Наказание страстью

– Если так тебе будет легче – даю слово. Ты живешь в моем доме месяц, подчиняешься во всем, находишься на правах рабыни. Ровно через месяц, если ты выполнишь свою часть сделки, я исчезну с вашего горизонта и оставлю всякие попытки навредить вам.

Я все равно не верила ему. Но разве у меня был выбор? Через силу я кивнула, пусть больше всего хотела запустить чем-нибудь тяжелым в это красивое, надменное лицо, и бежать отсюда подальше. Он опустил голову и снова отвернулся к окну. Внезапно я вспомнила то, о чем узнала только утром. Истинную причину его ненависти.

– Кэлвин, мне жаль, что так вышло с твоим отцом. Я только сегодня узнала, что его не стало…

Он обернулся так стремительно, что я испугалась и отпрянула. Его лицо было искажено ненавистью:

– Никогда больше не вспоминай об этом. И вообще молчи, пока я сам не спрошу тебя о чем-либо. Поняла?

Я кивнула, больше не решаясь заговорить. Кэлвин недоверчиво сощурился:

– Не уверен, что ты понимаешь, на что подписываешься.

Он стремительно подошел ко мне и схватил за подбородок, заставляя взглянуть ему прямо в глаза. Первым моим желанием было вырваться из этой хватки, ударить его по рукам… Но я сдержалась, пусть такое и было со мной впервые. Никогда и никому я не позволяла так со мной обращаться. Он заметил этот порыв и снова усмехнулся:

– Сейчас проверим. На колени!

Я опустилась на колени, радуясь, что пол в кабинете был устлан мягким, пушистым ковром. И без того унижение было настолько сильным, что я буквально чувствовала его физически. Ощущала, почти как боль…

– Убери руки за спину.

Я снова послушалась. Теперь я боялась взглянуть на него. Боялась, что он прочитает в моих глазах ненависть и презрение… Как он может так со мной обращаться? Да, наша семья причинила ему боль. Но опускаться до такой низкой мести… Кэлвин тем временем отошел куда-то, но сразу вернулся. Встал за моей спиной, и я почувствовала прикосновение к своим запястьям холодного металла. Наручники?! Что он задумал? Теперь мне стало по-настоящему страшно. Настолько, что я пожалела о том, что так опрометчиво согласилась на его условия.

Он снова появился в поле моего зрения. Точнее, только его ноги: я так и не решалась поднять на него взгляд. Но Кэлвин снова грубо схватил меня за подбородок, вздергивая мою голову. Его глаза были холодными. Высокомерная полуулыбочка исчезла, теперь лицо было просто непроницаемым.

– Теперь ты принадлежишь мне, целиком и полностью. И будешь выполнять все, что я от тебя потребую.

Он рывком расстегнул ширинку и приспустил брюки. Чуть опустив глаза, я увидела его член. Возбужденный, перевитый темными канатиками венок, с блестящей гладкой головкой, он показался мне чудовищно огромным. А Кэлвин уже коснулся этой гладкой шелковистой головкой моих губ, недвусмысленно показывая, что от меня требуется.

Я попыталась попятиться, но он схватил меня за волосы и потянул к себе, жестко, требовательно.

– И это все? Вся твоя готовность идти до конца?

В голосе было столько издевки, что меня просто передернуло. Наверное, глубоко внутри я надеялась, что Кэлвин просто играет в озлобленного мстителя. Что он все тот же преданный мне мальчик, пусть повзрослевший и превратившийся в настоящего красавца. Тем ужаснее была реальность. Он оказался именно тем чудовищем, каким и представлялся мне по рассказам отца.

Слезы брызнули у меня из глаз – не столько от боли, сколько от унижения. Немыслимо, дико… И в то же время его жестокость пробудила во мне странное упрямство. Мне захотелось доказать и ему, и себе, что я не та бесхребетная тряпка, которой он меня считает. Я выдержу этот месяц, чего бы мне это ни стоило.

Чуть приоткрыв рот, я прикоснулась губами к головке, почувствовав ее солоноватый привкус. Стыдно, унизительно… Но не так ужасно, как я представляла. Собрав волю в кулак, я скользнула по головке языком и уже подумала, что ничего страшного в этом нет, что я просто представлю, что смотрю на эту сцену с другой стороны… Это другая девушка униженно стоит перед ним на коленях. Это она ласкает его губами и языком…

Кэлвин не дал мне такой возможности. Снова сжав руку в моих волосах, он сильней притянул меня к себе, рывком входя в мои губы. Так резко, так неожиданно, что я чуть не задохнулась. Он отступил, но ненадолго. Снова ворвался в мой рот, грубо, безжалостно, без всякого намека на нежность.

Его член был просто огромен. Я почти сразу почувствовала, как к глазам подступают слезы. Меня переполнили отчаяние, стыд, злость и на него, и на себя… Но в то же время где-то глубоко внутри ощущалось странное удовлетворение. Словно все происходящее мне нравилось. Причем настолько сильно, что я сама начала заводиться. Возбуждаться от его грубости и жестокости.

Я пыталась двигаться сама, поймать его темп. Может, если я покажу, что не стану сопротивляться, что приняла все его правила, он будет менее безжалостен? Но Кэлвина, похоже, это не устраивало. Он не желал делиться контролем, не желал, чтобы я проявляла хоть какую-то инициативу. Его рука на моем затылке была просто каменной, она не давала мне двинуться ни на сантиметр.

Кажется, эта пытка растянулась для меня на вечность. Два-три глубоких, жестких толчка, короткая пауза, чтоб перевести дыхание – и новые толчки, такие же грубые и безжалостные… Я уже даже не пыталась сдерживать слезы, они текли по моему лицу, жгли глаза… Смущение, злость и возбуждение внутри сплетались в тугой комок. Я чувствовала, что просто схожу с ума – настолько безумным, невозможным все это было. Но потом все кончилось. Он застонал, и в мое горло хлынула соленая, густая волна.

Кэлвин отпустил мои волосы и отошел. Он с трудом переводил дыхание, а я молча плакала, жалея, что не могу просто провалиться сквозь землю. Казалось, что все это страшный сон… Что еще немного – и я проснусь в собственной спальне, спущусь на кухню, к завтракающему отцу, и узнаю, что ничего не произошло. Компания отца по-прежнему процветает, а Кэлвин так и остался тенью из прошлого…

Наручники, звякнув, расстегнулись. Я машинально потерла запястья, надеясь, что у меня не останется синяков. Что я теперь должна делать? Я боялась заговорить, боялась подняться с ковра – кто знает, какие на меня планы у этого жестокого мучителя?

– Ты так и будешь сидеть на ковре?

Я вздрогнула и подняла взгляд. Кэлвин уже снова сидел за столом, писал что-то. Я с трудом смогла подняться: ноги затекли и просто отказывались слушаться.

– Подойди сюда.

Я послушно шагнула к столу. Кэлвин протянул мне визитку:

– До вечера ты свободна. Ровно в шесть приезжай по этому адресу. Опоздаешь хоть на минуту – я буду считать, что ты отказалась.

Я взяла листок и так же молча вышла из кабинета. Порадовалась, что секретаря нет на рабочем месте: представляю, как я сейчас выглядела! Платок и зеркальце помогли хоть как-то привести себя в порядок, но я чувствовала, что еще немного – и снова разревусь. Визитка жгла руку, словно была сделана не из картона, а из раскаленного металла. Больше всего мне хотелось выкинуть ее – и забыть об этом дурацком соглашении.

Останавливала меня не гордость и даже не то, что я лишусь привычных удобств, когда наша семья потеряет все. А здоровье Билли еще важнее. Что бы ни случилось – у меня останется моя жизнь. Он же, если я проявлю слабость, лишится даже этого. Я буду сильной. Хотя бы ради него.

Вздохнув, я достала телефон и набрала номер отца. Правду я, конечно, не могла рассказать. Поэтому придется соврать. Пусть думает, что этот месяц я проведу у подруги.

Глава 4

По нужному адресу я приехала вовремя. Кэлвин уже доказал, насколько жестким он может быть, и снова злить его мне совсем не хотелось. До шести оставалось еще полчаса, когда я остановила машину у ворот небольшого особняка. Мой новый хозяин встретил меня в холле и просто кивнул, предлагая следовать за ним.

Комната, которую он мне выделил, была куда меньше моей спальни в отцовском особняке. Но разве рабыне пристало привередничать? Окинув ее критическим взглядом, я промолчала. Отметила только, что на окнах нет решеток, а на двери – замка. Меня и в самом деле никто не собирался запирать.

– Жить ты будешь здесь. Ужин подадут через час.

Я вздрогнула при звуках его голоса. Но Кэлвин говорил спокойно, отстраненно. Ни попыток оскорбить, ни намеков на то, что именно он от меня потребует… Словно я была не рабыней, а его гостьей. Пусть и не слишком желанной. Он просто проводил меня до комнаты – и ушел.

Час – это очень много, если заняться особенно нечем. Я приняла душ, отметив, что в ванной есть все необходимое девушке. Быстро привела себя в порядок и принялась осматривать комнату. Хотя смотреть-то особенно было и не на что. Большая и довольно удобная кровать. Письменный стол и стул. Пара кресел возле камина и еще один столик… Все какое-то безликое, словно комната долго пустовала, не сохранив никаких следов предыдущего владельца.

Я подошла к окну: сбоку, за плотной портьерой, обнаружилась дверь. Открыв ее, я вышла на небольшую террасу, за которой раскинулся сад. Закрыв глаза, я с наслаждением вдохнула воздух, напоенный ароматами цветов. Похоже, моя комната располагалась в задней части дома. Во всяком случае, с террасы я не видела ни ворот, ни даже подъездной дорожки. Только густые ухоженные деревья, цветники и аккуратно посыпанные мелким гравием дорожки. Была даже небольшая беседка, полускрытая от меня плющом. Идиллия… Если забыть хоть на минуту о том, зачем я вообще сюда приехала.

Пока я любовалась окрестностями, стукнула дверь, и я внутренне сжалась. Но это был не Кэлвин. Девушка примерно моего возраста вошла в комнату с тяжело нагруженным подносом и принялась быстро сервировать ужин на столике у камина. Я почувствовала облегчение: почему-то мне казалось, что на ужин придется спускаться вниз, в столовую… Снова видеться с жестким, озлобленным на меня хозяином особняка – моим хозяином на ближайший месяц.

Несмотря на стремление выдержать все до конца, я не была уверена, что у меня хватит на это. Такая отсрочка не могла не радовать. Пусть я знала, что он может войти в комнату в любой момент, сделать со мной буквально все, что угодно, но лишний час в одиночестве казался мне просто подарком. Я не знала, как вести себя при Кэлвине. Боялась, что снова скажу или сделаю что-то, что он расценит как дерзость. И даже не страх наказания заставлял мое сердце сжиматься при одной мысли о нем. Я боялась, что он просто прогонит меня, и я потеряю единственную возможность спасти семью от разорения.

Я дождалась, когда девушка закончит с сервировкой и выйдет за дверь. Всю работу она выполнила быстро, ловко и при полном молчании. Это тоже устраивало меня: вряд ли Кэлвину бы понравилось, что кто-то из прислуги развлекает меня разговорами. Только после того, как за девушкой закрылась дверь, я вернулась в комнату и сняла крышку с ближайшего блюда.

Может, особняк Кэлвина и не был так роскошен, как наш дом, но повара он держал отменного. Запах был просто божественен. Одного его хватило, чтобы я почувствовала, насколько голодна. Еще бы! Ведь с самого утра я так ничего и не ела. Я села к столику, собираясь только попробовать то, чем меня решили накормить… И остановилась, лишь уничтожив все, что лежало на тарелках. А вот к вину даже не притронулась. Лучше сохранить голову ясной. Вдруг моему хозяину все-таки захочется со мной пообщаться?

После ужина я почувствовала себя лучше. Вернулась уверенность в себе. Я даже пожалела, что не уточнила у Кэлвина, можно ли мне выходить из комнаты. Было бы так интересно осмотреть весь особняк… Вещи ведь могут очень многое рассказать о хозяине! Да и от прогулки в парке я бы не отказалась. Я почти решилась спросить разрешения, почти поверила, что все будет хорошо… Пока в коридоре не раздались тяжелые шаги.

На этот раз я точно знала, кто будет за дверью, и сердце замерло, пропустив удар. Страх моментально вернулся – достаточно было взглянуть в эти яростные, безжалостные глаза. Увидеть губы, сжатые в тонкую линию.

– Пойдем.

Я послушно встала, не решаясь даже спросить, куда меня ведут. Просто шла за ним, куда-то вниз по лестнице. Он тоже ничего не объяснял. Просто остановился возле одной из дверей и толкнул ее, пропуская меня вперед.

Комната, куда мы вошли, была погружена в полумрак и почти пуста. Пахло натуральной кожей и воском. Был и еще какой-то запах, терпкий, но странно будоражащий… Я не понимала, что это, и почему он кажется мне таким знакомым, пока Кэлвин не прошел мимо меня к центру комнаты. Его парфюм… Вот что это за аромат! Для чего бы ни была эта комната, он проводит в ней много времени…