Свободные
– Я справлюсь! Ты хотел узнать обо мне больше. Так вот я многое уже видела и сейчас со всем смирюсь, слышишь?
– Мама придет с минуты на минуту. – Пожалуй, это последний козырь, имеющийся у парня в рукаве. Собственно, и он не срабатывает.
– В таком случае поторапливайся. У тебя мало времени.
Саша очень громко выдыхает и переводит на меня свои красные глаза. Не думаю, что ему просто во всем сознаться, но жить вообще сложно. Так что иногда приходится делать то, что пугает и сводит с ума.
– Мать Димы умерла три года назад. Ее сбила машина около Казанского собора. Водитель пьян, пассажиры – в стельку. Все предельно ясно, как и каждый раз, когда происходит нечто подобное. К суду призвали троих. Но отец посадил одного.
– Водителя?
– Да. Болконский настаивал на пожизненном для всех, а папа отказался. С тех пор их отношения немного… натянуты.
– Натянуты, – с ужасом повторяю я и замираю. Боже, кто бы мог подумать, что у Димы умерла мать. На несколько долгих секунд я даже забываю, о ком идет речь. Смахиваю с глаз пелену и выпрямляю спину, пытаясь не найти в этой истории ничего личного, не зацепить собственные струны, собственные воспоминания. Но не получается. Я вдруг понимаю, что мы с Димой похожи. Оказывается, нас связывает не только обоюдная ненависть, но и общая боль. Каждый решил справляться с нею по-своему. Я решила забыть, в то время как он решил вечно помнить.
– Все банально, Зои. Подобные вещи меняют людей. Ты ведь знаешь.
– Знаю, – киваю я. – И понимаю, – что еще страшней.
– Он рехнулся. Ты только не подумай, Дима всегда был психом, но после смерти мамы – его совсем переклинило. А я стал врагом номер один. С Софьей мы на тот момент уже почти год встречались. Но он разрушил нас, как сейчас пытается разрушить и тебя.
– Как можно было вас разрушить?
Саша горько усмехается. Отводит взгляд в сторону и пожимает плечами.
– Все ведь не так, как в книгах. Мы не были безумными романтиками, и любовь наша не была сильнее унижения. В один прекрасный момент мы просто сломались, и все.
– Сломались? – недоумеваю я. – Но почему? Если вы хотели быть вместе…
– Какая разница? – Саша вновь пялится на меня и кривит лицо, будто ему плохо не только от глубоких ссадин, но и от собственных слов. – Соня просто пришла и сказала, что больше не выдержит. Не каждый способен давать отпор, Зои. Не каждый способен это вынести.
– Но вы же были вместе!
– Не было никаких вместе. Были только я и она. И мы разошлись, потому что у нас не было выхода. Вот и все.
Прикусываю нижнюю губу и отворачиваюсь. Не знаю, что чувствовать. Сложно поверить в отношения абсолютно разных, непохожих людей. Они ведь как две противоположности. Как день и ночь. Но Саша вряд ли лжет. Зачем ему это? Возможно, раньше они подходили друг другу. Возможно, раньше они были близки. Да и кто знает, какой стану я через год, два или три. Пожалуй, меня тоже сложно будет узнать.
– У него паранойя, – продолжает тяжелым голосом Саша. – Он терпеть меня не может, а от того срывает злость на моих близких. Соню – устранил. Ярому, поверь мне, живется несладко. Но тебя… – он хватает меня за руку, и я недоуменно оборачиваюсь, – тебя он просто уничтожит.
– Почему? – всеми силами пытаюсь скрыть чудовищный испуг и, наоборот, широко расправляю плечи. – Почему именно меня? Я ведь его едва знаю.
– Ты – единственная, кто попытался дать ему отпор. Ты играешь с ним, а он это обожает!
– Я не играю с ним.
– Играешь. Бросаешь вызов. Все вокруг его боятся, а ты смеешь перечить.
– Смею перечить? – охаю я и недовольно стискиваю зубы. – Да вы что, с ума посходили?
