Свободные
Застигнутая врасплох неожиданным признанием, я лишь недоуменно пожимаю плечами: мол, все мы ошибаемся, пусть в душе и не могу простить этому парню его мимолетный порыв трусости. Накалываю на вилку маленький кусок курицы, как вдруг замираю одновременно с каждым учеником, пребывающим в столовой. Рядом со мной приземляется Дима. Он ставит на стол стеклянную бутылку из-под газировки, по-хозяйски придвигает к себе мой стул и одним ловким движением смахивает с моего лица темный занавес из волос.
– Проваливай, – отрезает он, не отрывая взгляда от моего профиля. Ярослав тут же встает с места, а я выпучиваю на него глаза и мысленно прошу: останься, останься же. Если он и хотел извиниться – сейчас самый подходящий момент! Однако парень действительно не отличается особой смелостью. Прошептав одними губами: прости, он нервно подхватывает с пола сумку и оставляет меня наедине с одним из тех парней, которые разбивают девушкам сначала сердца, а потом и головы: – Ты плохо выглядишь.
– Неужели.
– Как поживает братец?
– Отлично. – Я наконец нахожу в себе силы посмотреть в глаза блондина и с вызовом вскидываю брови. – Не говори, что тебя это беспокоит.
– Нет. Ты права. – Дима накручивает локон моих волос себе на палец и вдруг тянет его так сильно, что я прикусываю губы. – Все хорошо? – издеваясь, шипит он, а я тихо отвечаю:
– Все в полном порядке.
Неожиданно к нам за столик присаживаются еще несколько человек: четыре неизвестных мне парня и две девушки с одинаковыми черными волосами. Видно, что их цвет ненастоящий, впрочем, как и брови, нарисованные в тон карандашом. Однако брюнетки ничуть не смущаются и ведут себя так, словно выглядят до тошноты изумительно.
Я растерянно морщу лоб, когда одна из них меня спрашивает:
– А твою маму реально задавило?
– Боже, нет, что ты такое говоришь, – обвинительно бросает ей вслед вторая. – Ее не задавило. Она в машине перевернулась. Так ведь?
Я открываю рот, не в силах произнести и звука. Тупые идиотки пялятся на меня, наверное, ожидая ответа, но я боюсь, что если сейчас и дам себе волю, то только в физическом плане и размажу их отшлифованные лица по поверхности блестящего стола. Поэтому мне ничего другого не остается, кроме как пропустить их вопросы мимо ушей. С силой накалываю кусочек курицы на вилку и стискиваю зубы: просто переживи это, Зои. Просто дыши.
– И где мне присесть? – внезапно раздается голос над моей головой. Я поднимаю взгляд и вижу миловидную блондинку с уроков по литературе. Она смотрит на Диму, вымучивает из себя одну из самых искренних улыбок и спрашивает: – Надо подставить еще один стул.
Я не хочу быть на ее месте. Я не хочу чувствовать ничего подобного. И тем не менее я вдруг пропускаю через себя каждую ее эмоцию, каждый ее взорвавшийся нерв, когда блондин пожимает плечами и сухо отрезает:
– Нет.
Всего одно слово, которое не просто сбивает Софью с толку. Оно бьет ее по лицу, будто пощечина, и заставляет отступить назад на несколько шагов. У меня внутри все сжимается. Я знаю: эта девушка не так глупа, чтобы сейчас начать извиняться, кричать или плакать, но от того ситуация выглядит еще ужасней. Если у Сони действительно есть мозги, значит, она и чувствовать умеет. И вряд ли сейчас она испытывает что-то, кроме безумного стыда.
– Ты свободна. – Дима решает раскошелиться еще на два слова. – Катись. – На три.
Блондинка даже не пытается найти помощь в глазах друзей или как еще назвать этих людей, выпучивших на нее свои расширенные черные зрачки. Она пару раз дергает уголками губ, разворачивается и уходит, оставив после себя лишь приятный лавандовый запах.
