Тени наших дней

– Конечно!

– Хочу душ принять. Из еды что-нибудь найдется?

– Да-да, иди, я просто… ты врасплох меня застал, я даже не думал… – Альберт шагнул в сторону кухни, но остановился и досадливо растянул: – Я совсем тебя не ждал. Неделями торчу в приемной, взял себе несколько ночных смен на этих выходных. Знал бы, что ты ко мне нагрянешь, забил бы свободное воскресенье. Хотя, может, попробую и так забить.

– Пап…

– За свой счет возьму.

– Не парься, ладно? – Кирилл повесил рюкзак обратно на плечо. – Все путем.

– Ты точно в порядке? Глаза у тебя какие-то…

Парень замер. Отец так посмотрел на него, будто все увидел. Все понял.

– Какие? – как можно спокойнее поинтересовался он и сдавил в пальцах ремень. Узкий коридор вмиг показался нестерпимо крошечным, просто издевательски маленьким.

– Грустные они.

– Не выдумывай.

– Поднимайся, а я внизу подожду. Еще не поздно, так что…

Не поздно для чая или вернуть их былое общение? Отец так и не закончил мысль. Подошел к сыну и внезапно крепко обнял его.

Кирилл же, смутившись, похлопал его по лопатке.

– Рад, что ты приехал, – сказал Бродский-старший и направился на кухню, а парень кивнул и сдавил переносицу. Разумеется, отец рад ему. На что еще он рассчитывал?

Кирилл поднялся по широкой лестнице и остановился, услышав шорох. Клацанье чьих-то когтей о деревянный паркет. Он оглянулся и удивленно вскинул брови:

– Джамбо?

Огромный черный лабрадор с заплывшими глазами тяжелой, покачивающейся походкой направлялся к парню, грузно дыша. В его движениях уже не виднелось былой ловкости и энергии, он ступал медленно, точно породистый жеребец на показной ярмарке, но глаза смотрели радостно и преданно.

– Джамбо! – воскликнул Кирилл, сбросил с плеча рюкзак и упал на колени перед собакой. Вспышка, и ему снова восемь, а Джамбо снова два. Кир и сам удивился, что так громко выкрикнул имя старого друга, что рухнул на колени. Пес коснулся мокрым носом его ладони, и он усмехнулся. – Ну от тебя и несет.

Пахло от него и правда паршиво, но Кирилл не спешил подниматься. Лабрадор поставил гигантские лапы ему на колени и застучал хвостом по полу. Потянулся к хозяину, чтобы прокатиться шершавым языком по его щеке, но Кир пригрозил ему пальцем:

– Не вздумай.

Пес послушно отстранился. Он всегда слушал его команды. Парень выпрямился и почему-то замер, разглядывая блестящие глаза собаки и ее длинный язык, свисающий на левую сторону слюнявой пасти. Он уехал из родного городка, но никогда не задумывался о том, что оставил позади. Что существовало без него.

– Вышел он? – раздался голос отца, поднимающегося по лестнице. – Старый боец.

– Джамбо?

– Болел последние несколько месяцев. Из моей комнаты нос не высовывал.

– Серьезно?

Парень недоверчиво покосился на пса, а потом вновь поглядел на папу. Тот остановился в проходе и запустил большие пальцы в широкие карманы.

– Серьезнее некуда.

– Не выглядит он больным.

– Перед тобой красуется.

– Вот как.

– Может, прогуляешься с ним?

– С ног валюсь. Потом как-нибудь.

