Отпусти мои крылья

Не знаю, сколько времени пролежала так на кровати. Я не плакала – слезы просто тихо текли из глаз. Ни единого всхлипа. Даже такой звук выдать не под силу. Пока в дверь не постучали, и я не услышала негромкий вопрос Анны Григорьевны:

– Василина? Ты здесь?

Спешно вытираю лицо. Понимаю, что это вряд ли поможет. Но в комнате полумрак, возможно, если не зажигать свет…

– Да, я тут… Только проснулась, – отвечаю, стараясь, чтобы голос не дрожал.

– Зайти можно? – вопрошает бабушка. В голосе недовольство, наверное, опять будет за что-то отчитывать. Последнее время отношения у нас портятся, хоть и пытаюсь не перечить ей ни в чем.

– Конечно.

Анна Григорьевна появляется на пороге и сразу же принимается изучать меня цепким сканирующим взглядом.

– Все хорошо? Ты какая-то странная.

– Просто сонная. Все в порядке.

– Я чего пришла… Внизу тебя кавалер дожидается.

– Что? – подскакиваю на постели.

– Артур Бурмистров, говорю, возле дверей стоит. Войти отказался. Тебя на улицу вызывает, – бурчит бабушка. – Или у тебя кавалеров много? Так вот, я вам не швейцар вообще-то. В век технологий живем. Можно номер набрать, попросить выйти. Вместо того, чтобы меня гонять. Кстати, выглядит он неважно. Тот еще наглец, прийти в дом девушки сразу после драки! Лицо в крови, одежда, губа разбита… Я конечно предложила помощь. Даже скорую вызвать, парень выглядит так, что честное слово, не помешало бы. Отказался. И продолжает требовать, чтобы ты спустилась. Что происходит, Василина? Разборки, драки… Это хорошим не кончится, так и знай.

– Я не хочу разговаривать с Артуром. Скажи, пожалуйста, что уроками занята… – прошу бабушку. Но она только сильнее злится:

– Я тебе что, девочка на побегушках?

– Пожалуйста! Умоляю! – вырывается у меня.

– Так, деточка, давай рассказывай, что там у вас произошло! – безапелляционно заявляет бабушка и садится рядом со мной на кровать.

– Мы поссорились, – вздыхаю. – Не хочу больше его видеть.

– Очень информативно. Я клещами слова из тебя должна тянуть?

– Не хочу говорить об этом!

– Что он сделал?

Отрицательно мотаю головой.

– Обидел тебя? Оскорбил? Послушай, я должна знать. Или отца, хочешь приведу? Ему расскажешь?

Начинаю мотать головой с утроенной силой, из глаз текут слезы. С папой точно не смогу о таком говорить. Анна Григорьевна… В принципе, ей можно было бы открыться… но слишком больно слышать в ответ: «я же тебя предупреждала».

– Ладно. Ты была права, бабушка. Это хочешь услышать?

– Это я и так знаю. Василин, ну как ты думаешь? Жизненный опыт хоть что-то да значит! Расскажи подробнее. Если что-то серьезное этот охламон натворил – прям сейчас спущусь и веником отхожу. Даром что и так побитый. Прогоню…

– Да, прогони, пожалуйста! – вырывается крик.

– Деточка… как мне жаль. Расскажи дорогая, я постараюсь помочь…

Анна Григорьевна никогда не была со мной такой милой. Как же мне это сейчас нужно! Ничто другое не прольется бальзамом на сердце… кроме доброты и сочувствия.

– Артур… обманул меня, – всхлипываю. – Мы дружили… не по-настоящему. Это был… спор.

– Хм, а ты уверена? Если все было игрой, зачем парень сюда притащился? И стоит внизу с виноватым видом. Я тебя не раз предупреждала о нем… Но в то же время, считаю, надо разобраться. Может, все не так как тебе кажется.

– Нет. Я не вынесу разборок и копаний в этой истории! Для меня все кончено, хочу отсюда уехать!

– Перед самыми экзаменами?! – ужасается бабушка. – Перед поступлением?

– Да! Шагу в эту уродскую школу не сделаю! И в институт, где он будет учиться не пойду! Ни за что!