Лаванда.
Я ошеломленно распахиваю глаза, не находя слов от изумления.
– Ого, – шепотом тяну я, замерев с вилкой на полпути к курице. Неужели именно София одолжила Саше школьную форму для того, чтобы я сумела переодеться и не предстала перед отцом в шикарном, кружевном корсете? Ошарашенно бросаю взгляд в сторону выхода и вижу, как за девушкой захлопываются двери. У меня внутри все вспыхивает.
Я собираюсь встать, как вдруг резко отпружиниваю назад.
– Ты куда собралась? – ласково интересуется Дима, одновременно с этим грубо сжимая мое запястье. Мне жутко больно, но я не жалуюсь. Отдергиваю руку и говорю:
– Не твое дело.
– Забыла о нашем уговоре?
В голосе парня столько угрозы, что меня буквально выворачивает наизнанку от ужаса. Он немного привстает, накрывает меня собственной тенью, а я облизываю засохшие губы и рычу:
– Мне надо отойти.
– Куда?
– В туалет, – лгу я, покраснев до кончиков ушей. Уже представляю, как он причиняет мне боль, параллельно улыбаясь и шепча «Моя маленькая лгунья» своим томным голосом. Однако ничего подобного не происходит. Дима неохотно позволяет мне вырваться из его оков и сжимает в зубах новенькую, тонкую зубочистку.
– Не заставляй меня в тебе разочаровываться.
– В таком случае не заставляй меня ссать у всех на виду.
Блондин ошеломленно прыскает и кивает, указывая в сторону выхода. Надеюсь, я сыграла правдоподобно. В конце концов, может, Дима и псих, но в одном он прав – я отличная лгунья.
Бегу вон из столовой. Распахиваю дверцы и оглядываюсь: Софьи не видно. Почему-то в голове появляется картинка блестящего туалета, на полу которого миловидная блондинка сотрясается от рыданий и сопливит сотый по счету белоснежный платок. Задумчиво бреду вперед, осматривая пустые кабинеты, закоулки, вырываюсь на улицу и неожиданно натыкаюсь на плотный слой дыма. Он врезается в мое лицо, будто химическое оружие, и заставляет глаза покрыться тонкой пеленой.
– О боже мой, – злится София и изящно отводит ото рта сигарету, – нежный цветок. Боишься табачного дыма? Проваливай!
Голос у нее совсем другой. Не тот, который облил меня сахаром и медом в душевой кабинке. Но я не обижаюсь. Смотрю на то, как девушка облокачивается спиной об изгородь, и повторяю ее позу. Кидаю на асфальт сумку.
– Можно?
– Что можно? – переспрашивает она.
– Сигарету.
– А ты разве куришь?
– Нет, – на самом деле мне самой неясен данный порыв, но я неожиданно понимаю, что хочу приобщиться хотя бы к какой-то вредной привычке помимо существования в этом треклятом мире. – Так что?
– Да, пожалуйста. – Блондинка отстреливает мне сигаретку и делает очередную затяжку. – Я рада, что ты не курила раньше. Ведь теперь, если ты умрешь от рака легких, это будет только моей виной.
Классное предсказание. Впервые опробовав вкус сигареты, я морщусь и отвечаю:
– В таком случае умрем от этой дряни вместе. Ты не против? Ведь наверняка никотин уже прожог насквозь твои гламурные легкие.
Соня не отвечает. Горбит спину и выдыхает в воздух круглые, мутные шары из дыма. Я едва сдерживаюсь от кашля. Глаза щиплет, и мне приходится сморгнуть ядовитые слезы, чтобы не подохнуть прямо здесь от удушья. Черт. Выгляжу я со стороны наверняка глупо. Перевожу взгляд на блондинку, пытаясь понять, как же она так глубоко затягивается и не выплевывает всю эту гадость наружу, как вдруг замечаю нечто поразительное.
