельная реальность, но никак не сам предмет. не жизнь сама, а как бы жизнь понарошку. Жизнь как казенное мероприятие. И вот эта жизнь понарошку как-то незаметно вытеснила все живое и установила свои правила.

Выходит, в нашей жизни не осталось ничего настоящего?

Меня не покидает ощущение, что мы давно уже превратились в посмешище. Мне часто бывает стыдно за свою родину. Меня давно покинуло чувство благоговейного восторга от слов и поступков моих дедов и прадедов. Это было слишком давно. А сегодня ничего не остается, как прикрывать свою наготу демонстрацией дешевых понтов. И много пыли. слишком много пыли, господа.

И как-то тяжело стало дышать. Душновато. Грязи много. И чересчур развелось шутов и скоморохов. они уже везде: в политике и экономике, в правительстве и министерствах, в газетах и телевизорах… Одетые, обутые, сытые, жутко косноязычные, часто богатые и по случаю надменные.

Может показаться, что я все напутал. свалил все в кучу. нет, дорогие мои. Здесь все взаимосвязано. выступление президента с трибуны ООН напрямую связано с тем, что и как у нас обсуждается в парламенте, рассматривается в судах, идет по телику, пишется в сетях и поется с эстрадных подмостков. одно неотделимо от другого. все это определяет качественный уровень страны и тех, кто в ней проживает. Просто мы живем в соседних колхозах, но все внутри одного большого райцентра.

Проблема в том, что мы хотим «казаться», а не «быть». нам хочется, чтобы все сверкало и было чисто. Чтобы хорошо пахло и не ломалось. Чтобы все было якобы ништяк. Якобы…

Но мы ничего не делаем в реальности. мы просто начинаем косить под них. Для начала мы завешиваем всю страну бодрыми лозунгами. Затем мы обклеиваем алюкобондом фасады своих домов, не слишком заботясь о том, что коровник на заднем дворе прохудился и жутко воняет. мы переодеваемся в Их одежды и ездим в Их машинах по своим пыльным дорогам. А потом закручиваем лампочку на единственный столб посреди нашего колхоза и строго следим за тем, чтобы ее не спали.

Короче, мы ставим себе задачу «войти в их число», но вороватые наши соседи, краснея и стесняясь своих привычек, косятся на ту самую единственную лампочку, что висит посреди нашего колхоза и жутко действует всем на нервы. особенно по ночам. когда-нибудь ее все-таки сп…т, и, боюсь, настанет кромешная тьма. Что тогда будем делать?

Проблема в том, что мы хотим «казаться», а не «быть». Нам хочется, чтобы все сверкало и было чисто. Чтобы хорошо пахло и не ломалось. Чтобы все было якобы ништяк. Якобы…

Но мы ничего не делаем в реальности. Мы просто начинаем косить под Них.

Кирпич пятнадцатый

По следам Мустафы

«Нет больше той любви, как если кто положит душу за друзей своих» (Ин. 15:13).

Эпитафия на могиле Мустафы Шокая

Было это сравнительно недавно, лет десять назад.

Нас с сергеем Бодровым попросили «подлечить» сценарий к фильму «мустафа Шокай».

«Подлечить» фактически означало переписать. Поскольку то, что было написано, к профессиональному киносценарию отношения не имело. как говорят киношники, сценарий был неснимабельный. А запуск уже был на носу.

И вот засели мы, значит, в одном из домов отдыха под АлмаАтой «лечить неизлечимый сценарий», и в один из дней к нам неожиданно нагрянуло тогдашнее руководство почти в полном составе. оказалось, на студии снова ЧП. Американцы во главе с Иваном Пассером по каким-то причинам бросили работу над «кочевниками» и уехали. не знаю, почему так случилось, но фильм в любом случае надо заканчивать. Другими словами спасать.

Что ж. у нас такое тоже бывает: сценарии не пишут, а лечат. Фильмы не снимают, а спасают. Дело это не новое, а Сергей человек отзывчивый. ну он и пошел.

А я остался с мустафой.

Полез в архивы смотрю, работа неподъемная. Прежде всего это относилось к масштабу личности. И тогда я решил ничего не выдумывать, а просто пройти его путь. Путь мустафы. от начала и до конца.

Сел в поезд и поехал в кызылорду. Там, в области, была когда-то станция слутобе. неподалеку от нее и ютился аул мустафы. на самом берегу сырдарьи.

Здесь он родился. в семье был пятым. самым младшим. как и многие дети того времени, поначалу обучался у муллы. Тот его

А я остался с Мустафой. Полез в архивы смотрю, работа неподъемная. Прежде всего это относилось к масштабу личности. И тогда я решил ни чего не выдумывать, а просто пройти его путь. Путь Мустафы. От начала и до конца.

Все время поучал: не ходи, мол, в русскую школу, «а то наденут на тебя крест и превратишься в кафыра. Забудешь родной язык и обычаи».

Мустафа не послушался и поступил в ташкентскую гимназию. с отличием ее окончил. Если не ошибаюсь, даже с золотой медалью. Губернатор края генерал самсонов предлагал ему должность в своей канцелярии, но Шокай отказался и уехал в Санкт Петербург учиться на юриста. Там, в университете, по большому счету, и началось его восхождение.