– Это безумие, Василина! Бред сумасшедшего! – повышает голос бабушка. – О чем ты только думаешь! Да таких Артуров в твоей жизни еще сотня будет! Но твоя судьба – одна. Сломать ее хочешь? В угоду кому?

– Мне все равно!

– Успокойся!

– Нет!

Вскакиваю с постели и бегу вниз по ступенькам. Даже мысль о том, что Артур сейчас неподалеку, бесит меня. Заставляет сердце неистово колотиться в груди. Ощущаю непреодолимую потребность прогнать его. Вышвырнуть окончательно из своей жизни. Зачем он пришел? Неужели надеется оправдаться? Снова голову мне задурить?

Выбегаю на улицу, дверь за мной захлопывается с таким грохотом, что сама дергаюсь от испуга. Как и Бурмистров, который сидит на корточках перед моим домом, обхватив голову руками. Заметив меня, Артур поднимается и делает шаг вперед. Отступаю в сторону. Молча смотрю на него в ожидании. Хотя мне все равно, что он скажет. Даже его потрепанный в драке вид – не вызывает сочувствия. Мне просто все равно. Будто в один миг мне удалили все органы, отвечающие за чувства и эмоции. Даже боль пропала. Точно ввели местный наркоз.

– Мотылек… – начинает Артур нерешительно, а меня вдруг разбирает истерический смех. Какой мотылек, если крылья отрезаны тупым ножом? Он что, шутит?

Мой смех заставляет Бурмистрова замолчать. Он снова приседает на корточки, обхватывает голову руками, словно чувствует головокружение. Возможно, заработал сотрясение. Интересно, когда и с кем успел подраться? С Якобом?

– Тебе наверняка не до разговоров сейчас. Не понимаю, зачем ты пришел! – выпаливаю тираду. – Лучше к врачу сходи! Или к невесте, пусть поухаживает! А от меня отстань! Надоело, правда! Игры ваши бессовестные, споры. Тошнит! Убирайся, и больше не подходи ко мне. Я уеду скоро… домой. Не хочу больше даже воздухом одним с тобой дышать.

– Мотылек…

– Не могу уже смеяться! – громко всхлипываю. У меня действительно от натужного смеха болит лицо. – Хватит цирка, пожалуйста.

– Василин, я не хотел, чтобы так получилось, – бормочет Артур. – Черт, я так жалею… Хотел бы все вернуть… Изменить. К сожалению, не могу. Но это не повод так расставаться.

– А как тебе надо? Как расстаться, чтобы ты понял? Что это действительно конец. Больше тебе не разыграть меня!

– Я не разыгрывал!

– Да, лишь поспорил!

– Это было давно! На дискотеке! – выпаливает Бурмистров, а я замираю. Мой первый поцелуй. Сладкое воспоминание, бережно хранимое в сердце. Даже тогда все было игрой, притворством. От накатившей боли трудно дышать. Перед глазами пелена слез. Отворачиваюсь и иду к входной двери.

– Подожди! Мотылек! Василина! Стой! – летят мне в спину сбивчивые слова. Но не могу обернуться. Вваливаюсь в дом, хлопаю дверью и сползаю вниз. Бабушка подхватывает меня в последний момент, не дав упасть.

– Ох уж эти подростковые страсти, – ворчит она. – С ума сойти можно. Ромео и Джульетта, чтоб их там… в школе, с Шекспиром этим! Так, держи, я тебе валерьянки накапала, – бабушка отводит меня на кухню и сует под нос жидкость с резким запахом. Давай, залпом. И спать. Утро вечера мудренее.

Но никакой мудрости ночь не принесла. Проснулась я разбитая, оглушенная, в состоянии апатии. Даже рюкзак, который забыла в школе, невесть как оказавшийся в моей комнате, не встряхнул меня. Даже если Артур был так мил, что принес его вчера… мне плевать. Этим он не вымолит мое прощение. Да ничем не вымолит! Пусть катится к Черту! Ненавижу Бурмистрова и его лживые поступки!

Спускаюсь вниз. Папа сидит за кухонным столом, пьет чай, погруженный в телефон. Наверняка опять переписывается с Настасьей Михайловной. Влюбленные голубки не могут дождаться момента, когда начнут жить вместе.