Глаза у меня становятся огромными. Я отхожу от изгороди и замираю: черт подери.
– В чем дело? – рявкает София. Она недовольно прищуривает свои карие глаза и пожимает худощавыми плечами. – Проваливай отсюда. Иначе я…
– Ты не блондинка, – перебиваю я девушку и отбрасываю сигарету в сторону. – Это не твой натуральный цвет.
Пожалуй, подобное заявление могло обидеть тех двух идиоток из столовой, но только не Софью. Она молниеносно улавливает ход моих мыслей и, резко приблизившись ко мне, рычит:
– Что ты здесь забыла?
– То же, что и ты – я здесь учусь.
– Лучше бы ты подохла вместе со своей мамашей.
– Лучше бы ты осталась рыжей.
Девушка уязвленно поджимает губы и вдруг срывается с места. Я вижу, как она откидывает окурок, и растерянно хватаюсь руками за лицо. Что здесь творится? Облокачиваюсь спиной о металлические прутья и скатываюсь по ним вниз, расширив глаза до такой степени, что ставится больно. Я сама того не ведая, вспоминаю свой первый разговор с Сашей о том, как опасно влюбляться в рыжеволосых отличниц, и примерзаю к месту. Значит ли это, что ему нравилась Софья? Значит ли это, что она нравится ему до сих пор, и более того, что он ей тоже небезразличен, ведь тогда с какой стати она решилась бы ему помогать? А главное, значит ли это, что моего брата действительно избили не ради денег. Бумажек у Димы и так слишком много. Я должна была раньше догадаться: проблема закопана куда глубже. Правда, мне все равно неясно – что же именно так разозлило блондина и почему Софья играла на его стороне?
Вновь перевожу взгляд в сторону удаляющейся блондинки и растерянно хмурю брови: кто бы мог подумать, что, переехав в новый город, я обрету не только новых «друзей», но и столкнусь лицом к лицу с новыми, чужими тайнами.
Глава 9
Я знаю: сбегать с уроков в моем положении – не самая отличная идея. Но, во-первых, я хочу как можно скорее узнать правду о Саше и Софье. А во-вторых, у меня нет никакого желания вновь встретиться лицом к лицу с ненормальным психопатом. Дима – слишком опасен. Я понятия не имею, чего от него ждать, а потому сейчас хожу по лезвию ножа, что само по себе подразумевает неприятности. Если и играть по его правилам, то хотя бы сначала узнав, откуда они вообще взялись. Не просто ведь так Софья стала совсем другим человеком, а Саша сейчас лежит в больнице с гематомами, двумя трещинами и вывихом левой лодыжки.
Я несусь через футбольное поле. Оббегаю спортивную площадку, теплицу, натыкаюсь на красивый, ухоженный дворик и выскакиваю на свободу. Внутри тяжелое, неприятное чувство, говорящее мне лишь о том, что я вновь наживаю себе проблемы на одно место, но мне плевать. Сто́ит наконец понять, что происходит, иначе Сашина тайна доведет до могилы не только его. Я смотрю на титановые пики, возвышающиеся над каменным корпусом лицея, и решительно бегу дальше. Сейчас я как никогда уверена в том, что поступаю правильно. До обеда где-то около часа, то есть я успею без проблем навестить брата. Поправляю сумку и оставляю очертания школы позади. Если Константин разозлится, скажу, что не смогла не повидать Сашу, ведь это в какой-то мере и является правдой. Да и не уверена я, что он вновь решится на поучительные нотации. Мне кажется, он многое бы отдал за размеренное и дружеское сосуществование без проблем ибез происшествий.
Останавливаюсь на пешеходном переходе и непроизвольно прикусываю губу. Интересно, что же именно заставило такую умную девушку, как Соня, стать… Хм.Такой. Чутье говорит, она изменила не только цвет волос. Однако почему? Что случилось? Неужели ей вдруг резко захотелось сбежать от самой себя, оставить свое настоящее позади. В это не так уж и сложно поверить, ведь все мы пытаемся стать другими. Измениться. Правда, в основном наши дикие метаморфозы так и остаются лишь лихими фантазиями, и на выходе мы не имеем ничего, кроме глубокого разочарования и ироничной веры в лучшее.
