Судьбы. Реальные истории

– Боже, ну ты и медлительный. Но раз хочешь отдать долг, все-таки немного изменился. Надеюсь, что у тебя получится.

– «Тебе ведь было все равно тогда, все равно и теперь. И извиняться ты вряд ли станешь. Но косяк есть». Это самая важная штука? Меня она беспокоит. Ну, раз хочу, значит-таки немного расту.

– Только до моей пенсии давай увидимся. Я все-таки с сильными мужчинами хочу встречаться, не с сильными дедушками.

– Вот твой язык. Он был такой всегда или только в этом теле?

– Ну, тебе пишешь, что ты сделал больно, последствия такие-то. А ты почему-то не извиняешься. Тебе все равно. И ты небрежен к чувствам других. С тобой по-другому нельзя. Это про язык.

– В вотсапе извиняться? Ты серьезно? Я, напротив, понял бы диаметрально противоположную интонацию.

– Нет, Виктор, я не серьезно. Забудь.

– Забыл.

Олю трясло. Такое ощущение, что ее пять минут назад бросил с детьми муж и ей нечего есть. Да еще и сделано это было походя, с улыбкой. Она вышла покурить. Офигеть просто. Было в прошлой жизни, а накрывает в этой. Женщина посмотрела профиль Виктора на фейсбуке. Пол мужской. Да, очень содержательная информация. А вообще, жалко, что требования о взыскании алиментов ограничены тремя годами. Вот если бы они не были ограничены пределами жизни. Например, так.

Судья:

– Вы обязаны выплатить алименты в таком-то размере Марине и Василисе.

Мужчина:

– Да я их знать – не знаю, видеть – не видел.

Судья:

– В прошлой жизни вы были мужем Марины и задолжали ей триста тысяч рублей в виде алиментов на ребенка. По настоящее время начислены проценты в размере двух миллионов рублей. В позапрошлой жизни вы были мужем Василисы и должны ей тысячу рублей, что в настоящей жизни приравнивается к стам тысячам рублей. И проценты в размере… И еще какой-нибудь меж-жизненный галактический алиментный патруль, который следит за нарушениями. Вот мужикам было бы не отвертеться! На самом деле, как говорил один мой хороший знакомый, с точки зрения кармы для мужчины хуже нет, чем не содержать свою семью. В следующей жизни родится, например, без ног. Поэтому инвалиды особого сочувствия у меня уже не вызывают. Да, деньги были бы сейчас не лишними, хоть подушку себе куплю. Сплю на той, что для живота беременных. Уже шея отваливается. Да ребенку игрушки, – Ольга вздохнула.

До дня икс – их встречи, оставалось три недели. Немного было страшно. Было чувство, что после этого дня Олина жизнь круто изменится. Но точно – к лучшему. В плане доверия к мужчинам и качествам самих мужчин. Интересно – что тогда будет с ее новым ухажером? Или подорвется деньги зарабатывать, или исчезнет. Но тогда точно появится другой, покруче.

Договорились, что встретятся у нее дома. Странно приходить в ресторан со своим вином. Да и разговор мог быть не из приятных. А рыдать на публике Ольге совсем не хотелось. Обычно, если ты накосячил в прошлой жизни, то в этой у тебя проблемы. Но какие проблемы могут быть у Виктора? Бизнесмен, много путешествует, есть деньги, семья. А! Олю осенило. Так он в меня типа влюбился что ли. И три года не может от навязчивости избавиться. Хотя видел всего три дня. Да, наверху, похоже, есть чувство юмора.

Виктор зашел немного с опаской. По квартире бегал ребенок.

– Я тут купил кое-что.

Протянул пакет с сыром, конфетами. Осмотрел крошечную Олину однушку.

– Да, мужской руки не хватает, – произнес, кивнув в сторону болтающейся дверцы шкафа и сломанных полочек.

Разговор не клеился.

– Ты все еще женат?

– Да.

И молчание. Оля чувствовала исходящие от мужчины сексуальные импульсы.

– Но эту жену бросать не стоит. А то в следующей жизни придется и с ней разговаривать, – усмехнулась Ольга.

– Слушай, – мужчина смотрел ей в глаза. – Ты прости меня. Прости, если сможешь. Я был не прав.

– Да, мне не легко было… Глаза женщины повлажнели.

