Обворожительна. Мертва

– Не пори горячку, Марибет! – Имя показалось знакомым, хотя мне оно не принадлежало. Я задергалась, вырываясь, но на патологоанатома это не произвело никакого впечатления. Откуда только силища такая в его худосочном теле? – Так даже лучше, поверь. Ты ведь хочешь выяснить, что с тобой произошло? – Я притихла, вслушиваясь в его спокойную и какую-то убаюкивающую речь. – Найти и наказать виновных, помочь сестричке, которую так рвалась защитить… Хочешь?

– Откуда ты все это знаешь? – шепнула, облизав влажные губы, и тут же поморщилась – содержимое корыта, облицованного кафелем, было не только хлорированным, но и с примесью моющих средств.

– Догадался, – хмыкнул рыжий, продолжая удерживать меня на полпути между бортиком и полом. С нас обоих стекала вода, но ни он, ни я не придавали этому значения. В объятиях ненормального доктора было тепло и, что удивительно, спокойно. Или это его плавная речь так на меня действовала? – Лучший способ все выяснить – это притвориться мертвой. Истинные виновники расслабятся, сбросив тебя со счетов, и раскрыть их замыслы станет гораздо проще. – Его шепот опалил мое ушко, прежде чем по мочке скользнул влажный язык.

– Пусти, извращенец! – очнулась от гипнотического голоса я.

– Не ори так, – проворчал мистер Крофт, ослабляя хватку и помогая мне спуститься на пол. – А то набегут любопытные. Объяснять им, почему невскрытый труп разгуливает по моргу, будешь сама. – Я так живо представила эту картину, что даже хихикнула, а доктор сказал: – Так-то лучше, Марибет, такой ты больше похожа на себя прежнюю.

– Я Кайли.

– Знаю.

– Тогда почему зовешь меня чужим именем? – спросила, вытираясь сухой простыней, которую вручил мне Джеймс.

– Потому что раньше тебя звали Марибет, – смывая остатки пены с краев ванны, сообщил он.

– Когда это раньше? – не поняла я.

– Давно, но постепенно ты вспомнишь и ту жизнь тоже. Уж я постараюсь.

– И ту? – Я снова посмотрела на занятого уборкой мужчину, как на душевнобольного, но заявлять, что у него не все чашки в шкафу, поостереглась. Зачем терять внезапного союзника? Пусть и такого чудного.

– Да, твою прошлую жизнь. Или одну из прошлых. Не знаю, сколько ты их прожила с последней нашей встречи.

– О! Так мы уже встречались? – не удержалась от иронии я.

– Еще как! – подмигнул мне он.

– И что же в той встрече было особенного, раз ты упорно зовешь меня этим именем? – поинтересовалось моими устами раззадоренное любопытство.

– Кроме того, что ты убила мою жену? – глаза Джеймса полыхнули ядовитой зеленью.

– Что? – простыня выскользнула из рук, осев белым облаком у ног. – Я никого не убивала, – прошептала, хмуро глядя во вновь посветлевшие глаза собеседника. – И вы… что с вашими радужками…

– Так, милая, не пойдет, – перебил меня мистер Крофт. Он поднял белое полотно и принялся снова меня в него закутывать. – Ты слишком привлекательна и нагло этим пользуешься.

– Я пользуюсь?! – Возмущение отодвинуло на задний план когнитивный диссонанс, в котором пребывала после откровений доктора.

– Ты, – закивал рыжий. – Трудно устоять, когда ты так удивленно моргаешь своими длиннющими ресницами и нервно закусываешь нижнюю губку. – Похотливый псих в медицинском халате криво усмехнулся и, отвернувшись к ванне, бросил: – Одежда в углу! Поторопись, а то скоро в мертвецкой станет многолюдно.

И я, будто послушный зомби, чью роль мне приписывали, молча развернулась, чтобы пойти в указанном направлении. Спорить больше не хотелось, что-либо выяснять – тоже. В бездну такого помощника! Надо поскорее делать ноги из этого странного места, пока не обвинили во всех смертных грехах и не казнили тут же – скальпелей и прочих колюще-режущих предметов в соседней прозекторской предостаточно.

Через несколько минут, спрятав мокрые волосы под колпаком, а под синим халатом – принесенные мистером Крофтом вещи, я слилась с работниками лечебницы, в подвале которой располагался гримурширский морг, и благополучно покинула здание через боковую дверь для персонала, куда проводил меня Джеймс.

Отдав ему костюм доктора, послуживший мне отличной маскировкой, я натянула на голову объемную кепку, под которую легко уместились мои длинные волосы, нацепила темные очки в громоздкой латунной оправе и, подтянув лямки довольно широкого комбинезона, побрела через сквер на стоянку черных кэбов с золотыми шашечками на дверцах, намереваясь использовать одолженные патологоанатомом деньги на поездку домой.