Загорается зеленый свет, я собираюсь ступить на дорогу, как вдруг на противоположной стороне вижуего и замираю. Все мое тело вспыхивает, будто спичка, а я даже не могу понять от чего именно: то ли от страха, то ли от странного любопытства. Его синие глаза замечают меня, и, несмотря на расстояние, я вижу, как они темнеют, становятся черными, ледяными и такими пугающими. С места мне теперь точно не сойти. Я слежу за тем, как он приближается, как на ходу скидывает капюшон мокрой от пота толстовки, и жду.
Не знаю, чего именно. Просто не двигаюсь.
Незнакомец останавливается в нескольких метрах от меня, но это ничуть не мешает ему испепелять меня холодным, опасным взглядом. В то же время его лицо выражает неясное мне недоумение, и я растерянно прикусываю губу, абсолютно не понимая, как мне себя с ним вести.
– Ты что здесь делаешь? – сухо спрашивает он. Я чувствую запах пота, исходящий от его серой, широкой толстовки, и отчаянно пытаюсь взять себя в руки.
– Здесь? – Растерянно поджимаю губы. – На дороге?
– В этом городе.
– А ты? – с вызовом парирую я. – Кажется, не только у меня большие неприятности.
– Неприятности? – Парень удивленно вскидывает брови. Стремительно сокращает между нами дистанцию, и я невольно сталкиваюсь глазами с его взглядом, пронзительным и пугающим, который смотрит мне прямо в душу. – У тебя нет неприятностей. Теперь у тебя вообще ничего нет.
– Что ты имеешь в виду? – недовольно восклицаю я.
– Ты понятия не имеешь, во что ввязываешься.
Кожа вспыхивает. Не знаю, с какой стати я так реагирую на этого человека, но мои щеки краснеют, и мне приходится сжать кулаки, чтобы не закричать на всю улицу.
– Да какое тебе вообще дело? Ты ведь работаешь на них… – с омерзением морщусь и покачиваю головой, – и это я не понимаю, во что ввязываюсь?
Незнакомец озадаченно стискивает зубы. Затем делает широкий шаг ко мне навстречу и оказывается так близко, что я вновь ощущаю знакомый, приятный запах мяты, исходящий от его вспотевшего, накачанного тела. Он пронзает меня ледяным взглядом и говорит:
– Пока не поздно, – его голос становится тише, а я завороженно замираю, оказавшись в ловушке глубокого синего океана, – беги.
Он все еще смотрит на меня, а я дико хочу сорваться с места. Мне прекрасно известно, что стоит бояться этого человека, стоит действительно унестись от него как можно дальше. Но я не могу даже пошевелиться. Мне даже нравится стоять здесь. Нравится смотреть в эти глаза, голубые ближе к центру радужки, но темные, почти черные в ее уголках.
– Спасибо, что помог мне тогда в баре, – я наконец прерываю тишину. Вижу, как парень растерян, и спрашиваю: – Ты правда делаешь…
– Правда.
– И тебе это нравится?
Не колеблясь, незнакомец отвечает:
– Да.
Меня охватывает лютый ужас. Я смотрю на парня и вижу в его темных голубых глазах такой холод, что сама едва не покрываюсь ледяной коркой. Я отступаю назад. А чем я только думала? Он опасен. Я делаю еще два шага назад и, к собственному удивлению, отмечаю, как во взгляде незнакомца что-то меняется. В нем больше нет равнодушия.
Теперь в нем читается дикое раздражение.
– Боишься, – бросает он, и я честно киваю. Отхожу от него все дальше, борясь с личными противоречивыми чувствами, и стискиваю зубы. – Не доверяешь.
