Зинаида сидела, не отвечая и не поднимая на Майю глаз. Внезапно, Майя обратила внимание на ее руки. Она присмотрелась. Затихла. Перевернула ладонь Зинаиды тыльной стороной вверх. Вытянула рядом свою руку.
Они были почти одинаковыми. Форма пальцев, ногтей, расположение вен на внешней стороне, похожие линии на внутренней…
– Боже мой, – Майя выпустила руку Зинаиды. – Что это значит?
Та спокойно встала и провела рукой по взъерошенной Майиной голове.
– Мне пора, – произнесла она. – Все будет хорошо. И не надо все знать. Ты сама говорила, вспомни: «Должны быть вопросы без ответов». Иногда достаточно о чем-то догадываться…
Она склонилась над Майей, коснулась губами ее затылка, тронула холодной рукой щеку. Быстрым шагом вышла из комнаты и направилась по длинным искривленным коридорам, открывая и закрывая за собой двери, уходя, возвращаясь и кружа по лестницам и переходам, словно запутывая за собой следы. Наконец, она оказалась в той самой комнате, из которой только что ушла. Однако, Майи здесь уже не было. На середине стояла Варя. Она была похожа на большую красивую куклу. Не шевелясь и, не моргая, она смотрела прямо перед собой. Зинаида молча подошла, дотронулась до ее лба и встала рядом. В комнате стало очень тихо.
Вокруг дома, в котором Майя снимала квартиру, творилось нечто невообразимое. Жильцы разделились на три неравные группы. Одна из них, самая большая, сбилась вокруг подъезда. Здесь кричали, шумели и теснили милиционеров и двух товарищей– коротенького и высокого, с облезлым портфелем подмышкой. Вторая группа была менее активной и держалась в стороне. Здесь по большей части молчали или тихо переговаривались, поглядывая на дом, и сокрушенно качали головами. Третья группа была неуловима и вездесуща. Эти жильцы носились от своего сваленного во дворе имущества к припаркованным поблизости автомобилям, перетаскивая сумки, узлы, чемоданы и дряхлых бабушек-старушек. Вокруг них скакали обалдевшие от неожиданной радости беспорядка домашние псы. Они цеплялись к приблудным дворнягам и так и норовили ввязаться в какую-нибудь веселую драку. Сообща они взахлеб облаивали съежившихся от презрения и страха котов. Все вместе это составляло ком шума, нервов и суеты.
А над собравшимися возвышался опустевший дом. Светлый, спокойный, с большими окнами, просторными балконами и огромной трещиной, проходящей от фундамента до самой крыши. От основного разлома, как ветви от ствола дерева, во все стороны расходились сотни трещин и трещинок.
Черный «мерседес» подъехал, распугав жильцов. Майя бросила свою машину открытой и так стремительно зашла в подъезд, что ее никто не остановил, и она беспрепятственно направилась к себе на этаж. Лифт уже не работал, она шла пешком вверх по лестнице. От поспешного и беспорядочного отступления дом выглядел опустошенным и разграбленным. Всюду валялся мусор, окурки, какие-то пакеты, сломанные детские игрушки, брошенные в спешке и без сожаления. Майин взгляд привлек ярко-красный обломок деревянной лошадки-качалки. Нет, она не вспомнила вдруг, что и у нее когда-то была такая же. Она с удивлением обнаружила, что она вообще ничего не может вспомнить. Пока Майя стремительно поднималась по лестнице вверх, ее память отступала, как отступает большая вода во время отлива, оставляя после себя ровную, гладкую, равнодушную землю. Майю смутило это открытие. Но уже в следующее мгновение безразличие сменило зарождающееся чувство страха. Майя менялась. Бледнело ее лицо, истончались пальцы, светлели глаза. Она еще раз взглянула на обломок чужой детской игрушки и продолжила подъем.