– Тебе мало того, чтоуже успело случиться?
– А что именно случилось? Он оставил меня в живых в мотеле, подкинул пакет с женским бельем в раздевалку, сказал, что застрелит, но вытащил из обоймы все патроны. Если Дима и планировал покончить со мной, то у него, кажется, не хватило духу.
– Зои… – как-то безысходно выдыхает Саша и уже открывает рот для очередного крика, как вдруг дверь в палату со скрипом открывается. Оборачиваюсь и вижу Елену. Она опускает термокружку и округляет уставшие глаза.
– Ты проснулся! – Женщина подходит к сыну, оттесняя меня в сторону. – Слава богу.
Поправляю ремень сумки и двигаюсь к выходу. Я узнала все, что хотела. Вот только стало ли мне легче? Тяну руку к двери, но застываю на полпути к ручке, едва я слышу голос брата:
– Зои, постой.
Смотрю на него через плечо.
– Что?
– Дождись моего выздоровления. Мы придумаем, как нам быть, слышишь? Вместе.
– Ладно. – Я послушно киваю, а сама поражаюсь своему таланту так открыто и лицемерно лгать. Улыбаюсь и напоследок бросаю: – Поправляйся.
Брат чувствует, что я не собираюсь ждать его помощи, и от того его взгляд полон ужаса и грусти, полон вины. Вины за то, чего он не совершал, но за что ему приходится расплачиваться. Я выбегаю из здания городской больницы, глубоко втягиваю в легкие весенний, свежий воздух и облизываю губы.
Интересно, чем именно занимаются современные джентльмены на роскошных, благотворительных вечерах?
Глава 10
На мне темно-бордовое платье с жестким корсетом, открытыми плечами и шифоновым низом, обшитым красными цветами и лепестками. Волосы подобраны наверх. Я поправляю выпавший локон и неуверенно выдыхаю, стараясь взять себя в руки.
– Пойдем, Зои, – говорит Константин. Он собирается уйти, но замирает на пороге. Вижу его ошеломленный взгляд в отражении и оборачиваюсь.
– Чересчур, да? Надо было найти другое платье. Это не я, это так на меня не похоже.
Однако отец неожиданно расплывается в улыбке. Нет, я определенно не хочу, чтобы он говорил мне что-то ободряющее или отпустил комплимент, но мне просто необходимо чье-то присутствие рядом, как буек, который не даст мне потонуть. Поэтому я отвечаю ему тем же: нерешительно дергаю уголками губ.
Мы едем минут тридцать. За это время руки Елены и Константина ни на секунду не размыкаются. Неужели люди могут любить друг друга даже после предательства, даже после стольких лет? Поразительно.
Я перевожу взгляд в сторону и застываю. Куда я попала?
Константин выходит первым. Протягивает руку Елене, но она покачивает головой. Я кидаю взгляд в сторону огромного, блестящего от света здания и испуганно съеживаюсь. Мне здесь не место. Нет. Я не должна тут находиться. Не должна.
– Зои, – голос Елены требовательный. Оборачиваюсь и вижу, как она касается пальцами моего дрожащего колена. – О тебе будут говорить в любом случае. Важно лишь то, что именно они скажут. А это зависит только от тебя.
– Что мне делать?
Морщусь, осознав, что произнесла эти слова вслух, но женщина ничуть не смущается.
– Успокоиться и наконец понять, чего ты стоишь.
Елена вскидывает подбородок. Она выходит из машины, а я так и сижу в салоне, пытаясь ответить на ее вопрос. Чего я стою? И стою ли хотя бы цента? Чем обернется сегодняшний вечер?
Я выхожу из машины и тут же сталкиваюсь с яркими вспышками света. Галерея сверкает желтыми, белоснежными искрами, фонтан выплевывает струи воды точно в такт классической кружащей, летящей музыке, и я шествую вперед, ощущая груз всеобщего внимания на своих хрупких плечах. На входе мне распахивают двери. Внутри – предлагают бокал безалкогольного коктейля. И как бы сильно я ни старалась скрыть недоумение, оно сочится из меня волнами, и я то и дело оглядываюсь, изучая расписные потолки, оркестр и роскошные наряды женщин.