– Я тебя едва знаю.
– И не сто́ит узнавать.
– Почему?
– Со мной не сто́ит иметь дела. Если, конечно, оно не касается работы.
Парень выпрямляется. Смотрит на меня, выжидает, а мне вдруг становится дико тошно, до коликов. Я выплываю из тумана, которым меня обволакивают эти синие темные глаза, и неожиданно понимаю, что он прав: я должна бежать. И как можно скорее.
Ничего не говорю. Просто решаю сорваться с места и к чертовой матери унестись отсюда как можно дальше. Мое тело дрожит, его трясет от страха и любопытства. Я чувствую, что хочу остаться, и это пугает меня еще больше, чем все, что уже успело со мной произойти. Больше, чем переезд к отцу, больше, чем угрозы Димы, даже больше, чем дуло пистолета, направленное ровно на мою голову. Ведь в конце концов раньше я сталкивалась лишь со страхом от того, что понятия не имела, как быть, я была в ловушке, у меня не было выбора. Но сейчас я знаю, что могу убежать. Могу оставить мысли об этих синих пугающих глазах у себя за спиной и больше никогда не оборачиваться. Но я не хочу. А потому должна сейчас лететь со всех ног куда угодно, лишь бы подальше отсюда, пока не поздно и пока я в состоянии контролировать свои поступки.
– Осторожно! – рычит знакомый голос.
Все происходит слишком быстро. Я решительно ступаю на дорогу, слышу визг шин, пронзительный гудок автомобиля и уже через секунду оказываюсь в стальных объятиях синеглазого парня. В метре от нас проносится машина, ветер от нее взъерошивает мои спутанные волосы, и я поднимаю испуганный взгляд на незнакомца.
Смотрю на него, а он рассерженно отрезает:
– Горит красный.
– Я не заметила.
– Открой наконец свои глаза.
И почему-то мне кажется, что он имеет в виду не только недавнее происшествие на дороге. Я гляжу на него и не вижу в нем волнения, желания или нежности. Я вижу лишь интерес, который на таком серьезном и сосредоточенном лице кажется огромной нелепостью.
– У меня нет на тебя времени, – холодно отрезает парень. Он вроде прощается, но рук не разжимает, и оттого я чувствую себя ужасно неловко, ведь понятия не имею, что мне делать: сорваться с места от неясной мне обиды или не двигаться и ждать того, что будет дальше.
– Я уже могу стоять на ногах самостоятельно.
– Я бы не был так в этом уверен.
Однако незнакомец все-таки опускает руки. Постепенно всплеск адреналина проходит, и теперь я чувствую себя слабой и уставшей, будто только что пробежала несколько километров или выступила перед огромной публикой, выкачавшей из меня все соки. Неуклюже поправляю юбку, затем переминаюсь с ноги на ногу и говорю:
– Спасибо.
– Спасибо? – Парень хмурит брови. Склоняет голову набок и изучает меня, будто я редкий экспонат в музее.
– Да, спасибо.
Парень больше не произносит ни слова. Он накидывает на голову капюшон, все смотрит на меня, но я уже срываюсь с места. Перебегаю через дорогу и стискиваю кулаки, чтобы, не дай бог, не обернуться. Надо успокоиться. Вспомнить о том, что этот человек опасен. Он ужасный. Он ведь убивает, черт подери! Он жуткий, мерзкий, нехороший и…
Я оборачиваюсь. Вижу, как он бежит в сторону небольшого парка, воздвигнутого будто оазис посреди пустыни, и нервно прикусываю губу. Так и хочется взвыть от странного горячего чувства в груди, между ребрами, но я сдерживаюсь. Глубоко втягиваю в легкие воздух и так же медленно и протяжно его выдыхаю. Ничего не было.
Знакомство с этим человеком – ошибка.
Мой странный к нему интерес – самообман.
