Любовь по-стамбульски. Сердечные авантюры в самом гастрономическом городе

Итак, на следующий день в десять ноль пять я уже блуждала по затемненным залам с древнейшими экспонатами, вокруг которых кружила аура загадочности и пугающей мистики. Ритуальные сосуды и золотые приборы, изысканные украшения и элементы одежды, колесницы, троны, столы и стулья – все, что тысячи лет назад принадлежало молодому фараону, теперь предстало во всем своем великолепии перед чудаковатыми представителями двадцать первого века. Разглядывая маски с изображением Тутанхамона, я виновато признавалась ему в полной несостоятельности человеческого рода: мы до сих пор вели войны, теряли друзей и не находили любовь…

Подойдя к одинокой мумии, печально покоившейся в открытом саркофаге, я принялась увлеченно рассматривать ее черты: как бы кощунственно это ни выглядело со стороны, но мне хотелось распознать в ней нечто, что указывало бы на милый нрав и доброе сердце. Само сердце, судя по информационным табличкам у экспонатов, лежало тут же, в закупоренном алебастровом кувшине под названием «канопа». Если бы фараоны знали, что спустя столетия их бренные тела, лишенные духа, будут выставлять на всеобщее обозрение, отказались ли бы они от помпезных и дорогостоящих церемоний погребения в величественных пирамидах? Не лучше ли им было покоиться в никому не известном невзрачном склепе, где тебя никогда не отыщет претенциозный археолог и не растащит по частям по самым знаменитым музеям мира?

Тусклый свет нервно подергивался, и это легкое дребезжание неисправных осветительных приборов придавало еще больше таинственности и без того напряженной атмосфере. Неожиданно мумия подмигнула и странно скривила рот в безуспешной попытке улыбнуться. Я задрожала от увиденного и принялась озираться по сторонам: был ли кто-то еще свидетелем этого чуда?

Женщина средних лет справа сосредоточенно пыталась всковырнуть кусочек сердолика с церемониального блюда, парочка чуть поодаль с восхищением читала историю о любви Эхнатона и Нефертити, а прямо за моей спиной трое несносных мальчишек раскачивали статую самки бегемота. Один из братьев, выкрикивая что-то нечленораздельное, тянул ее за морду вниз, другие же толкали что есть силы сзади, так что каменный постамент ходил ходуном, что ничуть не смущало их мать, которая, облокотившись о витрину с драгоценностями супруги фараона, пользовалась моментом и весело болтала по телефону. Очевидно, заигрывание со мной мумии заметить никто не мог, и я снова принялась изучать таинственный саркофаг, от которого во все стороны разлетались притягательные флюиды. Фараон манил, и я готова была бежать к нему хоть в само царство Анубиса[7 - Анубис – древнеегипетский бог, связанный с погребальными ритуалами и бальзамированием; проводник в царство мертвых.], проделав непростой путь на папирусном челноке по нескончаемому Нилу, – чего бы мне это ни стоило!

За спиной послышались спешные шаги: молодая служащая в строгом брючном костюме синего цвета и бейджем на груди невероятно быстро преодолела расстояние от потайной двери в стене до несчастной статуи гиппопотама, схватила болтавшегося на ней мальчишку за руку, других ловко подхватила под мышку и двинулась к выходу, где передала их безответственной матери. Вернувшись, она деловито осмотрела статую, слегка поднажав бедром, придвинула ее ближе к стене и, оправив борта жакета, посмотрела на меня.

– Вы видели, что эти негодяи вытворяли с нашей Таурт?[8 - Таурт – в древнеегипетской мифологии богиня, покровительствовавшая беременным и роженицам; изображалась в виде самки гиппопотама с женской грудью и традиционным париком на голове.]Еще немного, и она рассыпалась бы на мелкие кусочки. А я отвечаю головой за каждый экспонат. Представьте, их мать даже не извинилась…

Я сочувствующе покачала головой и принялась снова всматриваться в застывшее выражение фараона.

– Думаете, оживет? – неожиданно спросила женщина и рассмеялась. Затем она хозяйским движением обернула развернувшиеся концы ритуальных бинтов вокруг высушенных пальцев мумии, похлопала ее по худосочному бедру и принялась пристально рассматривать лицо, которое несколько минут назад подмигивало и улыбалось. Наконец, она послюнявила палец и собрала несколько лишних крошек с обездвиженного тысячелетиями лба, а я ощутила приступ подкатывающей тошноты.

– Мне эти мумии уже во сне снятся. Знаете ли, куратор выставки – та еще работка… Столько разговоров, рекламы, денег потрачено… И все ради этого, – и она совершила кощунственно-пренебрежительный взмах рукой в сторону фараона, к которому я уже успела слегка прикипеть душой.

– Вы считаете, древняя история не стоит этих усилий? – разочарованно и с обидой за Тутанхамона поинтересовалась я.