Был ясный летний день без какого-либо намека на дождь. Даже лужи, появившиеся за ночь, высохли. Трава и кусты радовали глаз сочной зеленью, дорожки – серо-желтыми плитами мощения, а обочины – деревянными скамьями с кованными ножками и боками, в орнаменте которых присутствовали как звери и птицы, так и вездесущие шестеренки – символ всей мастеровой братии нашей чудесной страны.

Если верить истории, колонисты с Большой Земли прибыли на острова пять веков назад и тут же принялись обустраиваться, активно осваивая новые территории. Но ситуация, сложившаяся за сотню лет в новоиспеченных графствах, была плачевной. Механизмы старого образца коптили воздух и загрязняли почву, потихоньку уничтожая обладавшую уникальными целебными свойствами природу. Местные жители, поначалу принявшие переселенцев с распростертыми объятиями и охотно согласившиеся стать гражданами единого государства, стали протестовать против развития «убивающих жизнь технологий» и были прилюдно казнены на городских площадях за предательство и бунт.

Не все, конечно, а только их лидеры, но и этого хватило, чтобы начались массовые людские волнения. А за ними взбунтовалась и сама природа. По слухам, дошедшим до нас благодаря книгам и старым фотоснимкам, Гримвуд был единственным лесом, который взбесился и начал «пожирать» человеческое поселение. Побеги появлялись из земли прямо на глазах перепуганных горожан и взмывали ввысь огромными деревьями, они рушили фабрики и жилые дома, прорастали корнями в стены и фундаменты, уничтожали губительную для леса технику, возвращая участок за участком некогда отданную людям территорию.

В лесах на других островах тоже было отмечено некоторое движение, но только наше растительное «чудовище» перешло от угроз к действиям. И именно благодаря этому показательному выступлению Гримвуда все изменилось.

Мастера то ли из страха перед могущественной флорой, то ли из вызванного им же уважения начали лучше работать над своими изобретениями. Банкиры, аристократия и торговцы по настоянию усвоившего урок правительства, в состав которого включили и кое-кого из местных, вкладывали деньги в новые технологии и разработку экологически чистых видов топлива. И вот спустя четыре плодотворных века после той «зеленой войны», как прозвали ее историки, Дарилия стала не просто маленькой колонией Большой Земли, а центром прогресса, законодательницей моды и страной, быть гражданином которой – огромная честь.

Погруженная в собственные мысли, я шагала, шаркая ботинками на толстой подошве, по узкой дорожке, на которой с трудом могли разойтись два человека, и невольно любовалась своим родным городом сквозь стекла солнцезащитных очков, стилизованных под пилотные.

Гримуршир был, как всегда, великолепен. Он умудрялся сочетать в себе разные архитектурные стили, обилие воспетой в декоре механики и буйство живой природы, но при этом оставался удивительно цельным. Мой взгляд скользил по пышным клумбам, раскрашенным бутонами июньских цветов, по каменным бортикам одинокого фонтана, поросшего розовыми кустами, по расположенной за деревьями проезжей части с зеленой разметкой, над которой медленно плыл громоздкий трамвай на магнитной подушке.

А рядом, громыхая большими колесами и позвякивая цепями на шатких дверцах, катился старенький двухместный кабриолет с пожилой парой внутри. Тут же сновали новомодные автомобили ярких цветов и плавных очертаний без латунных нашлепок на корпусах, за ними ехали угловатые железные «монстры», к созерцанию которых я привыкла с детства. Мимо на украшенных чеканкой байках промчалась группа молодых ребят в кожаном одеянии с прикрытыми платками лицами и очками, похожими на мои.

Гримуршир наполнял улицы ароматом свежей выпечки, доносящимся из многочисленных булочных и кондитерских, к нему примешивались цветочные ноты и характерный запах уличной пыли. Город тянулся к чистому голубому небу высокими каменными башнями с остроконечными шпилями, купавшимися в белых облаках, и в то же время расползался во все стороны сеткой разномастных кварталов и улиц.

Если смотреть с дирижабля, он напоминал поле для игры в «крестики-нолики» – четыре пересекающихся канала разрезали Гримуршир на неравноценные клетки. В центральной размещался парк развлечений с возведенными по периметру клубами, гостиницами, музеями и ресторанами. Оттуда вдоль воды тянулись узкие аллеи-набережные, обрамленные деревьями и скамьями.

К северу простиралась зажатая между каналами территория торговцев с рыночными площадями и крытым центром, в котором можно было закупиться в любое время дня и ночи, и с банкоматами, где обналичивали распространенные в Дарилии жетоны. К югу шли мастерские изобретателей, портных, ремесленников, художников и прочих творческих личностей. А на запад и восток устремлялись стройные ряды особняков знаменитостей, финансовых воротил и тех, кто мог себе позволить содержать такую дорогостоящую собственность.

Там стоял и двухэтажный дом наших с Элайзой родителей, занимавших в свое время почетное место среди городской элиты. Моя же личная квартира, подаренная папой на первое совершеннолетие, находилась в одном из смешанных спальных районов, выглядевших как большие квадраты, одной из сторон уходящие в лес, где предпочитали селиться мистики.

От жилья до мастерской, которую я открыла на родительские деньги, была пара минут ходьбы через мост, поэтому менять место жительства, когда салон начал приносить доход, смысла не имело. Да и зачем, если двери просторного родительского особняка, где жили Элла и Грэйс, никогда для меня не закрывались. И все же моя свободолюбивая натура предпочитала пусть небольшое, но сугубо личное пространство.

Заблудиться в Гримуршире было сложно – попробуй перепутай северо-западную часть с юго-восточной. Улицы и вовсе не отличались разнообразием – карта пестрела обозначениями С.З.8 или Ю.З.А, где последняя буква или цифра, собственно, и являлась названием. Простой, понятный, красивый… любимый город! И невероятно уютный после жизни в шумной столице, где нет и намека на древние леса. Размышляя об этом, я случайно задела плечом прохожего. Не поворачивая головы, буркнула «извините» да так и застыла, услышав до боли знакомый голос, ответивший:

– Ничего страшного, мисс.

Мужчина шел в направлении городской лечебницы, помахивая лакированным саквояжем и зонтом-тростью, а я стояла посреди аллеи, не замечая недовольных взглядов людей, которым приходилось меня огибать, и неверяще смотрела вслед одетому в дорогой костюм мистеру Крофту… с идеально уложенными (и главное, сухими!) рыжими волосами.

Бред!

Я могла поклясться, что патологоанатом после нашего расставания вернулся в морг, а значит, он никак не мог шагать по улице, да еще и в таком прилизанно-парадном виде! Тогда с кем же я только что столкнулась? С братом-близнецом безумного рыжика?

Если число психов в моем окружении начнет так стремительно расти, я точно закончу свой жизненный путь в желтом доме. Причем под именем Марибет, потому что Кайли, как подтвердила медсестра за стойкой, уже мертва.

ГЛАВА 4

Рэймонд Олди все больше злился, бросая убийственные взгляды на патологоанатома, умудрившегося потерять труп. Хотя истинная причина глухой ярости инспектора крылась совсем в другом. Если бы он утром прислушался к словам Кайли – пусть не поверил, но хотя бы предложил ей помощь, отвез в лечебницу, черт побери… если бы он думал тогда о женщине, чей вид говорил о ее неприятностях лучше любых слов, а не мечтал о вожделенном конце смены, мисс О’Коннелл сейчас могла бы быть жива.

Мистер Крофт нес какой-то бред о выигранном в лотерею пакете услуг в лучшем оздоровительном салоне Гримуршира и о том, что он якобы махнулся дежурством с приятелем, который и должен был подменить его сегодня днем. Но персонал подтверждал, что в морге во время таинственного исчезновения тела Кайли находился именно этот судмедэксперт.

Его коллега из ночной смены, разбуженный звонком, заявил, что впервые слышит о такой договоренности, да и сам Олди, общавшийся с рыжим сказочником ранним утром, мог поклясться, что видел именно его, поэтому попытки завравшегося доктора продвинуть теорию о мистическом двойнике и своем железобетонном алиби воспринимал в штыки.

Рэй прекрасно помнил, что застал Крофта в гордом одиночестве, так как ассистент его приболел, а санитару срочно пришлось отлучиться по семейным обстоятельствам, и тогда не придал этому никакого значения. Сейчас же осознал – все было неспроста. Похищение покойницы кто-то спланировал и лихо провернул, чтобы скрыть истинную причину ее смерти. А может, и из желания не допустить к состоянию преуспевающей деловой женщины родственников, ведь по закону, если человек считается без вести пропавшим, наследники вступают в права лишь через семь лет.

Учитывая скоропалительное увольнение медиков, которые были в карете скорой помощи, забравшей Кайли, и исчезнувшее вместе с их уходом свидетельство о смерти мисс О’Коннелл, обе версии казались полицейскому весьма правдоподобными. И он просто-таки жаждал поскорее докопаться до истины, чтобы заткнуть противный голосок совести, давившей на его чувство вины.

Но единственный человек, который мог пролить свет на судьбу мертвой блондинки, упорно стоял на своем и требовал проверить его алиби. Самое паршивое, что в салоне, куда позвонил Рэй по наводке Д.Р. Крофта, подтвердили слова подозреваемого и даже переслали на электронную почту инспектора видеозапись с камеры, где был запечатлен любитель водных процедур в интересующее полицию время.