Сейчас уже многие факты его биографии довольно подробно изложены в отечественной историографии. Кому интересно можно посидеть, покопаться. меня же больше интересовало: что же это за человек был такой? откуда взялся и как мог появиться в такой глуши?

Впрочем, ломоносовы с циолковскими тоже не графья, поди и оксфорды не оканчивали…

Из Кызылоры я отправился далее в Ташкент. оттуда в Петербург, потом в Баку, Тифлис, Стамбул, Париж, Ножан и Берлин. Здесь, в столице Германии, земной путь мустафы Шокая закончился.

Чтобы пройти его дорогой, мне понадобилось чуть больше трех месяцев. Мустафа же прожил 51 год.

Похоронили его на турецком кладбище османидов.

Рядом с могилкой сплошной забор. За ним трасса. на надгробном камне надпись по немецки: «Здесь покоится мой незабвенный супруг мустафа Шокайбей оглы. 21.1.1941. JOH. 15.13». («нет больше той любви, как если кто положит душу за друзей своих». Ин. 15:13.)

Что запомнилось из всего этого путешествия? вернее, чем бы хотелось поделиться.

Пока я незримо следовал за Мустафой, я открывал по ходу много нового и необычного. ну, во первых, я открыл для себя человека, который двигался наперекор своей судьбе, весьма отчетливо представляя ее неотвратимость. с упорством фаталиста. с одной стороны, это вызывало интерес, с другой недоумение.

Ну, к примеру, мне непонятно, как его могла полюбить такая ослепительная женщина, как Мария Яковлевна Горина. оперная дива. Петербургская аристократка в пятом поколении.

Ну в самом деле. ведь красавцем Мустафу, честно говоря, не назовешь. обыкновенный. на районного Акима похож. Значит, было в нем что-то особенное. Чего не увидишь глазами, а только сердцем.

Тем более в тот момент Мария была замужем за блестящим офицером, краевым прокурором. Жила в стабильном достатке и привычной роскоши: огромный особняк, балы, светское общество…

Я не мог себе представить, как она могла взять и променять все это на беспокойную жизнь с революционером, за которым охотятся, чтобы повесить. Или расстрелять. Причем цели его утопичны, а будущее туманно. Да и времена на дворе, прямо скажем, непростые. революция, погромы, голод, разруха.

Мне до сих пор кажется, что выбор Марии Яковлевны заслуживает отдельного художественного романа. Или фильма. Подвиг ее во имя любви вполне сопоставим с жертвенностью жен декабристов.

Помнится, в какой-то момент им предстояло расстаться. Причем непонятно получится еще раз встретиться или нет. рядом с мустафой уже просто опасно было находиться. но Мария, выждав какое-то время, пустилась в опасное путешествие через всю степь: где-то на санях, где то на подводах, а где-то и пешком, чтобы встретиться в условленном месте, на берегу Каспия. уже оттуда они на барже уплыли в Турцию и оказались в относительной безопасности. короче, это настоящее приключение, в одном материале не перескажешь.

Словом, ради мустафы Мария бросила все. И мужа, и дом, и карьеру, и все остальное. А пока металась по зимней степи, жестоко простудила горло. Петь она уже потом не могла.

Когда жили в эмиграции, снимали квартиру в Париже. Мустафа подрабатывал корректором в газете «Дни», которую редактировал керенский. они были знакомы с ним еще по Петербургу. когда Керенский возглавлял временное правительство, он предлагал Мустафе портфель министра юстиции. Так высоко он его ценил. А после, уже в Париже, когда работали в одной редакции, они поссорились. Из-за мутной статьи, которую Керенский решил опубликовать. Мустафа был против и уволился по собственному.

Переехали в Ножан. Это под Парижем. Бедствовали. Денег не было. И тогда Мустафа съездил куда-то в деревню и обменял свой единственный пиджак на курицу с петухом. Притащил все это хозяйство домой и сколотил что-то вроде загончика. Марию хотел обрадовать…

Было время, когда они решили устраивать платные обеды на дому. надо было как-то выживать. Мария Яковлевна ходила на базар за продуктами, варила дома щи. Мустафа расставлял нехитрую мебель: столы и стулья. к ним любили ходить столоваться эмигранты.

Вообще, Мустафа фигура противоречивая. Мало о ком ходило и до сих пор ходит столько кривотолков. Для одних он святой. Для других предатель и отщепенец.

Я встречался с некоторыми людьми весьма преклонного возраста во Франции, Германии, Польше, Турции. все они когда-то сидели в концентрационных лагерях и в прошлом имели отношение в Туркестанскому легиону. всех их в свое время Мустафа спас от верной смерти. они говорят о нем как о своем отцеспасителе. Так евреи вспоминают Шиндлера.

Дело в том, что в самом начале войны немцы создали специальный департамент остминистериум, который занимался вопросами востока. Рейхсвер видел в Мустафе организатора и вдохновителя Туркестанского легиона, потому что именно Мустафа Шокай к тому времени считался идейным вождем тюркского мира. Его уважали, к нему прислушивались, и он пользовался всюду непререкаемым авторитетом. Даже Сталин называл его своим личным врагом.
<< 1 ... 18 19 20 21 22 23 24 >>
На страницу:
22 из 24

Другие электронные книги автора Ермек Турсунов