Маленькие дикари

Ян думал, что енот весит фунтов тридцать пять, Калеб – двадцать пять. Позже они выяснили, что зверек едва потянул на восемнадцать фунтов.

Пока они обсуждали свою удачу, Турок поднял громкий лай, которым он обычно извещал о появлении незнакомого человека. «Человеческий голос», как это называл Калеб.

Все оглянулись и увидели Уильяма Рафтена. Он заметил огонь в своем лесу и, боясь пожара в сухую пору, оделся и поспешно пришел.

– Здравствуй, отец! Почему ты не спишь? Рафтен не ответил сыну и с насмешкой повернулся к Калебу:

– Может, еще раз выстрелишь в меня? Получится наверняка. Я ведь без оружия.

– Послушай, отец, – перебил его Сэм, не дав Калебу вступить в разговор. – Все это неправда! Я знаю, и ты должен знать: все, что говорят про Калеба, будто он стрелял в тебя, – вранье. Если б уж он стрелял, то тебя бы в живых не было. Я видел, как он стреляет.

– Не ты ли клялся, что у тебя нет оружия? – спросил Рафтен, указывая на револьвер. – Я видел его у тебя в руках десять лет назад. Не боюсь я тебя и твоего револьвера, – сказал Рафтен, заметив, что Калеб схватился за рукоятку. – И слушай: чтоб больше ноги твоей не было в моих лесах и пса твоего, который загрызает моих овец! Вон и костер развел, когда такая сушь стоит!

– Слушай, Рафтен! – громко сказал Калеб и выхватил револьвер. Выстрел последовал бы мгновенно, если б Ян не повис на руке Калеба, а Сэм не стал между ним и отцом. Гай предусмотрительно спрятался за дерево.

– Прочь с дороги, мальчишки! – крикнул Калеб.

– Видишь, он опять меня застал безоружным, – с издевкой сказал Рафтен. – Уйдите, ребята, я сейчас с ним расправлюсь.

– Послушай, отец, – снова начал Сэм. – Ты неправ! Калеб не стрелял в тебя тогда. А этот костер мы развели с Яном, и мы его сейчас погасим. Ты нападаешь на Калеба, как бабушка Невилль, которая забрала всю твою провизию. Стыдись, отец! Это нечестно, так не поступают мужчины! Если у тебя нет доказательств, то молчи.

Рафтен опешил от такого бурного натиска, да к тому же увидел, что все против него. Он сам часто смеялся над гневом бабушки Невилль, которой ничего дурного не сделал. Ему никогда и в голову не приходило, что иной раз сам поступает так же. Гнев его остыл. «Ну и разошелся мальчишка! – подумал он о сыне. – Говорит, как адвокат, а силы-то как у боксера. Может, сделать из него адвоката, а не зубного врача?…»

Буря миновала. Калеб был вспыльчив, но быстро отходил. А Рафтен, потерпев неудачу, поспешил уйти.

– Костер как следует загасите! – проворчал он. – И спать давно пора.

Мальчики потушили огонь и молча двинулись к лагерю. Сэм и Ян несли на палке тушку енота. Калеб проводил их до палатки и пошел к себе. В ту ночь мальчики спали крепким сном.

XXIII. Лесной дух и ночной разбойник

На следующий день, занимаясь выделкой шкуры енота, Ян и Сэм обсуждали ночное происшествие. Они решили, что правильнее будет не заговаривать с Калебом об этом. Гая предупредили, чтобы он молчал.

Обследуя, как обычно, «книгу посетителей», Ян снова обнаружил отпечаток, похожий на след копыта, а около реки – следы очень большой птицы, похожей на лапы индюка.

Ян позвал Калеба, чтобы тот взглянул на следы.

– Это, наверное, синяя цапля прилетела, – сказал он о следах птицы, – а вот копыто чье, ума не приложу. Очень похоже на след большого оленя. Но здесь они давно перевелись. Найдутся, только миль за десять отсюда. Один след еще ни о чем не говорит.

– Нет, я нашел много, только разобраться в них трудно.

Вечером, возвращаясь после набега на бледнолицых, Ян услыхал со стороны пруда резкий, пронзительный крик. Он приближался, разрастаясь в устрашающий рев. Звук несся откуда-то сверху, и Ян заметил, что над ним медленно пролетела большая птица.

