Прометей прикованный

Но им ответствовали руки,
Ударивши по клавишам опять:
— Когда вас бьют, вы издаете звуки,
А если вас не бить, вы будете молчать.Смысл этой краткой басни ясен:
Когда б не били нас, мы б не писали басен. Николай Эрдман''Прометей прикованный'' - не просто пьеса, отображающая перепитии древнегреческого мифа, это притча. Притча о том, что с появлением власти появляется и оппозиция. Это позволяет задуматься о гонениях и пути утопии. Как бы красиво не описывали Томас Мор и И. Кампанелла города счастья, сомневаешься, что в них возможно развитие. Ведь там, где все есть, не нужно страдать за новые идеи. Прекращается путь восхождения, цветам больше не надо пробиваться сквозь асфальт, бурно разрастаясь, они мельчают, заливаются сорной травой и картина заросшего пустыря уже не радует глаз. ''Благими намерениями дорога в ад вымощена''. Общество равных возможностей рано или поздно встаёт на путь деградации.
Какой бы правозащитник древнегреческого образца дал людям огонь, искусства, медицину, доместикацию, если бы им и так было хорошо, не довлела власть и ему не приходилось вставать на путь страдничества? Вроде как, напрашивается вопрос, зачем все это, если и так хорошо? Пещерный образ жизни мало чем угрожает прорастающему человечеству, если не находится где-то рядом ''дамокловым мечом'' Зевс, желающий их истребить. Таким образом, Зевс здесь - персонификация смерти, подталкивающей к новым открытиям во имя жизни и сильных чувств. Тем и опасна вечная жизнь, за которую выступает достаточно большое количество населения, интересующееся достижениями геронтологии. Это дорога застоя, нет боли - нет тех рефлексов, которые пробуждают к жизни. Боюсь, что вечная жизнь родит новых обломовых. Только из страха смерти и боли, ей сопутствующей и обьедененный этой идеей в человечество, человек желает идти наперекор ей. Ведь по сути, смерть - единственная нелепица, которая способствует обьеденению homo sapiens, а следовательно таким чувствам, как альтруизм, человеколюбие. Если развить тему дальше, то эти чувства обязательно обретут приставку ''анти'' и породят дуализм. И лишь в рамках дуалистичности бытия способна существовать та форма жизни и та форма надежды, которую мы и наблюдаем.
Потому миф показателен. Прометей - борец за человечество, символ перманентной революции, которая затмевает эволюционистский путь, он - попытка человека спастись от смерти, символ вечного существования, недостижимого простым смертным, но покрытого в иных формах возрождения, таких как непрерывность рода. В ином измерении, это вечные состязания со смертью, череда попыток выпрямиться в полный рост после очередного падения, что, собственно, и составляет нашу жизнь. Тиканье часов, подстигающее к бегству.

К этой пьесе обратился потому что можем к ней обратиться в момент изучения зарубежной литературы, а начинать мы будем наверняка именно с античного периода - век греческих трагедий и больших душевных метаний и терзаний плоти. Эта пьеса Эсхилла написана по хрестоматийному мифу о титане Прометее (насколько помню, он был титаном) пошедшего против воли Громовержца и похитившего огонь для простых смертных, прочитав семь песен Иллиады и поняв что античный гекзаметр не ухватить за один присест, да это и не реально с восемью сотнями страниц электронного текста, шестьдесят страниц Эсхилла стали для меня отвлечением и глотком, если поэма Гомера - большой эпос с широчайшим пластом культурных традиций, то здесь это притча о том что в идеалистическом мироустройстве у властителей всегда будет оппозиция, интересна оказалась такая версия что Зевс нависает над человечеством "дамокловым мечом" и с этими мыслями трудно не согласится лично мне, потому что наиболее интересными как мне кажется оказались именно монологи от Прометея в которых как мне кажется и сокрыто то самое зерно, которым стоит восторгаться. Гермес не вызвал положительных чувств, особенно мне представлялось что на воображаемой сцене авансцена принадлежит главным героям, а на мизансцене - хор Нимф, мраморного цвета и у них обязательно ангельские голоса.Не знаю какой из трёх переводов мне попался, но стоит поблагодарить переводчика за простоту изложения материала и его доступность, так как прочитал достаточно быстро и чётко ухватил настроения и эмоциональные состояния персонажей, переводчик и античный автор заставили нас проникнуться и понять какую жертву принёс Прометей ради дальнейшей эволюции рода человеческого, если бы мы не эволюционировали в потребителей земных ресурсов, уничтожающих ради богатства и власти множество жизней... Книгу к обязательному прочтению школьниками и студентами, дабы показать классику в изначальном зарождении, что она идёт дальше Пушкина и Достоевского. Всем Добра! Читайте много и осмысленно!

Непривычному к греческой трагедии читателю по первости невероятно трудно даётся существование в декорациях строф и антистроф, стасимов и эписодиев. Ритм кардинально меняется от стиха к стиху, и, только привыкнув к звучанию одного, вы сразу же спотыкаетесь о начавшийся следующий. Тем не менее, привыкание к подобной структуре построения текста возникает достаточно быстро и, что куда более удивительно, вместе с ним приходит и понимание красоты и изящества подобного представления, от которых начинаешь получать удовольствие.Прикованный Прометей, может быть, и дошедшая до нас с вами целиком пьеса, однако это всё же единственная из частей тетралогии, что сохранилась со времён написания, и по этой причине законченности произведению всё-таки не хватает.
Тем не менее, если сравнивать с другими произведениям сборника - циклом "Орестея", - слог здесь льётся гармоничнее, а переходы сглаженнее и мягче (что, однако, может быть лишь заслугой переводчика, а не автора). Действия в этой части практически нет, а интрига повисает в воздухе, оставаясь нераскрытой (и надежда на удовлетворение любопытства исчезает в Тартаре вместе со скалой с прикованной к ней узником). Впрочем, греческая мифология и без того известна нам с молодых ногтей, не правда ли?Орестея же предстаёт эдаким ранним предшественником и идейным вдохновителем Шекспировским кровавым трагедиям (речь сейчас прежде всего о Гамлете, хотя английский драматург и в прочих своих произведениях затрагивает греческие мотивы).
После этих описанных свыше пяти тысяч лет назад семейных изуверств начинаешь всерьёз сомневаться в такой уж жестокости Средневековья в сравнении с досточтимой Античностью.
Тем не менее, зверства проявляют множество следующих за преступлениями нравственно-моральных вопросов, которым посвящены наполовину вторая и вся третья часть трилогии. Копнув чуть глубже, легко понять, что будь совершённое преступление менее бесчеловечным, и нравственные вопросы уже бы не встали так остро, не могли бы восприниматься всерьёз, быть целиком прочувствованы, что приводит нам к неизбежному выводу о допустимости варварски жестоких выдуманных примеров в назидательных целях.