– История, может, и стоит, но эти копии, – и она вздернула типичный стамбульский нос, которые здесь направо и налево раздают во всех эстетических клиниках города. Рассматривая ее идеальный профиль, я не сразу восприняла услышанное, однако, осознав сказанное, едва не вскрикнула и даже отскочила от фальшивой мумии.

– Но ведь это нечестно… Люди приходят посмотреть на настоящие артефакты, а здесь подделки!

– В защиту выставки скажу, что подделки качественные. Хотя, думаете, меня это устраивает? Я столько лет училась, а теперь занимаюсь какими-то репликами – удовольствие то же, что и от женатого ухажера: по ночам интересно, а утром понимаешь, что завтракать все равно одной придется, – и от обиды она легонько ткнула пальцем несчастного фараона, который, впрочем, был обыкновенной куклой.

Мгновенно потеряв интерес к экспонатам, я решила раскланяться с откровенной кураторшей и поблагодарила за честность.

– Спасибо, что рассказали, а то я уже возомнила, будто мумия подмигнула, – от неловкости я покраснела и начала нелепо заикаться.

– Это еще ничего! Вчера одна дама здесь заявила, что является потомком Восемнадцатой династии Египта и потребовала выдать ей вон то ожерелье – якобы она чувствует с ним связь.

– И как вы поступили?

– Я поступаю всегда одинаково в таких случаях: нажимаю вот на эту кнопочку рации, и охрана моментально решает любую проблему, – говоря это, она поднесла наманикюренный пальчик к большой кнопке сбоку, как будто собиралась использовать этот прием и сейчас.

Разговор казался незаконченным, и я решила немного его продлить, особенно учитывая, что и спешить мне было совершенно некуда:

– А я здесь практически с научной целью. Изучаю предпочтения мужчин в Древнем Египте… в плане выбора женщин.

– А я вам помогу в исследовании. Мужчины, видите ли, за тысячи лет практически не изменились: разве только фасон брюк сменили. Но это ведь мелочи…

– Но меня интересует другой момент: отчего фараоны брали в жены ближайших родственниц, а не принцесс других народов? Турецкие султаны, наоборот, предпочитали заморских женщин…

– Ах, вы об этом? Почему наши мужчины охотней соглашаются на брак с приезжей? Сами пострадали от этого, да? – с пониманием посмотрела она прямо в глаза.

– Нет-нет, – и я ткнула на кольцо на безымянном пальце. – У меня чисто научный интерес.

– А у меня личный, – и она постучала по нижней фаланге пальца, на котором не было ничего, кроме идеально подпиленного ногтя с покрытием в цвете бордо. – Знаете ли, я пострадавшая…

Я характерно для стамбульских женщин поджала губы и склонила голову набок – так здесь принято демонстрировать сожаление. Куратор фальшивой выставки пару раз шмыгнула носом – так здесь подтверждают желание поделиться накопленной обидой. Мы отошли в уголок, почти не освещаемый и оттого казавшийся еще более зловещим, и, в компании статуи бога Анубиса с собачьей головой, куратор принялась изливать душу по поводу многолетнего одиночества, которое она считала проклятием всей своей жизни.

– Не могу поверить, что у вас все так плохо. Вы молоды, красивы, наверняка умны… Мужчины должны виться вокруг вас…

– Yok artik![9 - Уже нет! (тур.)]Ни одного! Посмотрите, сколько девиц понаехало! И все как одна молодые, веселые, говорят с акцентом! Романтика, разве нет?

– Ничего, вы тоже хороши собой! Смотрите на девиц как на здоровую конкуренцию!

– А выгода? Жениться на иностранке очень выгодно! Никаких тебе расходов! К чертям традиции! У нас же знаете сколько ритуалов, обрядов… Помолвки, подарки… Золота сколько купить жениху надо. А с иностранкой расписался и будь здоров!

Как гром среди ясного неба на меня обрушилась суровая правда жизни – и как я сама не разгадала меркантильный план расчетливых женихов, которые стаями вились вокруг ничего не подозревавших приезжих красавиц.

– А родственники? У иностранок их практически нет, а если есть, то они никогда не лезут в жизнь молодоженов. Наши же будут и днем, и ночью ходить в гости и давать советы. Вот вам еще одна причина – избавление от потенциальной родни.

Как же все это было верно!

– Выходит, фараоны тоже избегали проблем с тещами, женясь на сестрах?

Куратор ненадолго задумалась и грустно произнесла:

– Да все они одинаковые! Хоть сколько тысячелетий пройдет, мужчины никак не изменятся, вот увидите. А вообще фараоны женились на сестрах, потому что наследование трона в Древнем Египте шло по женской линии, так что и здесь шкурный интерес в своем прямом проявлении. И детей рожать умудрялись. Не всегда здоровых, но тут уж как повезет…

– А любовь?