Спокойной рукой она сорвала со своей двери печать. Ключи не понадобились. В этом доме все двери уже были открыты. Квартира была пустой и злой. Майю здесь не ждали, но ей было все равно. Она прошла через коридор, толкнула дверь в комнату. Никакого солнца, никакого ликующего света. Все было серым, тусклым, и даже воздух казался неживым.
Майя направилась прямо к огромному зеркалу, стоящему у стены в своем пыльном целлофановом коконе. Зеркало было много выше ее, и Майя стояла под ним, подняв голову и рассматривая его снизу вверх. Она потрогала целлофан. Слишком плотный, чтобы разорвать его разом. Она проделала пальцами дыру в мутной пленке, расширила ее, просунув в отверстие обе ладони, взялась за образовавшие края и раскрыла, потянув в стороны.
Когда Майя очистила все зеркало, с лестницы уже неслись тревожные голоса. Ее звали, требуя немедленно выйти, твердили, что находиться здесь опасно, что стены могут обвалиться в любую минуту. Майя стояла молча, не обращая на это внимание. Как будто вместе с красками на ее лице исчезало все то, что мешало ей сейчас встать напротив посеревшей от времени поверхности зеркала и наконец заглянуть по ту сторону.
Ее нашли лежащей на полу без движения. Майя едва дышала, ее лицо было пепельным. Над ней возвышалось большое зеркало. Оно было покрыто мириадами мелких и тонких трещин, похожих на синие прожилки, проступившие на ее висках.
Забытье
Зис набрал Карину и Филиппыча. Валериан приехал так быстро, словно сидел в соседнем подъезде. Несколько минут он слушал Зиса, который отвел его на кухню и рассказал, как было дело – ему позвонили какие-то неизвестные товарищи, Зис понесся, нашел Майю в беспамятстве, с горящим лбом и в холодной испарине, привез домой. Валериан внимательно слушал сбивчивый рассказ, кивал, кряхтел, заглянул в спальню, вернулся, пошагал по кухне и потребовал у Зиса ступку.
– Чего-чего? – переспросил тот.
– Ступку давай, говорю. «Чего?» Ступку, травы толочь, – Филиппыч вынимал из одного кармана своего пиджачка мешочки, из другого – склянки.
– Это что за барахло? – глаза Зиса расширились.
– Ступку давай, – проскрипел старик. – «Барахло»… Ишь… Понимал бы чего! Это мне святые силы дали! «Барахло!» Я тебе покажу «барахло»! Это то, что нам надо.
Зис пошарил у себя на полках, естественно, никакой ступки не нашел, поэтому вручил Валериану обычный стакан и нож с деревянной рукояткой. Филиппыч с удивлением уставился на предложенные ему предметы, перевел взгляд на Зиса.
– Ну нет у меня ступки, нет, – развел тот руками.
Старик отобрал у него стакан, всыпал в него какие-то вонючие травы из одного пакета, что-то подмешал из другого, добавил пару сухих черных головок из третьего и замолотил черенком ножа по дну стакана.
– Кипяток-то хоть у тебя есть? – поинтересовался он у Зиса.
– Кипяток есть, – Зис ткнул пальцем кнопку на электрическом чайнике.
– А ей плохо от этого не станет? – поинтересовался он, наблюдая за тем, как над стаканом от энергичной возни Филиппыча начинает подниматься дымок неопределенного цвета и противного запаха.
– Не станет, – Филиппыч утер пот, от усердия выступивший на лбу, и нетерпеливой рукой потребовал кипятка.
Влив воду в порошок, он еще тщательнее размешал получившийся отвар, сел к столу и принялся остужать его, болтая ложкой в стакане во всех направлениях.
– Может, «скорую» вызвать? – с подозрением глядя на манипуляции Валериана, спросил Зис.
– И «скорую» вызовете. Позже, – произнес старик, пробуя на вкус то, что у него получилось.
Его честно передернуло, но он удовлетворенно крякнул и достал какую-то склянку. Тщательно отмерив, он накапал в стакан по виду обычной прозрачной воды. Закончив с этим, он бережно спрятал флакон и засеменил в спальню.
