Водные ритуалы

Там оставалась Эстибалис.

Я должен был ее перехватить. Не прошло и десяти секунд, как ее тело тоже мелькнуло в белом потоке.

Этого видения – ее рук, туловища и ног во власти разбушевавшейся стихии – было достаточно, чтобы прорвать дамбу, которую мой мозг воздвиг несколько месяцев назад.

– Только не ты! – закричал я, и впервые с августа из меня вылетели слова, которые можно было разобрать.

Только не ты…

Звучание собственного голоса потрясло меня не меньше, чем значение произнесенных слов.

Я бросился вперед, как камикадзе, отлично понимая при этом, что и меня подхватит и потащит адский ледяной поток. Но чья-то твердая рука в последний момент вцепилась мне в плечо.

Человеческая цепь – все крепко держались друг за друга.

На этот раз у нас получилось. У меня в голове мигом пронеслось все то, что произошло двадцать четыре года назад.

Руки, которые так и не помогли, руки тех, кто решил не рисковать жизнью, кто не… И наконец-то я понял, что так и не простил их. Никого из них четверых – и в первую очередь Аннабель Ли.

Я вспомнил неподвижное тело девушки, которую держал на руках на бискайском берегу в те мгновения, которые показались мне вечностью.

5. Кантабрийская деревня

29 июня 1992 года, понедельник

Четверо парней из нашей тусовки и незнакомая брюнетка выпрыгнули из поезда – и рассыпались со своими рюкзаками, груженными смутными надеждами, по пустынному перрону Кабесон-де-ла-Саль, древнего городка в Кантабрии, некогда славившегося добычей соли.

Там их уже поджидал начальник летнего лагеря Сауль Товар, моложавый профессор в неформальной клетчатой рубашке, окруженный самыми верными студентами, которые проводили здесь уже не первое лето.

Группа поддержки была невелика: несколько второкурсниц и третьекурсниц исторического факультета, вечно роящихся вокруг Сауля, да какой-то старшекурсник, который рассеянно беседовал с крупной студенткой, доставившей сюда всю компанию из Сантандера на своем подержанном «Форде Фиеста». Мариан Мартинес знала, что единственная причина, по которой ее позвали, – поработать таксистом и навестить Сауля, всемогущего Сауля. Мариан не разделяла восторженную любовь всего Университета Кантабрии к профессору культурной антропологии. Она слышала про него много историй…

Чуть в отдалении от кучки молодых людей, на скамейке, куда ее посадил отец, сидела смуглая девочка, выжидающе за ними наблюдая. Они были первыми людьми из внешнего мира, которых она увидела после своего заточения.

С ней были только тетя и отец, державшийся с ней ласково и предупредительно, словно раскаиваясь в содеянном.

Девочка понимала, что мозг ее пока не работает на сто процентов, что ей предстоит очистить организм от лекарств, которыми ее так долго пичкали, и убеждала себя, что вода размоет остатки химии. Так что выход один: пить воду, все время пить воду из маленькой пластиковой бутылки. А потом – бегом в уборную и пописать.

Стыдобища какая…

Но иначе никак, убеждала она себя. Нельзя же оставаться дурочкой. Возможно, этот лагерь – ее единственный шанс, чтобы вернуться в сентябре в школу… Уф, нет, об этом страшно было даже подумать. В школе все знали ее отца – Сауль был богом. Этого всеобщего обожания, а не только того, что ее оставили на второй год, простить ему она не могла. Но какой же кошмар – еще год в восьмом классе…

Нельзя было упускать такую возможность. Оставалось только наблюдать и прикидывать, кто из ребят может ей помочь.

Она поплелась вместе со всеми. Отец повел их по улицам городка во дворец графа Сан-Диего – внушительный особняк с островерхими черными крышами, который семья владельца пожертвовала мэрии. Дворец нуждался в реставрации, но для нетребовательного вкуса и этого было более чем достаточно.

Через два часа, после знакомства и обеда, девочка еще не определилась. Может, этот – высокий, смуглый, с ручищами, как у орангутанга? Он казался самым старшим из четырех виторианцев. Что ж, можно попробовать… Но что-то в нем ее смущало.

Тогда она сосредоточила свое внимание на том, кто показался ей наиболее серьезным и ответственным, – носатом Асьере. Он не валял дурака, как остальные, не смеялся над тупыми или пошлыми шуточками, а главное, она ни разу не видела, чтобы он разговаривал с отцом.

Это было очень важно.

Приветственные ритуалы повторялись в третий раз. Еще одно лето. Она ездила в лагерь с самого начала строительства кантабрийской деревни. Раньше она не сомневалась: она хочет стать археологом. Она столько всего знала о кельтах. Как и ее отец, который всему ее научил.