– А что такое любовь? Вы ее где-нибудь видите? – и она начала демонстративно оглядываться кругом. – Я вам так скажу, любовь в интеллекте, а интеллект, к сожалению, явление редкое, – и она постучала пальцем по темечку, под которым, по ее мнению, находился тот самый интеллект. – Человечество глупеет, а это значит, что о любви мы скоро будем узнавать лишь из книжек позапрошлых столетий.

– А если человек любит сердцем, а не умом? – поинтересовалась я.

– Да вы у нас древняя египтянка! – И она закатила глаза наподобие того, как это делают неуравновешенные подростки во время неравного спора со взрослыми. – Когда-то в Египте тоже считали, что все-все чувства идут из сердца, а мозг – это так, рудимент. Представьте, при мумифицировании мозг даже не сохраняли, в отличие от других органов, – уму непостижимо! Какая же в таких условиях может быть любовь! Если вы начнете думать как мужчина, тут же поймете, что любви не существует.

– То есть влюбленные мужчины врут?

– Врут, врали и будут врать! И притом безбожно. Так что не верьте им, – и она снова постучала по безымянному пальцу, намекая, что мое кольцо не дает мне никаких гарантий.

Перед уходом я снова глянула на одинокую мумию-фальшивку самого известного фараона. Смущенно втянув голову в холодном саркофаге, она как будто снова приветливо подмигнула, и в этот раз в нашем контакте я была абсолютно уверена. Возможно, мумия, выполненная из клееного папье-маше, хотела всего лишь подтвердить сказанное мужененавистницей-кураторшей или же, напротив, оспорить ее нелепые домыслы – как бы то ни было, мне многое предстояло обдумать и, главное, обсудить на досуге с очаровательной девушкой Лизой. Не осознавая того сама, я однажды уже бесцеремонно вторглась в ее жизнь своими книгами о несравненном городе-мечте. Теперь я просто обязана была снова повлиять на ход ее жизни.

Зачем?..

Мне хотелось предупредить ее о мелочности и коварстве мужского рода, предостеречь от неправильных шагов, просить вернуться домой к родным и близким, умолять выкупить прежнюю квартиру и никогда не верить более моим книгам. В книгах я писала о капризных старушках, приглашавших меня в свои пропитанные нафталином квартирки под черепичными крышами, чтобы отведать сарму из вишневых листьев; о приветливых официантах, угощавших горячим крепким чаем и не бравших за него плату; о веселом зеленщике, исполнявшем оду кинзе и петрушке голосом Лучано Паваротти прямо за прилавком на овощном рынке; писала о пышнотелой тейзе, учившей основам семейного счастья методом правильного заваривания турецкого кофе; о навязчивой банщице, продавшей мне с десяток идеальных кесе[10 - Кесе – традиционная турецкая мочалка в виде варежки для мягкого скрабирования кожи лица и шеи. В основном используется в хаммамах.], за которые я и сегодня благодарна; о талантливом шефе причудливого ресторана без меню, в котором меня обучили приготовлению лучшего десерта из осенней айвы… Но я никогда не писала о скверных скандальных водителях, всегда норовящих проскочить перед тобой на последней секунде зеленого светофора; о пронырливых и нечистых на руку торговцах с Египетского базара, которым ни при каких обстоятельствах нельзя верить на слово; о гадалках в пестрых одеждах на улицах прекрасного Нишанташи, которые за пять минут опустошат карманы и кошелек наивного простофили; о самовлюбленных гордецах с идеальными стрижками, охотящихся на ничего не смыслящих в жизни молоденьких девушек; о скандальных красотках с бокалами венецианского просекко в модных кофейнях, которые надменно шикают на официантов и благосклонны лишь к миниатюрным ши-тцу в ошейниках из крокодиловой кожи… Я не писала об этих людях, потому что за все годы жизни в Стамбуле ни разу не перекинулась с ними ни словом – настолько далеки мы были друг от друга. Но, умолчав, выходит, я создала превратную картину города, который полюбила глубоким безусловным и, очевидно, ослепляющим чувством.

Примерно такой была моя речь при следующей встрече с чудесной неопытной Лизой, которая пришла с охапкой любимых мною альстромерий.

– Я узнала о том, что вам нравятся эти цветы, из книги, – улыбнулась девушка, и у меня снова защемило сердце. В который раз я ощутила вину за чрезмерную болтливость и неспособность держать язык за зубами – пусть даже на страницах собственных романов.

– Я буду с вами откровенна, Лиза, – мне все же пришлось собраться с духом и уйти от намеков. – Мне нужно вам сказать…

– Но прежде скажу я, – не выдержала Лиза и от переполнявшей ее радости не удержалась и захлопала в ладоши. – Вы моя путеводная звезда! Ваша книга помогла мне…

– Лишиться квартиры? – я все еще пыталась иронизировать себе под нос.