На следующий день Ян был за повара. С восходом солнца он отправился за водой, как вдруг увидел, что с запруды поднялась огромная синяя цапля и, тяжело взмахивая крыльями, исчезла за деревьями.

С восхищением мальчик следил за полетом птицы. Придя на место, откуда она снялась, Ян нашел там множество таких следов, которые он уже раньше зарисовал к себе в тетрадь. Это была та же птица, что кричала прошлой ночью.

Как-то Дятел вышел из типи. Неожиданно ухо его уловило необычный звук. Кто-то не переставая скулил все громче и громче. Вой не кончался, и Сэм позвал товарищей.

– Это, наверное, – новая цапля, – шепнул Ян.

Но звук все усиливался и перешел в громкое мяуканье. Вдруг Маленький Бобр вспомнил, что слышал этот крик у себя в Гленьяне!

– Это рысь, – уверенно сказал он.

На следующий день Калеб подтвердил слова мальчика. Через несколько дней стало известно, что ночью у Рафтена пропал еще один ягненок.

Утром Ян снял барабан и увидел, что кожа на нем стала мягкой и влажной.

– Ого, будет дождь! – возвестил он.

Калеб посмотрел на него с удивлением:

– Смотрю, ты стал настоящим индейцем. Они всегда говорят, что будет дождь, если барабан нужно подсушить у огня, прежде чем играть.

После полудня сгустились тучи, а на закате начался дождь. Калеб остался ужинать. Припустил настоящий ливень, и казалось, ему не будет конца. Калеб вышел из типи и вырыл вокруг нее канаву с отводным желобком, через который уходила вода.

После ужина все сидели у костра. Поднялся ветер, и капли дождя полетели в дымовое отверстие. Яну пришлось выйти. Сквозь шум дождя он опять услышал знакомый вой. Мальчик вернулся с большой охапкой хвороста, и в типи ярко запылал огонь. Ветер налетал порывами, и брезент неприятно хлопал по шестам.

– Где ваша якорная веревка? – спросил Калеб.

Сэм протянул ему свободный конец веревки, другим же концом она была накрепко привязана к шестам наверху. Все время стояла сухая погода, и веревка была ни к чему. Калеб обмотал ее вокруг толстой палки, а палку вбил в землю. Потом вышел наружу и вбил поглубже все колышки. Теперь племени не страшны были никакие бури.

Старый охотник не любил возвращаться к себе в пустую хижину. Дик и Сарианна не заботились о нем, жил он впроголодь, и мальчики без труда уговорили Калеба остаться ночевать.

Дым клубами ходил вверху. Вскоре в типи стало очень душно.

– Подыми брезент с подветренной стороны, Ян, – сказал Калеб.

Но тут ветер с дождем, ворвавшись в типи, поднял вихрь из дыма и золы.

– Вам надо иметь особую подкладку, – сказал Калеб. – Дайте мне тот кусок, я сделаю.

Калеб с большой осторожностью привязал подкладку к трем шестам так, что дымовое отверстие находилось теперь над ней и ветер не дул в спину мальчикам, а проносился у них над головой. В типи стало легче дышать, а капельки дождя, которые залетали в отверстие, падали на подкладку.

– На этих подкладках индейцы обычно делают рисунки, вспоминая свои приключения и подвиги. Тотемы они рисуют снаружи, а победы – на подкладке.

– Тебе есть работа, Маленький Бобр, – сказал Сэм, – нарисуй наши тотемы на типи.

– Знаете что? – сказал вдруг Ян. – Давайте примем в наше племя мистера Кларка. Вы будете нашим Чародеем.

Калеб довольно усмехнулся, по-видимому соглашаясь.

– Теперь я нарисую четыре тотема, – сказал Ян.

Он набрал желтой глины, и голубой, которая, высохнув, становилась белой, и другой – желтой, которая после обжигания становилась красной, и еще угля. Фон, на котором он собирался рисовать, Ян вымазал растопленным жиром енота и сосновой смолой. В общем, все было сделано так, как у индейцев.

Он, конечно, мог достать ярких масляных красок у бледнолицых, но это было бы нечестно.