Папа коротко пожал плечами, пробормотал что-то еле слышно. Кир напрягся, но не стал переспрашивать и поплелся к себе в комнату. В глазах отчего-то рябило. Он надавил на них пальцами, потом вспомнил про линзы и резко опустил руку. В его спальне до сих пор стояли раскладной диван и компьютер столетней давности. На черной клавиатуре скопился слой пыли, а нетронутые детские энциклопедии притаились на деревянных полках книжного шкафа. Парень остановился на пороге, изучая забытые вещи, брошенные воспоминания, и почувствовал, как в глубине души образовалось нечто тяжелое и колючее. Он хотел было сделать шаг, распахнуть шторы, включить свет, но не мог шевельнуться. Перед ним проносились одна за другой вспышки из детства, старые, потертые выкройки из памяти, о существовании которых он даже не подозревал. Стало не по себе. Парень нахмурился, бросил рюкзак на диван и вернулся в коридор.

– Я передумал, – прикрикнул он, спускаясь быстрым шагом по скрипучей лестнице.

– Передумал? – донесся голос отца из кухни.

– Пройдусь с Джамбо. Его поводок…

– Там же, где и всегда.

«Разумеется», – подумал Кирилл и нашел ошейник в позолоченном комоде. Комод родителям на свадьбу подарили какие-то родственники. На нем скромно примостились несколько рамок с фотографиями. На одной из них Кир хмуро пялится в камеру на выпускном. Мама тогда порядком надоела, заставляя позировать на фоне школы и праздничных шаров. Кир шмыгнул носом, присвистнул и ничуть не удивился, когда Джамбо послушно, правда, до страшного медленно, подошел к нему, стуча толстыми лапами.

– Хороший пес, – отрезал он, фиксируя ошейник. Достал сигарету, устало зажал ее в зубах, а потом еще раз проверил, чтобы поводок хорошо держался за металлический крючок.

– Что говоришь? – вновь заголосил отец.

– Я пошел.

– Что?

– Пошел я. Не закрываю.

Удивительно, как несколько лет превращаются в несколько секунд. Кирилл захлопнул за собой дверь, остановился на крыльце и поглядел в аспидное небо, пребывая в полнейшем замешательстве. Широкое и бесконечное, оно тянулось над крышами домов и было точно таким же, как и десятки лет назад. Собака. Вечер. Запах никотина и тишина, о которой в большом городе только мечтают. Казалось, Кир совершил квантовый скачок и вынырнул в далеком прошлом. Он невольно усмехнулся и покачал головой. Не верилось, что он стал таким сентиментальным и рассуждал о вечном и незыблемом, подобно кисейной барышне из бульварного романа.

– Идиот, – смеясь, фыркнул он, зажал сигарету между пальцев и ленивой походкой побрел вдоль улицы.

В родном городке почти ничего не изменилось. Зелени стало меньше. Парень неторопливо рассматривал знакомые переулки, лавочки, балконы и наслаждался спокойствием, чем-то похожим на исцеление. Воздух был свежим, почти сладким, свет рассеянно кружил рядом с фонарными столбами и не лез за отведенные рамки, бесспорно уподобляясь людям. Пес кряхтел и поглядывал на хозяина, словно не верил, что тот бредет рядом, а Кир изо всех сил, точно одержимый, сумасшедший, старался быть здесь и сейчас. Здесь и сейчас.

«Отосплюсь, – думал он, – и отредактирую несколько текстов. Но сначала отосплюсь».

Не передаваемая словами усталость душила его, будто чьи-то пальцы. Мысли, старческие, нелепые, атаковали голову, вмешивались в душу. В свои двадцать три года он валился с ног, как избитый жизнью восьмидесятилетний старик. Что сломило его, что его так разочаровало? Он не болел, не умирал, но эмоционально выгорел, как кислород в космосе. Исчез, будучи здесь. Пропал, не уходя. Он ничем не отличался от прохожих. Его взгляд был направлен прямо, а ноги ступали твердо. Но глазами боли не увидишь. То, с чем Кир имел дело, сидело глубоко внутри и раздирало в клочья остатки мужества, и как бы много сигарет он ни выкурил, этого монстра не брал никотин.

– Кирилл? – внезапно раздался мужской голос, и парень в недоумении остановился. Даже в линзах он паршиво видел в темноте, так что ему пришлось прищуриться. – Ничего себе!