– Ты только не плачь. Я тут подумал – может, тебе что-то надо? Ну, в смысле денег. Если это удобно, конечно.

– Ну, я не откажусь. Наверное, да…

– А что ты хочешь? Мы можем все купить. Или вот, на, – мужчина достал кошелек и протянул пятьдесят тысяч. Давай я тебе каждый месяц переводить буду. Пока ребенок не повзрослеет. Или пока ты замуж не выйдешь за какого-нибудь богатея. Ты же красивая. На, возьми, долги надо отдавать…

Ольга заплакала.

Заслуженный учитель России

В середине пятого класса мне очень повезло, мне невероятно повезло. Меня взяли в класс Любови Михайловны. Мне сказали, что она – заслуженный учитель России и ее очень хвалят.

Она была моей классной руководительницей. Женщина с короткими светло-русыми волосами, голубыми глазами. Статная, вежливая. При этом она была очень открытая. Легко говорила о себе. До сих пор помню ее историю о части детства и юности. Не помню, к чему она ее рассказала. Но то, что она говорила, было всегда очень кстати.

«Моего отца забрали, когда мне было одиннадцать лет. Он работал директором на заводе. Ему дали десять лет без права переписки. Только потом мы узнали, что это означает. Мама его очень любила и ждала.

А я стала дочерью врага народа[6 - Враг народа (лат. hostis publicus – буквально «враг общества» и лат. hostis populi Romani – «враг римского народа») – термин римского права, предполагавший объявление лица вне закона и подлежащим безусловному уничтожению (и в этом смысле как бы приравнивающий его к вражескому солдату, воюющему против республики с оружием в руках). Термин использовался и во времена сталинских репрессий. Необходимость усиления борьбы с «врагами народа» правящим режимом обосновывалась тезисом Сталина И. В. о том, что якобы по мере строительства коммунизма происходит обострение классовой борьбы и возникают новые «классовые враги»: контрреволюционеры, шпионы, диверсанты, врачи-убийцы и так далее; что на деле являлось удобным поводом для правящего режима физически уничтожать его противников и инакомыслящих.https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%92%D1%80%D0%B0%D0%B3_%D0%BD%D0%B0%D1%80%D0%BE%D0%B4%D0%B0. 14.04.2018.].

Термин-то какой жуткий. Вы только вдумайтесь: враг народа…

Началась война. Я жила в Ленинграде. Есть было нечего. Мы ходили и побирались. Именно тогда я замерзла и ко мне почти навсегда приклеился цистит. Это ужасно, я прямо всегда бежала домой. В теплой одежде и в валенках. Ужасно, потому что иногда не добегала.

После развенчания культа личности Сталина нам пришла телеграмма о том, что моего отца расстреляли в 1937 году.

Я долго не решалась показать телеграмму маме. А когда показала, она замкнулась в себе. Замолчала. Больше не смеялась. Потихоньку угасала и, наконец, умерла. Я до сих пор виню себя в ее смерти».

Она всегда переживала и старалась помочь ученикам. Когда моя одноклассница, крашеная и курящая оторва Уля, перестала ходить в школу, она попросила нас о помощи.

«Уля – хорошая девочка. Просто в этом возрасте так легко оступиться, – продолжала учительница. – Позвоните ей, поговорите. Узнайте, как ее дела. Она потом снова придет. Просто сейчас не может». «Она одна с матерью живет и младшей сестрой. А мать пьет. И есть у них нечего. Вот Любовь (учительница) и таскает ей сумки с продуктами после уроков, – раздался шепот с последней парты. – Это еще ничего, что она (Уля) так выглядит. И курит. И с парнями гуляет. На ее месте неизвестно, что бы ты делала».

Однажды я долго болела, недели две. Ничего особенного, но сидела дома. Раздался звонок:

«Если вы не против, я приду сегодня после уроков. Мы геометрию Лобачевского проходим. А то вы уже две недели болеете, отстанете», – раздался голос в трубке.

Она очень часто организовывала экскурсии и заботилась о нас:

«Мы завтра поедем на экскурсию, будет минус пять. Вы одевайтесь теплее. И лучок-чесночок обязательно кушайте».

И ей всегда было очень неловко, когда ей что-то дарили:

«Ну, что вы, что вы! Это совсем не обязательно было дарить. Так дорого», – причитала учительница восьмого марта.

Она всегда старалась помочь: