Навет старого колдуна

– Лида,– сказал он, выйдя в огород, – прости меня. Пойдем домой, я уже чайник вскипятил и картошки пожарил, – он поднял жену на руки, – прости меня, – тихо прошептал на ухо, – больше такого не повторится.

Лида не спала всю ночь, говорить о будущем ребенке уже не хотелось. Решила сказать потом, когда боль немного уляжется.

В трудный момент, когда нам очень плохо и душа рвется на части, мы обращаемся к самому близкому и родному человеку – к матери. Только мать всегда выслушает, поймет, простит и даст совет. В первый же выходной, Лида поехала в родную деревню. Мать видимо чувствовала, что у дочери проблемы через край переливаются. Не верила, что Лида способна на измену, понимала, что клевета это все. Каждый вечер они с отцом думали, как защитить дочь, как уберечь, чем помочь?

В тот день отец уехал на покос. Лида с матерью посидели, по чаевничали, поговорили обо всем. Рассказала Лида все, что на душе накопилось, все обиды, наговоры, свалившиеся на нее в последнее время. Просила у матери прощения, что не послушала ее и со свадьбой торопилась. Посмотрела мать на беды дочери, подумала и принесла ей икону.

– Это очень старинная икона, – начала она, – много веков она хранится в нашем роду. Большой силой обладает от недругов и от смерти. Когда Наполеон пришел на Россию, далекий прапрадед воевать пошел и икону с собой взял, вернулся живой и невредимый, несмотря, что на самом Бородино был; в Первую мировую забрали моего прадеда, его икона опять спасла, весь полк положили, кто живой остался – в плен взяли, а он сумел в яме схорониться; в Великую Отечественную дед с иконой фашистов бить пошел, всю войну прошел до самого Берлина и ни разу его пуля не задела, домой вернулся целый и невредимый. Сейчас эту икону тебе передаю, ты возьми и дома припрячь, чтобы никто не видел. Не любит она, когда ее показывают, сила иконы в таинстве.

Лида смотрела на мать и не знала что делать, разве икона сможет в чем-то помочь? Но, всю жизнь родителям доверяла и понимала, что мать только добра желает.

– Бери икону, – мать завернула ее в чистую материю,– она поможет тебе и в трудный час защитит. Вижу я, что вокруг тебя худое творится. Может, домой вернешься? И сама не пропадешь, и ребенка вырастим.

– Нет, – Лида решила не сдаваться, – попытаюсь семью сохранить, что бы отец у дочери был. В нашей семье мы же дружно живем, и тебя, и отца любим. Я тоже хочу крепкую семью иметь, в любви и согласии жить.

– Дай Бог, – напутствовала мать, – дай Бог. А икону припрячь, что бы, никто не нашел. Она поможет.

Долго еще говорили мать с дочерью, уехала Лида с иконой, легким сердцем, и надеждой на лучшее.

Вроде бы наладилось счастье в семье, солнце осветило их путь своим лучиком: молодые любили друг друга, ждали прибавления семейства. Однажды ночью, когда Лида уже находилась в декретном отпуске, она проснулась от странного звука, у них открылась и закрылась входная дверь. «Кто к нам может прийти в полночь?– подумала она,– может Коля не закрыл дверь на ключ, и ее открыло ветром?». Муж спал, и Лида не стала его будить (ему утром на работу), а накинув халатик, прошла на кухню. Она никогда не забудет ту минуту, когда, в полумраке света от фонаря за окном, увидела на кухонном столе маленького человечка. Седой дедок с длинной бородой, в синем старом кафтане, подпоясанном обычной веревкой, заглядывал во все кастрюли и тарелки, бесцеремонно гремя крышками и ложками. От ужаса происходящего, Лида не могла слова сказать, а дедок продолжал греметь посудой, иногда, искоса поглядывая на молодую беременную женщину. Когда он проверил все шкафы и кастрюли, то, усевшись на край стола у окна, постучал длинными крючковатыми пальцами по столу.

– Почаевничаем? – вдруг спросил он тихим скрипучим голосом.