Наконец вижу знакомое лицо. Софья пронзает меня разочарованным взглядом, внезапно выхватывает у официанта бокал с шампанским и пулей срывается с места. Хочется верить, что это не я так на нее влияю.
– Забыла о нашем маленьком договоре? – шепчет ядовитый голос за моей спиной, и я с силой стискиваю зубы. Предпринимаю попытку двинуться дальше, в глубь зала, однако крепкие пальцы ловко хватают меня за запястье. Приходится обернуться. – Играешь против правил.
– Они меня не устраивают.
– Платье должно было быть нежно-розовым.
– Я передумала.
– А что, если передумаю я? – Дима скалит белоснежные зубы, и в какой-то момент мне кажется, что он вот-вот меня ударит, но он лишь закрывает глаза и с наслаждением вдыхает воздух. – Твой запах. Запах страха.
Я сердито отталкиваю парня руками. Чувствую, как к лицу приливает кровь, и едва ли сдерживаю ярость. Так и хочется вырвать этому человеку сердце.
Уверена, оно ему не пригодится.
– Чего ты от меня хочешь? Я не собираюсь играть в твои игры. Мне это не нужно.
– Вновь идешь ва-банк?
– Выкладываю на стол «Флеш Рояль».
– Что-то я не припоминаю, чтобы у тебя все карты были одной масти, Зои. – Дима касается пальцами моей ключицы, но я резко сбрасываю его руку.
– Не трогай меня.
– Ты – моя собственность, забыла? Я просто пытаюсь забрать долг.
– Ты ошибаешься. На этот раз все иначе. – Я вскидываю подбородок и решаю сыграть в его же игру, где нет места ни злости, ни гневу, ни ярости. Я приближаюсь к его лицу и шепчу тихо, практически в губы: – Ты проиграешь.
Звучит красивая музыка. Дима самодовольно хмыкает, а я наконец-то схожу с места. Как же мне сейчас не хватает Саши!
Останавливаюсь около молодых сплетниц лицея – четырех болтливых девиц с наращенными волосами и загорелыми лицами – и заинтересованно киваю, будто тоже хочу участвовать в их разговоре. На самом же деле мне просто нужно скрыться от свирепого взгляда Димы, и я готова на многое, лишь бы не ощущать тяжесть от его ненормального внимания.
– Зои? – недоверчиво спрашивает одна из девиц. Я киваю, а она удивленно округляет глаза и восклицает: – Какое платье! Ты прекрасно выглядишь.
– Спасибо, – натянуто щебечу я и почему-то решаю, словно Джеймс Бонд, вписаться в их атмосферу. – Я столько дней потратила на поиски. Едва с ума не сошла.
На самом же деле платье выбрала Елена, но им об этом знать необязательно.
– На поиски? – с легким отвращением интересуется огненно-рыжая мулатка. Она кривит свой нос. – Я-то думала, его сшили на заказ.
Все девушки уныло отворачиваются, а я прихожу к выводу, что Джеймс Бонд из меня никудышный. Кто бы мог подумать, что сейчас в моде не шопинг, а личная швея.
– Я это и имела в виду! – Выхватываю у мимо пробегающего официанта бокал с игристым вином и добавляю: – Ходила, искала, какое же мне ателье выбрать.
– Слышали, приехала Теодора из Франции!
– Плевать на нее, – перебивает брюнетка. – Куда важнее, что вернулся тот-самый-маньяк.
– Тот-самый-маньяк? – спрашиваю я и вижу, как четыре девушки синхронно закатывают глаза к сводчатому потолку. – Что?
– Мы и забыли, что ты новенькая. – Ага, да, они определенно об этомне забыли. – Есть один мужчина. Ему и тридцати нет, но он уже сколотил немалое состояние.