Эти три недели Сауль Товар полностью за них отвечал, встречал и опекал небольшую партию волонтеров, которые записались на проект, чтобы довести до конца строительство четырех хижин железного века. Все они были студентами БУП[5 - BUP – единое среднее поливалентное образование (Bachillerato Unificado Polivalente – образовательная ступень в испанском среднем образовании).], ответственными и мотивированными ребятами. Послушной глиной, из которой можно было вылепить все, что заблагорассудится, а заодно привить им страсть к истории и заманить в Университет Кантабрии, где Сауль Товар занимал должность доцента. У него были свои задачи: выслужиться перед деканом, стать его доверенным лицом, получить штатную должность. Дать стабильность Ребекке, его крошечной семье. Ради дочери, все ради дочери.

Он арендовал микроавтобус на весь июль, чтобы забыть о проблемах с транспортом. По опыту предыдущих двух лет Сауль знал, что первые дни ребята-волонтеры будут работать как лошади, в выходные поедут тусоваться в Торрелавегу или на праздник Кармен-Сан-Висенте-де-ла-Баркера, и с течением недель их первоначальный пыл заметно поугаснет. Он понимал, что постепенно они будут все больше и больше удаляться от истории и кельто-иберийской культуры, и в конечном итоге девочки начнут думать исключительно о мальчиках, а мальчики – о девочках. Нужно было проветривать их, возить по окрестностям, пытаться заинтересовать своими историями.

Ближе к вечеру, загрузив рабочий материал во внутренности микроавтобуса, Сауль рассадил виторианцев в автобусе и отправился к Пику-ла-Торре, на склоне которого их ждали деревянные остовы строящихся хижин железного века.

Расстояние, отделявшее дворец графа Сан-Диего от кантабрийской деревни, было невелико, но Сауль решил, что ребята слишком устали после поездки, и не хотел в первый же день видеть их кислые лица.

Он прикрутил радио – его раздражал Эрик Клэптон, который плачущим голосом пел «Tears in Heaven», историю об отце, который потерял своего четырехлетнего сына – мальчик упал с 53-го этажа небоскреба.

Микроавтобусу пришлось увернуться от пары самонадеянных велосипедистов, которые, подобно тысячам других любителей, выкатились тем летом на дороги, воодушевленные триумфом Индурайна[6 - Мигель Индурайн (р. 1964) – выдающийся испанский шоссейный велогонщик; пять раз подряд побеждал на гонке «Тур де Франс» и дважды выигрывал гонку «Джиро д’Италия».] на «Джиро д’Италия» и его предсказуемой второй победой в «Тур де Франс».

Сауль крутил руль, сосредоточившись на сидевшей рядом с ним Ребекке; оба делали вид, что ни о чем не думают, но пристально следили за четырьмя ребятами и прислушивались к их разговорам.

– Надеюсь, рядом будет телефонная будка – мне надо каждый вечер звонить в больницу, – озабоченно заметил самый молодой из них, светловолосый парень, настоящий красавчик.

Ребекка уже обратила на него внимание. На нем были новые брендовые кроссовки и красные «Левайс-501». Интересно, откуда у него бабло? Этот Хота не только хорош собой, у него явно водятся деньжата…

«Интересно, что там насчет больницы?» – подумали одновременно Сауль и Ребекка. Но ни один из них не потребовал каких-либо разъяснений.

«Терпение», – думали они в унисон, как истинные отец и дочь. «Я все выясню», – решили оба.

– Конечно, там будет телефон, Хота, – сказал высокий смуглый чувак, некто Унаи. – Не переживай, телефон в этих местах обязательно найдется.

– Конечно, чувак. Ты же знаешь, если станет хуже, я позвоню отцу, и через два часа мы будем в Чагорричу, – сказал круглолицый малый с жирными волосами и в черной футболке «Пёрл джем», которого все называли Лучо. Он говорил очень быстро, очень уверенно и очень напористо, как базарная баба.

Ребекке этот Лучо не понравился с первого взгляда. И потом, было заметно, что все заботятся о другом мальчике – красавчике Хосе Хавьере по прозвищу Хота.

– Ребекка, доченька, ты как? – пробормотал отец, не отрывая взгляда от асфальтированной дороги, по которой неторопливо катил микроавтобус. Он никогда не превышал скорость, в этом упрекнуть его Ребекка точно не могла.

– Хорошо, папочка.

– Слушай, я хочу, чтобы ты знала: мне было очень плохо без тебя последние три месяца. Я по тебе очень скучал.

Какой соблазн поверить ему…

– Да, и я тоже скучала по тебе, папочка.

– У тебя голова не болит?

– Нет, я в порядке, правда. – «Все, с меня довольно. Я не хочу говорить об этом».

– У тебя было время прочитать книги, которые я тебе присылал. – «Атлас археологии» Кунлиффа и другие?

«Когда у меня были силы, да, я читала. Это было единственное, что удерживало меня… в живых?»