Лида, как во сне, включила электрический чайник, поставила на стол кружки, коробку пакетиков чая и вазочку с печеньем. Разложив пакетики с чаем в кружки, она налила кипяток. Одну кружку поставила деду, другую себе.

– Я сушки люблю с медом, – проговорил дедок.

Не совсем осознавая, что делает, Лида достала из холодильника пиалу с медом, а из шкафа пакет с сушками. Высыпав сушки в вазочку с печеньем, она поставила перед дедком мед, а сама села по другую сторону стола. Странный ночной гость каждую сушку макал в мед и запивал чаем, причмокивая. Лида к своей кружке даже не притрагивалась, она сидела, как каменное изваяние, и не могла даже слова сказать. Дедок съел все сушки, вымакал мед в пиале, вытер губы своей бородой и посмотрел на Лиду.

– Добрая ты и дочек родишь, жалко тебя, – он помолчал и жестким голосом добавил, – «Худо» тебя ждет, страшное «Худо». Полностью помочь не смогу, но защитить тебя постараюсь, хотя силен Серафим. – Он пошарил глазами по кухне. – Силы мне нужны, каждый четверг оставляй мне сушки с медом, вон там, – он показал на угол стены, за трубой отопительного котла.

– А как я их туда положу? – Лида даже вздрогнула, когда услышала свой голос, казалось, это говорила не она, а голос шел откуда-то изнутри.

– Полочку сделай, – подсказал дедок и строго посмотрел на женщину черными, как угли глазами, из-под лохматых седых бровей, – мне тоже нелегко будет.

– Хорошо, – сказал голос Лиды.

– Засиделся я у тебя, пора мне, – дедок спустился на стул, соскочил на пол и засеменил к порогу. Послышался звук открытой и закрытой двери, но, сама дверь при этом не двигалась.

Еще с полчаса женщина сидела в оцепенении, а потом, как будто, поднятая неведомой силой, встала и пошла в спальню. Легла на кровать и закрыла глаза, на нее повеяло холодом, казалось, она проваливается в сырое и темное подземелье.

Утром, проснувшись, Лида вспомнила страшный ночной сон, пытаясь стряхнуть наваждение, пошла на кухню готовить завтрак мужу… На столе стояли две кружки, вазочка с печеньем и пустая пиала в меду…Женщина села на стул, обхватила руками голову и подумала, что сходит с ума. Про ночного гостя она никому ничего не сказала, но, на другой же день, попросила мужа прибить полочку за трубой.

– Зачем тебе там полочка? – удивился Коля.

– Мыло буду сушить, – придумала Лида, – лучше пенится.

Каждый четверг, поздно вечером, когда муж спал, она обязательно оставляла сушки и пиалу с медом на полочке и чашку с чаем на столе. Утром мыла «посуду дедка», а в следующий четверг, опять оставляла ему гостинцы к чаю.

Через неделю, она поняла о каком «Худе» говорил дедок. Коля начал приходить с работы «навеселе»: то день рождение друга, то премия на работе, то «помочь» соседям, то кому-то отвезти – привести (муж работал водителем). Лида отпаивала мужа рассолом, приводила в чувство, уговаривала, плакала. Коля обещал, что это в последний раз, и дальше все будет хорошо. Но, проходила, неделя – вторая, и все повторялось.

После рождения дочери Вали, муж изменился, нянчился с ней, помогал купать, носил на руках. Лида подумала, что наконец-то пришло счастье, и через год родила вторую дочь – Свету (предсказание дедка сбылось). Вроде бы, наладилось счастье в семье.

Постепенно Лида привыкла, что у них в доме живет странный «постоялец». Она слышала про домовых, но, их никто не видел, а, присутствие дедка, она ощущала постоянно. Зимним морозным вечером, баюкая дочь, она явно услышала его скрипучий продолжительный кашель. «Простыл дедок,– подумала женщина,– такой холод на улице». За один вечер она связала длинный теплый шарф и повесила на полочку, утром шарф исчез. «Теперь ему будет теплее»,– подумала женщина. Она заботилась о «постояльце» как могла: вязала ему варежки, теплые носки, шила крепкие пояса, дедок принимал подарки, и жизнь шла своим чередом.

О его существовании никто не знал. Лида хорошо помнила слова матери: «Сила иконы в таинстве». Скажи Лида кому, что у нее живет маленький человечек и ест сушки с медом по четвергам, ее бы посчитали за сумасшедшую. Она свято хранила свою тайну.

Через год, после рождения Светы, муж опять запил. Являлся глубоко за полночь, хорошо, хоть не будил семью криками, не требовал закуски на стол, а, пьяный, засыпал на полу у порога или на диване. Не понимала Лида, что происходит, почему Коля так себя ведет, что заставляет его пить. Дома у них все было хорошо: Лида всегда отлично готовила, за домом следила, с детьми занималась. Хоть, весь в грязи приползал муж на порог ночью, утром он уходил на работу чистый, в свежей отутюженной рубашке.

Временами на мужа находило прозрение, он осознавал весь ужас происходящего, плакал, просил прощения, говорил, что и сам не понимает, почему его ноги несут не домой, а к дружкам – алкоголикам. Клялся, что больше не будет пить, умолял не бросать его. Терпел неделю, а потом опять срывался. С каждым разом запои продолжались все дольше, зарплату мужа Лида не видела. Свекровь уговаривала ее терпеть и ждать, перебесится Николай, и все найдет на лад. «Что же делать,– убеждала она, в очередное посещение,– все мужики такие. Скажи спасибо, хоть не бьет. На мне, только одной печки не было, а сейчас хорошо живем, детей вырастили. Все женщины терпят, судьба такая». А в разговорах с соседями, в пьянстве сына открыто винила невестку. Лида металась между работой, детьми и пьяным мужем. И, казалась, вырваться из этого круговорота уже не было возможности.

Глава 2

Встречный пассажирский поезд своим сигналом вывел Лиду из задумчивости. Полина пила чай, прикусывая конфеткой.

– С детства так люблю, – улыбнулась она, – несладкий чай и конфетка вприкуску.

– Все думаю над вашими словами, – проговорила Лида, – я не верю, что случайная встреча может изменить женщину моего возраста. Только добавит новых проблем и ничего больше.

– Не надо бояться новых проблем, они могут привести к позитивным эмоциям, – не соглашалась психолог, – вам всего тридцать пять, а за вами уже тянется шлейф прошлого. Вам надо порвать с ним, оно не дает вам нормально жить и смело глядеть на жизнь. – Она посмотрела в окно. – Прошлым летом, отдыхая на море, мне посчастливилось взойти на вершину горы Ачишхо, это не далеко от Красной поляны. У нашей группы был замечательный гид, он рассказал удивительную легенду. Послушайте, вам будет очень полезно.

– Когда-то, от горных хребтов Кавказа до берегов Черная моря, простиралась величественная и загадочная Колхида. Слава о богатой и хлебосольной стране разносилась по всему миру. На ее благословенной земле, жили племена смелых и отважных людей, они корчевали огромные деревья, строили дома, пахали землю, разводили виноградники, делали вино, в реках мыли золото. В гаванях стояли чужестранные корабли, а торговцы на базарах предлагали всевозможные иноземные товары. Смелые и храбрые горцы совершали самые безумные подвиги, ради своих возлюбленных, а возлюбленные, готовы были умереть, ради своей любви.

Взметнули свои вершины в голубое небо, горы Северного, Западного и Южного Лоюб, что лежат южнее старшего брата Кавказского хребта. Из снежных вершин трех гор, вытекал тонкий ручеек реки Брухонты, умываясь в чистой воде озера Кара Баш, она срывалась в бездну водопада, а, набравшись сил в глубокой купели, пробивала дорогу по узким ущельям горны хребтов Аибга-Ачишхо, Ахцу-Кацирха, Ахштырь и стремилась на встречу к Черному морю.