– Поэтому он маньяк?
– На нем висит два изнасилования. Висит – значит, числится, но не подтверждается. Он частенько разъезжает по странам: Франция, Италия, Германия…
– Испания.
– Греция!
– И что же он здесь делает? – Я недоверчиво хмурю лоб. – По-моему, тут и так достаточно тех, кто виноват, но не наказан. – Девушки вновь смотрят на меня, сведя брови, а я расстроенно вздыхаю, понимая, что мне уже давно стоит научиться контролировать свой язык. – В смысле, – тихо откашливаюсь, – в смысле тут и без него безумно весело.
– Он отпирается, утверждает, что никого не трогал, – тоном знатока шепчет блондинка и заговорщически наклоняется вперед, – но мы-то знаем, что он лжет. Одна из жертв подтвердила его причастность.
– Тогда почему он до сих пор на свободе?
– Потому что денег у него много, Зои. Почему же еще?
Удивляюсь, как они умудряются и оскорблять себе подобных, и не замечать, что живут точно так же? Но на этот раз держу язык за зубами. Вижу, как они недоверчиво разглядывают мое лицо, платье, маленькие шрамы на руках, и прикусываю губу до такой степени, что становится больно.
– Болтаете? – внезапно спрашивает знакомый голос, и рядом появляется Соня. Она пьяно пошатывается, кладет руку на мое плечо и шепчет: – Прямо по курсу знойный убийца.
– Тот-самый-маньяк? – охнув, ужасается рыжая мулатка.
– Лучше. Теслер.
– Теслер? – Я смотрю в сторону сервированных столов, куда стреляет пьяными глазами Софья, и испуганно замираю. Черт. Резко отворачиваюсь. – А он что здесь забыл?
– Охраняет наше спокойствие.
– Скорее устраняет проблемы.
Кидаю взгляд за спину и тут же сжимаю пальцы. Почему мы вечно пересекаемся? Почему я никак не могу выкинуть его из головы? И тут, словно по волшебству, парень вскидывает свой острый, грубый подбородок и поворачивается лицом в нашу сторону.
Я отвожу взгляд.
Что он здесь вообще делает? С какой стати напялил этот костюм, галстук, эти сверкающие ботинки? Пытается слиться с толпой? Надеется скрыть окровавленные руки под пиджаком?
Я разом осушаю бокал с шампанским.
– Не умрешь от рака, так сопьешься, – пьяно шелестит Соня. Она раздраженно поправляет сияющую золотую юбку и ухмыляется: – Я была бы только счастлива.
– В чем твоя проблема? – Я вихрем поворачиваюсь к девушке: всеми фибрами души хочу ее возненавидеть, но внутри даже радуюсь тому, что она сумела меня отвлечь. – Я не собираюсь выдавать тебя.
– Выдавать? Меня? – Соня начинает громко смеяться. Слишком громко.
Я аккуратно отвожу ее в сторону и говорю:
– Успокойся. Сколько же ты выпила?
– Сколько надо.
– Прекрати.
– Будешь читать мне тирады, серьезно? Ты? – Она пренебрежительно морщит нос. – Ты – дура. Такая дура.
– Хватит.
– Мы с тобой ничего не решаем. Скоро меня прикончат, а потом и на тебя перекинутся! А ты, вместо того чтобы бежать, напялила это платье и стоишь здесь. О чем ты думаешь?
– Я тебя не понимаю, – приближаюсь к девушке. Хочу, чтобы она перестала кричать, но Соня слишком много выпила и теперь привлекает к себе внимание. – Давай поговорим в другом месте. Не здесь.
– Да какая разница? Он и так уже все выведал.
– Кто? Дима? Ты о нем говоришь?
– Шевели мозгами, новенькая, шевели! Саша лишь приплелся на одну тупую вечеринку, и его едва не избили до смерти. Затем он просто попросил меня найти вещи. И что дальше? Что? Его увезли в амбар. Над ним издевались. Его могли убить.
– Ты не… – Я округляю глаза. Смотрю на красное от злости и алкоголя лицо блондинки и вдруг понимаю: она все еще думает о нем. – Соня…
– Я хочу, чтобы ты сдохла от рака потому, что так для тебя будет лучше. Потому что гораздо круче было бы отбросить коньки в машине, чем сгореть здесь, от руки какого-то тупого идиота, чей отец контролирует половину Питера.
– Но почему ты на его стороне?
– Была.
– Что же сейчас изменилось?
– Я устала. – Софья горбит плечи. Она измученно улыбается и продолжает: – Я так устала притворяться, Зои. И я говорю тебе: беги. Пока не поздно. Уходи.
– Но я не могу просто исчезнуть. – Странно говорить с Соней в подобном тоне. Она вдруг наклоняется ко мне, берет за руку. – Мне некуда идти. И я… я не могу.
– Можешь.
– Но почему ты помогаешь мне?
– Все мы время от времени нуждаемся в спасении.
– Это Сашины слова.
– Знаю.
Девушка молчит и, кажется, вот-вот рухнет от эмоционального истощения. Ее глаза такие огромные, красивые, а в них столько боли и грусти. Как же мне быть? С одной стороны, я хочу убежать как можно дальше от этого пронзительного взгляда, который будет преследовать меня в ночных кошмарах. Но с другой стороны, не хочу оставлять Соню одну.
– Ты должна рассказать Саше о своих чувствах. – Я крепко сжимаю ладонь Софьи. – Он ведь уверен, что ты забыла о нем.
– Тем лучше.
– Но почему? Это несправедливо.
– Это правильно, – шепчет девушка. Она отстраняется и гордо вскидывает подбородок. – Я уже ничего не смогу изменить. У меня были причины, но они – не твое дело.
– Что за причины? Соня, – я делаю шаг к ней навстречу, – почему ты так напугана?
– А почему трясешься ты?
– Я не боюсь его. – Покачиваю головой. – Ты ошибаешься.
– Это ты ошибаешься.
– Но я смогу тебе помочь!
Софья вдруг смотрит на меня так, как смотрела совсем недавно: с пренебрежением, с жалостью – и отрезает:
– Для начала помоги себе.
Она уходит. Я пытаюсь схватить ее за руку, но ловлю лишь воздух. Девушка направляется в сторону оркестра и берет очередной бокал шампанского.
Чего именно она так боится? Неужели Дима и правда способен на убийство? Да, я видела его жестокость, столкнулась с тем, как легко он способен принимать страшные решения.
Но ведь никто не пострадал.
Ну да… никто.
Я вспоминаю больницу, Сашу, этот стул и равнодушных водителей, проезжающих мимо.
Сражаться с Димой – единственный, правильный выход. Но кто знает, вдруг мое желание бороться лишь подогреет его нечеловеческую ненависть ко всему, что идет не по плану.
– Все в порядке?
Я вздрагиваю от папиного голоса. Не знаю почему, но я рада, что он оказался рядом.
Константин забирает у меня пустой бокал и усмехается:
– А когда-то нам запрещали пить вместе со взрослыми.
– Лучше бы это правило до сих пор имело под собой вес.
– Ты о дочери Нелова? Софье? Да. Непривычно видеть ее такой.
– А какой привычно? Вы раньше хорошо общались?
– Да. Было время, когда Саша не мог не упомянуть о ней хотя бы один раз в минуту.
– Что же случилось?
– Кто знает. Дети! Что у вас обычно происходит? Разонравились. Разошлись. Разругались.
– Или кто-то заставил их разонравиться, разойтись, разругаться. – Поднимаю глаза на отца и вижу, что он прекрасно понимает, о чем я. Однако хватит на сегодня откровений. – В чем же смысл этого вечера? Мы разговариваем, пьем, а потом кто-то из обычных смертных становится счастливее?
– Мы покупаем картины, скульптуры, а деньги переводят на счет пострадавших в дорожно-транспортных происшествиях.
