В объятиях Шамбалы

– Никто не может добраться до этих золотых пластин, – сказал он.

– Почему?

– Царство Мертвых оберегает их.

– Как оно это делает?

Монах оставил мой вопрос без ответа.

Я вполне осознавал, что главные знания древних цивилизаций, включая чудотворные заклинания, вряд ли могли быть когда-то и кем-то переписаны в книги, чтобы до поры до времени не раскрывать их еще коварным и страждущим власти людям, но мне почему-то казалось, что источником знаний, описанных в этих древних книгах, являются золотые пластины Шамбалы.

Монументы дарят книгам долгую жизнь

– А почему монастырь построен на таком неудобном месте – на склоне горы, среди камней? – послышался вопрос Селиверстова.

– Это место выбрано не зря, – монах с любовью посмотрел на свой монастырь. – Древние книги должны храниться рядом со входом в Царство Мертвых… рядом с Водой Долгой Жизни… и…

– Что? Что и…?

– Ну… древние книги должны храниться в том месте, откуда одновременно видны два самых священных монумента мандалы Калачакры – Гомпо-Панг и Дом счастливого камня, – эти монументы даруют книгам долгую жизнь.

При этих словах монаха у меня мелькнула мысль о том, что (кто знает?) эти монументы могут влиять на изменение характеристик времени и что мандала Калачакры есть мандала Времени. И совершенно нельзя исключить того, что Время есть невообразимо сложная, а возможно и самая сложная энергетическая субстанция, способная избирательно устанавливать индивидуальные характеристики течения жизни для отдельного человека, отдельной клеточки и даже отдельного предмета, – имеются же вполне достоверные сведения о существовании человека, прожившего 300 лет и многое другое, что не укладывается в обычную человеческую логику. Да и кто скажет, что выражение «монументы дарят книгам долгую жизнь» является полной чушью?

Монастырь, на первый взгляд, располагался на неудобном и неудачном месте

– Покажите нам, где эти два монумента! – попросил Селиверстов.

– Да вот они, высятся перед нами. Вот этот, – монах показал на не очень хорошо узнаваемый отсюда «латино-американский» монумент, – называется Гомпо-Панг, а вон тот, выглядывающий из-за этого монумента и похожий на отполированную прямоугольную скалу, называется Дом Счастливого Камня.

Я еще раз всмотрелся на хорошо уже знакомый монумент Гомпо-Панг, который мы называли «латино-американским», и удивился тому, что с этого ракурса он выглядит по иному; изображения скрыты за уступом, а форма приобрела другие очертания.

Эти два монумента дарят древним книгам долгую жизнь

– Ох и сложную же конструкцию имеет этот монумент! – воскликнул я про себя.

Равиль начал снимать на видеокамеру эти два монумента и, когда направил окуляр в сторону Дома Счастливого Камня, неожиданно отдернулся и схватился за глаза.

– Что с тобой? – испугался я.

– Какая-то резкая боль возникла в глазах, когда я посмотрел через окуляр на этот «дом», – сказал он. – Сейчас боль вроде бы утихает. Странная боль какая-то, как будто ножом резануло.

На Дом Счастливого Камня смотрите с любовью

Я посмотрел глаза Равиля и ничего не нашел, кроме легкого покраснения конъюнктивы.

– Странный он, этот Дом Счастливого Камня, – тихо заговорил монах, – иногда он даже не позволяет на себя смотреть. Но запомните – подходить к Дому Счастливого Камня нельзя – там действуют особые силы.

– Которые превращают людей в стариков? – вставил я вопрос, вспомнив рассказы лам об этом «доме» и предполагая, что такой эффект может вызвать сжатое время.

– Кого-то «Дом» превращает в старика, а кого-то и нет, – ухмыльнулся монах, – все зависит от самого человека. Кто-то в этом Каменном Доме находит Великое Счастье, а кто-то находит просто смерть… Через мучения умирающего старика.

Равиль Мирхайдаров: – Резкая боль возникла в глазах, когда я через окуляр стал смотреть на Дом Счастливого Камня

Я вдруг ясно и четко, как наяву, почувствовал значимость мыслей человека и стал даже бояться того, что какая-то поганенькая мысль посетит мое сознание; в этом странном Городе Богов, где я находился, было все обострено – и чувства, и мысли, и многое другое. Мне даже стало казаться, что мысль человека здесь находится как бы на острие ножа и способна легко склониться в ту или иную сторону, где находятся или Великое Счастье, или Фатальный Конец.

– Счастье состоит, наверное, в том, что через «Дом» можно попасть в прекрасный подземный мир Шамбалы, – высказал я предположение, посмотрев на монаха.

– Я не знаю этого, не читал еще… – простодушно сказал монах. – Но я знаю, что на одной из стен Дома Счастливого Камня есть большое квадратное отверстие, с внутренней стороны прикрытое каменной плитой. Есть еще несколько маленьких отверстий, которые тоже можно увидеть. Но подходить ни к одному из этих отверстий нельзя – человек, сделавший это, обязательно понесет тяжелую Божью кару.

Монах лепил священную форму

– Врата в Шамбалу… – мечтательно произнес я. – Если бы знать заклинание, то врата могли бы и открыться.

– Мне говорили про это заклинание. Но никто не сможет прочитать его, никто, пока на то не будет Божьей воли. Только очень и очень редким людям Бог дает возможность узнать это заклинание, чтобы войти внутрь Дома Счастливого Камня и обрести Великое и Вечное Счастье.

Через минуту молчания я спросил:

– А в Долине Смерти Вы не были?

– Нет, не был.

– Про два камня там, в Долине Смерти, слышали? Ну, про те камни, рядом с которыми идет суд Совести Бога Смерти Ямы?

– Что-то слышал, но знаю плохо.

Монах на некоторое время замолчал, потом, подняв руку, показал на монументы Гомпо-Панг и Дом Счастливого Камня и мягко, на полутонах сказал:

– Каждый паломник поклоняется этим монументам.

Монах опять замолчал. Через минуту он, не поднимая головы, тихо проговорил:

– Есть еще третий монумент, которому обязательно поклоняются паломники. Он в 15 километрах отсюда, на севере. Его мы зовем пики Тшела Намсум.

– Пики?

– Да, пики, то есть горные вершины. Там два плоских и абсолютно одинаковых пика торчат, соединенные между собой. Это священный монумент – монумент, олицетворяющий силу.

– Силу?

– Да, силу.

Монах достал из кармана мякиш хлеба и стал его разминать между пальцев. Мякиш хлеба постепенно в его руках превратился в пирамидку, а потом в конус.

– Скажите, что это? – обратился к нему Равиль.

– Священная форма, – ответил монах.

Мы попрощались. Монах бросил нам вслед: