Мелочи жизни

Екi жастьщ табыстырган журегш.
Жастык, жалын, асъл арман, ац ниет,
Бакыт сыйлап усынылты гуядерш. ..

Что в вольном переводе можно изложить следующим образом:

«Двух молодых реально укачала запредельная сила любви, сердца их стали биться в унисон. Пламя молодости, запредельные мечты и желания ведут их теперь по пути счастья, выстилая дорогу всякими разными хризантемами и розами…»

Дальше идет не менее пышный куплет. А после куплета уже следуют победительные выкрики каратистов:

Кия! Кия! Кия!

Ну, это уже так – вензеля и узоры к пафосному контексту. И, естесссно, это уже никак не переводится.

Это была наша, если можно так выразиться, премьерная свадьба. Прошла она как по маслу. Если не считать единственного казуса с полетевшей в гущу танцующих тарелкой. Она к тому времени уже окончательно сточила резьбу и отвалилась прямо со стойки. Ее мне любезно принесли обуатно официанты. На подносе. Во всем остальном все прошло на ура.

Проводив Сергали в новую жизнь, мы стали гастролировать по всему району.

Боже, кого мы только не женили! На каких свадьбах только не играли!

Иногда нас звали и на дни рождения. Юбилеи. Годовщины. Закрытые вечеринки. Как-то нам довелось даже выступать на торжестве по случаю обрезания.

Теперь уже нам не нужно было воровать автомобильные тенты и шить из них сценические костюмы. Теперь мы заказывали одежду в ращентре. В настоящем салоне.

Тамошние мастера знали наши размеры на память и сами искали в журналах про моду последние фасоны.

Что и говорить, мы шиковали. Жизнь повернулась к нам лицом и ульгёалась своей самой ослепительной улыбкой.

И все же это был бег по кругу. Все это понимали. Нас ожидал неминуемым творческий кризис. И тогда Нуртай заявил:

– Хватит петь чужие песни. Пора сочинять свои.

– Ну хорошо. А кто их сочинит? – задал резонным вопрос Ромео.

– Да хотя бы я, – сказал запальчиво Нуртай и удалился.

Мы ждали.

Он появился дня через три. С синими кругами под глазами. Возбужденным. Энергичным. Молча взял гитару и запел.

Мотив показался нам слегка разбитным. Что-то между ранним Шу-футинским вперемежку с поздним Розенбуумом.

Мне запомнилась фраза: «Маруська, эх, Мару-мару-маруська! Я забыл, какого цвета твои синие глаза…»

Нуртай в последний раз ударил по струнам и замолк. Ребята кисло переглянулись. Аплодировать никто не спешил.

М-да. Сермяжная правда размазала наши надежды по асфальту. Занавес, что называется, медленно опустился. Мы поняли, что нам так и придется почивать на лаврах чужих творческих достижений.

И тут – телеграмма. В правление совхоза. Из райкома. На имя директора. Так, мол, и так, приглашаем коллектив ВИА совхоза «Первомайский» «…принять участие в смотре-конкурсе художественной самодеятельности, посвященном 60-й годовщине Ленинского комсомола».

По такому случаю нас заставили вырядиться в строгие костюмы: черный верх, белый низ.

Мы стали похожи на королевских пингвинов. Как вариант – на похоронный квартет.

Выделили автобус.

Есен-ага, провожая нас, твердо сказал:

– Если выиграете – купим новую аппаратуру. Обещаю.

И мы поехали. На совхозном «пазике». С нами – группа поддержки. Преданные фанаты.

А дело было уже к осени.

И тут, за два дня до конкурса, произошла натуральная диверсия. По-другому я случившееся назвать не могу.

Нуртая неожиданно вызвали в военкомат и обрили наголо. Буквально под чеснок. Он, конечно, пытался сопротивляться, но там люди военные. Про искусство ничего не знают. Живут по уставу.

Короче, когда он в таком виде заявился на очередную нашу репетицию, в зале, что называется, повисла мертвая тишина. Примерно такой же сценой заканчивается спектакль «Ревизор».

– Мама! лишь вырвалось у Суслика.

– Нет, это я, – ответил Нуртай и цветисто по-шоферски выругался.

А что прикажете делать? Не отменять же выступление из-за нур-таевской плеши. Да и как директору объяснишь? Он – человек земной. Не поймет.

Короче, судьба постучалась в наши двери – и мы решительно рванули ей навстречу.

Приезжаем, значит, в райцентр. В районный Дом культуры с колоннами и балюстрадой.

Народу-у-у – не продохнуть!

В кулуарах – суета. Все бегают, носятся. Какие-то оркестрики, разодетые в пух и прах, какие-то танцевальные ансамбли™, балеринки, понимаешь, на тонких ножках, хор мальчиков с ангельскими голосами, дородные тетки в кокошниках, грузины в национальных камзолах… И все держатся как-то солидно. Видно, что бывалые. У всех свои руководители. Дирижеры во фраках. С палочками. Один даже в пенсне. И все друг с дружкой здороваются. Чмоки-чмоки. Как поживаете? Да как вы прекрасно выглядите! ..

Боже мой!

Междусобойчик такой у них, значит.

И тут – мы. Печенеги с гитарами. И на нас ноль внимания. Никто даже не замечает. Ясный перец – чужаки.

В зале – мильон людей. Набилось под завязку.

Наши болелы устроились на самых задних рядах и машут нам оттуда ручонками. Типа поддерживают. А на самом-то деле смотрится будто прощаются.

Впереди рядком заседает комиссия. Суровые такие дядьки с тетками.

И все эти оркестры с ансамблями выходят на сцену по очереди и исполняют. И, надо сказать, здорово исполняют. Ничем от телевизора не отличишь. И, как назло, у всех – ноты. И смотрят они, значит, в эти свои ноты – и исполняют, сволочи.

И до нас потихоньку начинает доходить: никакая это не самодеятельность, а самые настоящие профессионалы. Короче – подстава. Са мая натуральная подстава.