– О. А организатор вечера, конечно же, Болконский. Так ведь?
– Да. – Константин нехотя кивает. – Он создал этот фонд три года назад, когда…
– …умерла его жена. – Я слежу за взглядом отца и вижу высокого мужчину в идеально выглаженном, сером костюме. У него светлые волосы, добрые красивые глаза, и даже улыбка, которой он одаряет гостей, очаровательна. Я как ни присматриваюсь, не могу поверить, что вижу корень зла собственной персоной. Неужели именно этого человека боятся все, кто сейчас танцует в этом светящемся от изобилия красок зале?
– Кстати, – Константин откашливается. Я перевожу на него взгляд и замечаю виноватую улыбку: – Зои…
– Что такое? – Я вся напрягаюсь. – Что-то случилось?
– Есть еще одна часть вечера, о которой я забыл тебе сказать. У меня ведь всегда был только сын, и я как-то даже не подумал…
– В чем дело?
– Торги.
– Торги? – вскидываю брови. – Как это понимать? Вы… то есть ты же знаешь, что денег у меня нет. Я вряд ли смогу помочь тем, кто в них нуждается.
– Этот вечер – заслуга Болконского, но средства вкладывают шесть семей. У двух из них – только сыновья. Но…
– Но?
– Это вроде благотворительного жеста. Выходят девушки, и мужчины платят хорошую сумму за свидание с ними.
– Ты ведь шутишь. – Вот это да. А я думала, хуже быть не может. – Я не собираюсь ни в чем подобном принимать участия. Чушь какая-то!
– Деньги переводят на счет пострадавших. Большие деньги. Поэтому я не вижу смысла в отказе. Участвует Елена, ее знакомые и их дочери…
– Но я ей не дочь. Я вообще здесь чужая.
– Зои, – Константин смотрит на меня как-то слишком уж серьезно, – тебе придется. Это традиция. В ней нет ничего дурного.
Нет ничего дурного?
Я смотрю на отца, затем перевожу взгляд на танцпол. Дима наблюдает за мной слишком пристально, слишком опасно, и я знаю: если ему удастся меня выкупить – произойдет нечто плохое, то, чего я не могу допустить.
– Свидание – формальность, – успокаивает меня Константин. – Никто на них даже и не ходит.
Легче мне от его слов не становится. Я не хочу даже минуту проводить в компании этого безнадежного психа. Черт, во что же я себя втянула? Отец говорит и говорит, щебечет рядом, а я не слушаю. Поворачиваюсь спиной к Диме и глубоко втягиваю в легкие воздух, пытаясь взять под контроль мысли и страхи. Возможно, все обойдется. Да? Возможно, скоро все закончится, и я закроюсь в своей комнате, залезу под одеяло и больше никогда из-под него не вылезу.
– Дамы и господа, я рад приветствовать вас на нашем ежегодном благотворительном вечере! – Люди взрываются аплодисментами, а я приподнимаю голову и замечаю на сцене старшего Болконского. Он улыбается, пару раз кивает и выглядит точно так же, как и его сын, когда тот пытается казаться милым, сгорая внутри от зеленой скуки. Он эмоционально размахивает руками, делает ударения на местоимения «наш», «наше», «нашему» и сверкает глазами, словно пытается затмить светом горящие канделябры. – Я надеюсь и искренне верю в то, чтонаше вмешательство спасет кому-то жизнь. Что наши дети не столкнутся с подобными трудностями и сумеют привести нас к светлому будущему.
Люди одобрительно хлопают, сжимая в руках бокалы с шампанским и другим алкоголем, а я настороженно оглядываюсь: кто из них уже пытался покрыть пьяного сына, пьяную дочь или разбушевавшуюся гламурную жену? От подобных мыслей становится тошно.
Пытаюсь сосредоточиться, как вдруг чувствую рядом знакомый запах. Все тело сводит. Я медленно поднимаю глаза, вижу черные ботинки, прямые брюки, рубашку, синий галстук, слегка заросший подбородок. И наконец глаза.