А его синий суровый взгляд, полный смешанных, ледяных чувств, граничащих с алым безумным гневом, – катастрофа, которую природа позволила себе создать, но о которой она сейчас определенно жутко жалеет.
Я прихожу в больницу взвинченной. Женщина, сидящая за круглым столом, вновь встречает меня широкой улыбкой, однако теперь мне абсолютно плевать на ее классное настроение. Я уверенно следую к лифту, нажимаю на кнопку седьмого этажа и прикусываю кончик пальца: как бы хотелось просто забыть обо всем, что так жестоко разрывает голову на части. Дверцы распахиваются, я вырываюсь на свободу и быстрым шагом несусь к палате. Так и не терпится увидеть Сашу, чтобы вытрясти из него всю правду. Однако, ворвавшись в комнату, я замираю уже на пороге.
– Простите, – срывается с моего языка. – Я не думала, что тут кто-то есть.
– Ничего страшного, – Елена кивает и медленно поднимается с разложенной кушетки. Она выглядит иначе. Не накрашенная, в простой удобной одежде. С измученным лицом и не менее измученным голосом: – Ты что-то хотела?
– Да. Хотела поговорить с Сашей.
– Он отдыхает. Крепко спит уже больше трех часов. Сегодня утром врачи вкололи ему дополнительную дозу обезболивающего.
– Зачем? – Я обеспокоенно подхожу к краю кровати и осматриваю безмятежное лицо брата. Его грудная клетка медленно поднимается и опускается в такт пикающим приборам, а я вся съеживаюсь от неприятной армии мурашек, пробегающих по спине. – Ему стало хуже?
– Переволновался. Показатели зашкаливали. Доктора говорят о каком-то приступе паники. Какой приступ паники может быть у здорового восемнадцатилетнего парня, да еще и изолированного этими толстыми, больничными стенами от любого из неприятелей?
Я киваю, а затем едва слышно хмыкаю. Как же мало эта женщина знает о своем сыне.
– О чем ты с ним хотела поговорить? – спрашивает Елена, и ее черные глаза загораются от любопытства. – Разве сейчас у тебя нет занятий?
– Есть. – Честно говоря, я устала оправдываться, устала бояться, и поэтому вместо очередного оправдания я вздыхаю и признаюсь: – Я должна была увидеть его прямо сейчас.
– Что за срочность?
– Подростковые проблемы.
– Это как-то связано с теми ребятами из северо-западного района?
Я еле-еле сдерживаюсь от язвительного ответа. Так и хочется заорать во все горло о том, что ее нагло обманывают. Но я прикусываю язык и отрезаю:
– Нет. Тут другое.
– Ладно. Пойду, схожу за кофе. Тебе… – она запинается и неумело скрывает осечку за тихим, коротким кашлем. Затем растягивает губы в улыбке и пробует вновь: – Тебе принести?
Я вижу, как ей неловко говорить со мной в подобном тоне. И неудивительно. Уверена, обмениваться любезностями с внебрачной дочерью мужа – скверное дело. Поэтому я не вижу ничего обидного в ее открытом смятении и покачиваю головой:
– Нет, мне ничего не нужно.
Елена не предлагает дважды. Она кротко кивает, идет к выходу, однако неуверенно застывает уже на пороге. Ее голос доносится до меня издалека, будто из сна. Я слышу тихое «спасибо», а когда прихожу в себя, уже никого не вижу. Смотрю на закрытую дверь и ошеломленно дергаю уголками губ. Мне искренне приятно, что из огромной, палящей тирады, которую она вполне могла вылить на мою голову, она сказала лишь это. Не думаю, что наши отношения теперь как-то изменятся, но я определенно не забуду этот жест.
– Эй?
Растерянно оборачиваюсь и спрашиваю:
– Саша? Ты не спишь?
– Она ушла? – Парень осторожно открывает глаза и облегченно выдыхает: – Слава богу! Я думал, мне придется притворяться до вечера.