– Пап… – начинаю неуверенно. – Хочу поговорить о моей учебе.

– Конечно, дорогая, – поднимает на меня глаза отец. – Сам хотел об этом поговорить. Ты знаешь, я ни дня не пропускаю, мониторю твои оценки. В последнее время они упали… что начинает беспокоить.

– Папа! – вырывается у меня почти криком. – У меня здесь не получается… уехать хочу.

– Что? – вид у отца ошарашенный. – Ты меня пугаешь, Василина. Еще совсем недавно ты ни о чем таком даже не задумывалась. Все было прекрасно. Но я понимаю, в чем причина. Вы помиритесь, дочка. Такое бывает.

Меня начинает трясти. Отец уговаривает меня помириться с Артуром? Это какой-то страшный сон! Даже не думала, что отец в курсе наших отношений. Неужели Анна Григорьевна такая болтушка? Но следующая фраза расставляет все по своим местам:

– Лиза уже давно пожалела, что поссорилась с тобой. Она Настасье плакалась. Мы категорически не поддерживаем вашу ссору. Это неправильно, дочка. Ведь скоро мы станем семьей.

– Не хочу я с ней мириться!

– Василин, ну это уже совсем по-детски. Вы ведь взрослые уже девочки. Что за детский сад. Да и причин для ссоры нет… Если это ревность… Обещаю, никогда никто не будет для меня важнее, чем ты, доченька.

– Нет… Пап, я не хочу говорить о Лизе. Согласна, наша ссора глупая. Но это уже не имеет значения. И примирение мне не нужно – потому что я уеду. Все равно, даже если не разрешишь!

– Да что случилось то? – начинает сердиться отец. – Тогда объяснись! Что произошло?

– Какой ты глупый, Никон, – раздается голос Анны Григорьевны. Бабушка стоит на пороге. Конечно, подслушивала наш разговор. – А я тебя предупреждала! Знала, что этим закончится.

– О чем вы, Анна Григорьевна? – поворачивается к ней донельзя удивленный отец. – Вы знаете что с Василиной?

– Конечно знаю. Это только ты здесь – слеп как крот.

– Тогда поведайте нам свою мудрость, – нахмурившись предлагает Никон Дусманис. – Я действительно понятия не имею.

Но бабушка поворачивается ко мне и вопрошает гневно:

– И что теперь удумала? Бежать? Ты с ума сошла! Школа, экзамены. Включай мозги, деточка. Не тебя первую в мире бросили. Мужчины – они такие.

– Анна Григорьевна… – пробует вклиниться в гневную речь отец. – Я не понимаю, о чем вы…

– О том, что твоя дочь влюбилась по уши! А ты только о своей личной жизни думать способен.

От звенящего голоса бабушки у меня разболелась голова. Спорить с Анной Григорьевной всегда довольно сложно, а в данный момент ситуация сложилась далеко не из легких.

– Это правда, Василина? – взволнованно спрашивает папа.

– Нет!

– Конечно правда, а ты думаешь, из-за чего она вечерами из дома рвалась? Воздухом дышать? – ехидничает бабушка.

– Хорошо, мы обязательно все это обсудим. Вы должны были поставить меня в известность, Анна Григорьевна.

– Ничего я тебе не должна! В няньки не нанималась! И так нервы последние вытрепала с твоей дочерью. С меня хватит, больше не собираюсь. Бежать она собралась! В институт не пойдет! – злится бабушка.

– Василина, мне пора на работу. Ты знаешь, я не могу опаздывать. Мы поговорим обо всем вечером, спокойно. Но пока – никто никуда не едет…

Отец уходит, оставив меня с разъяренной бабушкой наедине.

– В отца пошла, – задумчиво заявляет Анна Григорьевна. – Самое главное – гордость, о другом не думаете!

– Нет! – возражаю запальчиво. – Дело не в гордости. – Я просто…

– А знаешь, ты права! Гордостью тут и не пахнет! Если бы она у тебя была, последнее, о чем бы ты подумала – побег! Не стала бы убегать и прятаться как трусливая мышка! Показала обидчикам, насколько они неважны и ничтожны! Назло всем получила бы диплом и поступила!

Я понимала, что бабушка права. Но увы, я действительно была трусливой серой мышкой. Не могла противиться желанию убежать. Впервые в жизни я не подчинилась уговорам, настояла на своем. Выслушала множество нотаций, даже истерик. Но что-то сломалось внутри, разрушилось. Душевная боль не покидала ни на секунду. Я могла думать лишь об одном – как заглушить ее. И видела спасение лишь в расстоянии. В конце концов, отец смирился, позвонил Дашиным родителям. Еще до переезда, когда мы рассматривали варианты, как жить дальше, одним был тот, в котором отец уезжал на север, на заработки. А меня оставлял жить с Дашей. Мы всегда были как сестры. Ее родители очень любили меня. Так что с местом жительства проблем не возникло. Договориться со школой тоже не составило труда. Настасья Михайловна поговорила с Таисией, чтобы та помола подготовить документы. Прежде я взяла с Лизиной мамы слово, что о нашем с Артуром разладе, разговор ни в коем случае не будет подниматься. Пусть Таисия думает что угодно. Что я сошла с ума. Или с отцом поссорилась. Но только не вмешивать Бурмистрова.

В результате с экзаменами все прошло гладко. Мне было разрешено сдать все в родном городе, в школе, где училась много лет. Как бы я хотела, чтобы никакого переезда вообще не было! Стереть этот год, полностью… Но увы, могла об этом лишь мечтать.

Но что бы я ни делала, как ни пыталась стереть из памяти школу, учебу, спектакль, семейство Бурмистровых… ничего не выходило. А самое главное, Артур. Он преследовал меня. Приходил во сне. Преследовал мыслях. Я не могла запретить себе анализировать то, что произошло. Думать о том, сколько же он врал мне. Как играл со мной. Теперь ясно, почему не хотел близости. Хотя к Черту, ничего не понятно! Он мог завершить этот спор давным-давно! Еще зимой, в доме деда. Если бы хоть чуточку надавил, я бы не устояла… Но видимо, зимой на байке ездить некомфортно. А может, решил «закрепить» результат, влюбив в себя так, чтоб и вздохнуть без него не могла… И у него получилось. Я постоянно чувствовала удушье, в горле появлялся комок. Самое противное – я никак не могла избавиться ни от воспоминаний, ни от мыслей об Артуре. Что бы ни делала. Куда бы ни пошла. Даже шкатулку с балериной – злосчастный новогодний подарок, который, безусловно, тоже был холодным расчетом – не смогла выкинуть. Лишь однажды в сердцах бросила об пол… Шкатулка треснула… но я ее склеила. Но я не собиралась забирать с собой в дорогу, тащить в новую жизнь болезненные воспоминания. Поэтому, и атлас с рисунками, и подарок, и другие мелочи, фотографии, памятные безделушки, счастливые билетики, куча хлама, который есть у любого романтичного подростка, собрала в большую картонную коробку и оттащила на чердак. Закопала в самом углу, под ворохом старых бабушкиных платьев. И мысленно произнесла прощальную речь.

В последний раз оглядываю комнату, которая была мне домом чуть меньше года. Рассматриваю себя в зеркале, ищу изменения. Ничего. Ни морщин, появляющихся от горя, ни выражения скорби. Обычная. Невзрачная. А ведь столько дней кряду чувствовала себя почти умирающей… Неужели, эта боль останется со мной навсегда? Снова слезы подступают к глазам. Раздается робкий стук в дверь. Наверное, такси приехало. Вытираю влагу с лица, и натянув улыбку, подхожу к двери.

За ней стоит Лиса. Лицо бледное, в глазах слезы.

– Я такая дура, всхлипывает она и бросается мне на шею. – Прости меня, пожалуйста! Ненавижу себя за тот день! Я ужасно поступила! Все из-за меня!

Отстраняюсь. Смотрю в лицо Лизы, и по телу разливается тепло. Один ледяной камень растаял, и сразу стало легче дышать.

– Ты права, – всхлипывает Лиса, неверно поняв мое молчание. – Нет мне прощения…

– Да о чем ты, Лиз, – вздыхаю. – Я давно не сержусь. Сама во всем виновата.

– Нет! Виноват тот, кто дружбу разрушил, – запальчиво возражает Лиса. – Я не должна была так резко…

– Да уж…

– Я давно хотела подойти… Но ты была так занята… Так счастлива. Мне казалось, тебе не до меня. Было так обидно. Я ревновала… смешно конечно.

– Я рада, что ты пришла! Правда! Не хотелось уезжать, оставляя между нами непонимание. Спасибо. – Обнимаю подругу.

– Не уезжай, – умоляет Лиза. – Останься, мы все разрулим. Осталось только экзамены сдать. Город не такой уж маленький, ты можешь не пересекаться с Соболевой. А вот Бурмистров… тебе нужно поговорить с ним.

– О чем, Лиз? – всхлипываю. – Мы все сказали друг другу.

– Он неделю меня преследовал. Требовал встречи, разговора. Я не выдержала, выслушала его. В кафе встретились… Он мне все рассказал! О споре, о Нике. Не зря Ведьмой ее зовут, вот ведь сука! Наверняка специально все подстроила. Сдыхала от ревности и злобы. Ненавидела тебя. Только напрямую боялась пакостить.

– Да при чем тут Соболева? Артур сам признался, что был спор!

– Давно! Он говорит, что потом все изменилось. Стало серьезно.

– Замолчи! Даже слушать не хочу! – закрываю уши ладонями и мотаю головой. – Предполагать, гадать! Разбираться где был искренен, а где насмехался.

– Он говорит, собирался признаться. Боялся.

– Оказывается, он еще и трус, – горько усмехаюсь. – Нет, Лиз, как ты все это себе представляешь? Остаюсь, спокойно встречаю их в школе, как ни в чем не бывало. Может и на выпускной пойти?

– А почему нет? Ты не преступница, чтобы бежать, прятаться. Никто тебе ничего не скажет, не сделает! Артур так Соболеву припугнул, она теперь по школе тенью крадется. Не знаю, что там у них произошло… Знаю только, что был разговор. Да и Бурмистров сейчас – жалкое зрелище. Хочешь верь, хочешь нет – но парень страшно переживает. Хочет помириться, вернуть тебя. Не лезет и не приходит каждый день к твоему дому, только потому что боится спровоцировать на побег. Это он сам мне все рассказал! Он с ума сходит от мысли, что ты можешь уехать!

– Уже неважно. Прошу, пожалуйста, не говори мне о нем. Это слишком больно…

– Пройдет! Каждый рано или поздно спотыкается, ошибается в любви, теряет отношения. Я вот с Матвеем снова в ссоре. Между прочим, из-за тебя. Он, оказывается, тоже знал про спор… Этого я ему не прощу.

– Да ладно, – горько усмехаюсь. – Похоже, про спор не знали только глухие, да я… Дура набитая. А ведь ты меня предупреждала.

– Кто я такая, чтобы предупреждать! Тоже не большого ума… Я конечно ужасно боялась, что так получится. Артур – ужасный бабник. Я знала, что Соболева его долго не удержит… Но ты… мне кажется, ты его по-настоящему зацепила!

– Все. Не могу больше! Лиз, пожалуйста…

– Хорошо, прости!

– Скажи, а это ты мой рюкзак в тот день домой принесла? – приходит мне неожиданно в голову.

– Ага. Я как увидела… Он в зале танцевальном валялся… Все шушукались, что ты сбежала с репетиции. А во дворе Артур с Якобом дрались. Страшно смотреть было! По серьезке друг дружку мутузили…

– Спасибо, – стараюсь не заострять внимания на рассказе про драку. – Мы будем переписываться, Лиз. Мы ведь теперь сестры! И на свадьбу приеду. Только не уговаривай, пожалуйста, больше. Я все решила. Да и документы отправлены.

– Это ужасно. Получается, Артур разрушил тебе жизнь! У тебя были планы…

– Все у меня нормально будет. В моем городе тоже универы есть. Не такие крутые… но и неважно! Главное, там не будет Бурмистрова.