– Приглашаем на сцену наших девушек! – провозглашает старший Болконский, а я не могу пошевелиться.
Теслер смотрит прямо на меня. Молчит, а я сгораю от неясного мне страха. Почему он стоит рядом? Я хочу поговорить с ним, как вдруг кто-то толкает меня в бок:
– Зои, не спи.
Софья хватает меня под руку и тянет вперед. Какого черта она говорит мне, что делать? Но я не произношу ни звука. Иду рядом, послушно переставляя дрожащие ноги, и все думаю, зачем Теслер ко мне подошел. Мы становимся в ряд. Я сглатываю, понимая, что сейчас каждый в церемонном зале прожигает своим пытливым взглядом мое лицо, оценивает, сколько же стоят мои кривые, худощавые ноги, думает, как много он сумел бы за меня отдать. Господи. Пытаюсь смотреть куда угодно, лишь бы не на людей. Игнорирую Диму – мое сердце не выдержит его очередной змеиной ухмылки – и неожиданно встречаюсь глазами с Теслером.
– Анна, – улыбаясь, восклицает Болконский. – Первоначальная цена пятьдесят тысяч.
Пятьдесят тысяч?.. Я едва не валюсь со сцены от шока. Отдать такие деньги лишь за то, чтобы провести один вечер с какой-то испорченной эгоисткой? Серьезно? Наверное, мои глаза становятся безумными, потому что Софья дергает меня за руку и шепчет:
– Прекрати.
– Это идиотизм, – так же тихо отвечаю я. – Вы все спятили. Стоит подорвать это здание на воздух, а останки людей закопать как можно глубже.
– Еще раз скажешь подобное, и закопают тебя. С превеликим удовольствием.
Не отвечаю. Слышу, как кто-то предлагает сначала пятьдесят пять тысяч, потом семьдесят и растерянно моргаю. Черт подери. Эти люди – полные кретины.
– Татьяна! – вновь восклицает Болконский.
Передо мной стоят еще две девушки. Одна из них – Софья. Интересно, сколько же денег заплатят за красоту и ум Неловой? Да и вообще, оценит ли публика ее умственные способности, так как, судя по предыдущей красотке, которую оценили почти на сотню тысяч благодаря ее не по возрасту большим буферам, – мозги здесь никакой роли не играют.
– Соня!
– Шестьдесят! – тут же кричит какой-то парень.
– Восемьдесят пять!
– Сто!
– Сто пятьдесят!
Я стою в полнейшем шоке. Софья улыбается. Загадочно кивает мужчине в ярко-желтом костюме и пьяно покачивается.
– Продано!
О боже. Моя очередь. Моя очередь! Не знаю, куда мне деться. Как вдруг слышу:
– Зои. – Болконский смотрит на меня иначе. Он делает несколько шагов мне навстречу и протягивает вперед широкую ладонь. – Добро пожаловать.
– Здравствуйте, – язык я явно проглотила. Пытаюсь выглядеть уверенно, но то и дело мну пальцами скользкую юбку.
– Так как ты новенькая, ставку увеличиваю вдвое. Сто тысяч!
Вальяжно пожимаю плечами: почему бы и нет? Давайте сразу перейдем к шестизначным цифрам. Уже предчувствую, как зал заливает отвратительная тишина и меня уносит на руках армия всепризнанных изгоев, у которых нет ни друзей, ни семьи, ни денег. Как вдруг слышу:
– Двести.
Поднимаю глаза и съеживаюсь. Глаза у Димы яркие. Даже в толпе из богатеньких сынков, чьи принципы не менее эгоистичны, он выделяется как белое пятно посреди черного поля.
– Триста, – отрезает игривый голос, и люди одновременно оборачиваются. – Хотя, нет, давайте сразу четыреста. – Вперед выходит рыжеволосый мужчина. Он широко улыбается и восклицает: – Живем ведь один раз!