Недоуменно подхожу к брату. Вижу, как он пытается больными пальцами убрать со щеки короткий волос, и усмехаюсь.
– Какой ты жалкий.
– Не нарывайся! У меня есть знакомые в суде.
Вновь смеюсь и снимаю черный, витиеватый волос с его лица. Затем нерешительно усаживаюсь рядом и расправляю край юбки. Вот я здесь. С чего начать?
– Почему ты не сказал маме, что уже проснулся?
– Потому что она засыплет меня вопросами. А я, к твоему сведению, не в настроении оправдываться. Теперь моя очередь.
– Что за очередь?
– Задавать вопросы. Что ты опять здесь делаешь? Пойми меня правильно, я не имею ничего против твоей чрезмерной настырности, но эта тяга ко мне попахивает инцестом.
– О господи, – охаю я, ущипнув его за локоть, и вспыхиваю: – Что ты несешь? Лекарства уже унесли тебя в страну грез?
– Зои, серьезно. Что случилось?
– Ничего. Все в порядке.
– Тогда почему ты опять здесь? – Парень больше не смеется. Он смотрит на меня тревожно и ждет, что я выложу все карты на стол, однако мне не по себе. Стоит ли лезть в чужую жизнь? Я была так уверена в своем желании узнать правду, но сейчас… нужно ли мне это? – Утром ты классно меня напугала. Я уж было решил, что мы с тобой больше не увидимся.
– Почему? – я недоуменно хмурю лоб. – Что за глупые мысли.
– Жизнь научила меня кое-чему, Зои. Когда люди идут на сделку с дьяволом – они обычно не возвращаются.
– А говоря про этих людей, ты имеешь в виду… – сглатываю и опускаю взгляд на свои бледные руки, – Софью? – Приборы разом взрываются, Саша так сильно сжимает в пальцах простынь, что у него наверняка сводит руки. Я смотрю ему в глаза и виновато горблюсь. – Прости.
– Откуда ты знаешь? Кто тебе сказал? – щебечет парень и с трудом приподнимается. На этот раз я не пытаюсь его остановить. Он облокачивается всем телом о спинку кровати и морщится. – Дьявол, все жутко жжется.
– Позвать доктора?
– Нет, черт подери, мне никто не нужен, Зои. Ясно? Никто. Ни доктор, ни лекарства, ни твой жалобный взгляд.
– Я не хотела лезть не в свое дело.
– Правда? – срывающимся голосом хрипит он. – По-моему, из тебя вышла бы отличная ищейка. Даже в самом запутанном комке событий ты умудрилась за неделю отыскать золотую нить. Поразительно!
– Почему ты злишься? – вспыхиваю я. – Я не собиралась переворачивать с ног на голову твое мирное существование. Но это ведьты забежал ко мне в номер. Ты, а не я.
– Я молчал потому, что правда – сущее дерьмо. И она тебе явно не понравится.
– Мне вообще мало что нравится в этом мире. Или ты думаешь, я ловлю изумительный кайф, развлекаясь с твоим закадычным дружком с повернутой крышей? Пропавшие девушки, мегабосс, удерживающий в своих ладонях всю элиту Санкт-Петербурга, законные избиения, благотворительные вечера в честь гребаного мать его искусства, когда впору бы поговорить о всеобщей безопасности! Да что здесь вообще творится? Куда ты влез и каким именно образом к этому причастна Софья? Я ведь и подумать не могла, что у нее мозги есть. А оказывается, она та еще скрытница! Хемингуэя наизусть цитирует! Чего мне еще ждать? Может, у Димы вместо души – комок свернутых в виде сердца денег?
– Чего ты завелась-то? Тише.
– Ничего не тише. Говори, что происходит!
– Поверь, ты не хочешь об этом знать! – потирая глаза исцарапанными руками, восклицает Саша и громко выдыхает: – Тебе никак это не поможет. Лишь сильнее напугает.