«Отравит ведь, старый черт», – с тоской подумал Зис и отправился вслед за ним.
Майя лежала на спине. Похоже, она спала, глазные яблоки метались под веками, губы дрожали, пальцы время от времени сводила короткая судорога. Валериан провел рукой по ее лбу.
– Ну вот, ну вот, – успокаивающе прошелестел он. – Сейчас все сделаем. Ты не волнуйся, не волнуйся, все будет хорошо, я с тобой…
– Приподними ее, – не глядя на Зиса, скомандовал он. Зис осторожно обнял Майю и сел рядом, придерживая ее за плечи. Валериан склонился над ними со своим стаканом и вдруг очень внимательно посмотрел на Зиса. Тот не заметил его взгляда, а Филиппыч сначала помрачнел, насупился, потом еще раз покосился в его сторону и вздохнул.
– Голову ровней держи, мастер! – тихо приказал он. Старый черт, он понял, что произошло между ними. Вздохнул. Ни сокрушаться, ни радоваться сейчас времени не было.
Валериан склонился над Майей, и вдруг из-за ворота его рубашки выпал и закачался на черном шнурке простой меленький нательный крест.
– Надо же, – пробормотал Зис.– А ты крещеный… Вот не думал.
– А ты не думай. Ты голову держи ровней, – проворчал старик.
Через минут пять, когда они, наконец, с грехом пополам влили Майе в рот почти всю вонючую жидкость из стакана, в дверь позвонили.
– Пойду, открою, – Зис осторожно уложил Майю на подушки, забрал у Филиппыча пустую чашку и вышел из комнаты.
Старик дождался, когда за ним закроется дверь и, воровато оглядываясь, снял с шеи тот самый крестик и поспешно сунул его Майе под подушку.
– Спать надо, спать, как следует, – бормотал он себе под нос. – Вот и Исидор говорит: «Спать надо нормально! Силу надо иметь!» А вы все придурошные какие-то, как с утра вскинетесь, так и топаете до ночи. Ты посмотри на себя– одни глаза остались… Ничего, ничего, все поправим. Не выйдет их дело поганое…
Валериан обернулся на какой-то шум за дверью и опять быстро зашептал Майе на ухо.
– Ишь, чего захотел! Он твою фотографию ищет, думает, через нее сможет вернуть тебя, забрать отсюда… – Филиппыч затряс своей палатой головой, то ли в гневе, то ли в горе. – Не выйдет у него ничего! Не выйдет. Не беспокойся. Все будет хорошо… Святые силы не оставят. А если оставят, тоже ничего. Я помогу. Спи. Все будет хорошо. Поспишь-поспишь, проснешься, и все выправится.
Валериан распрямился, осенил каким-то не очень складным знамением сначала Майю, затем себя и вышел из комнаты. В коридоре висел тонкий запах муската и лилии. Валериан принюхался. «Карина», – подумал он и прокричал в сторону кухни.
– Я домой съезжу, грелку привезу!
Когда Карина и Зис вышли в коридор, дверь за ним уже захлопнулась. Карина выразительно посмотрела на Зиса, покачала головой и направилась в сторону спальни.
– Старый черт,– пробормотала она себе под нос, толкая дверь. – Какая грелка… И что это за вонь такая?
Братья Зорькины привычно и без потрясений перебирались из одного дня в другой. Работы в последнюю неделю выдалось особенно много и времени на обильные возлияния почти не оставалось. А жаль. Но заказов и правда было через край, так что братьям удавалось только перехватить пару рюмочек вечером, перед самым сном.
А тут еще у старшего Зорькина завелась подружка, которая так прониклась цветом его ничем не примечательных глаз, что все норовила или задержаться в лаборатории и вся прямо извивалась, привлекая к себе внимание и отвлекая от работы, или таскала его по каким-то развеселым злачным местам. Младший брат старался даже не смотреть в ее сторону, тем более что его собственная любовь давно не давала о себе знать и не появлялась на горизонте. Он стремился найти забвение в работе и ложных звонках незнакомым людям.