У вершин горы Ачишхо, что в верховьях реки Брухонты, в стране Абзаги, жили племена абазин. На границе со снегами обосновали они свои жилища, поэтому и называли себя, медозюи – «люди, рожденные в снегах». Все в своей стране они назвали по своему: гору Ачишхо – Медозюи-Кушх, что значит – гора медозюев, а реку Брухонта – Мидзюмта, что значит – река, рожденная в снегах.

Любили абазы свою страну: высокие горы и глубокие ущелья, густые леса и альпийские луга, звенящие реки и чистый воздух. И сами были под стать своей великой стране: стройные и ловкие, храбрые и отчаянные, красивые и мудрые. В трудных местах они жили, с детства впитывали отвагу, стойкость, выносливость. В любой момент могли дать отпор врагу и защитить стариков и детей. Надежно хранили абазы Душу – Абазару, а вместе с ней: честь, верность, свободу, достоинство и благородство.

Свои стада и табуны они пасли на высокогорных пастбищах Медозюи-Кушх. Пахотные участки очищали от камней и деревьев, сеяли просо и пшеницу, ухаживали за фруктовыми садами. В лесах собирали мед и разводили пчел, поэтому и прозвали их медовеи. Кузнецы ковали острые кинжалы и ножи, украшали их рукояти серебром и золотом. Женщины из шерсти и льна ткали сукно, шили бешметы и платья; из грубого войлока шили бурки, пояса, обувь.

В селении медозюев, в старом абазинском роду медовеев, выросла дочь, красавица Мзымта. Она искусно вышивала золотом и серебром платья, шали и пояса. Ее изделия славились далеко за пределами Абазгии. Узоры для вышивки золотыми нитями и галуном, она находила в очертаниях горных склонов, изгибах могучих деревьев, распустившемся цветке, падающей снежинке. Девушка очень любила проводить время в горах, любовалась тенистыми лесами, чистыми озерами, цветущими лугами. Любили Мзымту все звери и птицы, а особенно любила ее ласточка. Когда-то, спасла девушка ее гнездо от разорения, и с тех пор, каждый день встречала ее птичка у дома и провожала в горы.

Однажды, у горного озера, увидела девушка табун коней, которых пас молодой стройный джигит Кардывач. С первой встречи Мзымта и Кардывач полюбили друг друга. Как выдавалась свободная минутка, встречались они у зеркальной глади горного озера, куда, причудливыми водопадами, стекали воды с окрестных скал. На вершине Медозюи-Кушх любовались далеким морем, вершинами снежных гор, уходящих вдаль горизонта.

Подошла весна, пора пастуху угонять стада на высокогорные пастбища. Уходя, Кардывач предложил Мзымте стать его женой, когда он осенью пригонит стада. Согласилась Мзымта и обещала, что будет ждать своего возлюбленного и готовиться к свадьбе.

Прошел по Колхиде слух о неземной красоте Мзымты, ее искусстве вышивать затейливые узоры золотыми нитями. Захотел правитель Колхиды взять девушку в жены. Прислал он послов к ее дому с большими дарами, но, отказала влюбленная красавица.

Тогда он решил заполучить ее силою и прислал своих воинов. В селе жила злая колдунья, черной ненавистью ненавидела она Мзымту, завидовала ее красоте и искусству. Прознала она про желание правителя, обрадовалась такой возможности и решила погубить девушку. Рассказала воинам, что выманит красавицу из селения. Превратилась она подругой Мзымты и позвала ее в лес, посмотреть удивительный цветок. А в лесу, набросились на девушку лихие слуги Колхидского царя, кинули ее на коня и повезли к владыке. Увидела это все ласточка, прилетела в селение, сообщила людям. Вскочили медозюи на своих быстрых коней и погнались следом. Видя за собой погоню, бросили похитители Мзымту в холодную пещеру, закрыли вход огромным камнем, а сами поскакали за подмогой к царю. Запомнила место ласточка и полетела в горы.

Поездили везде медозюи, поискали девушку и вернулись ни с чем.

А ласточка тем временем прилетела на горные пастбища, где пас стада Кардывач, и рассказала ему горестную весть. Вскочил юноша на коня и поскакал с вершины в ущелье, а ласточка впереди летит, дорогу показывает.

Горько плакала Мзымта в пещере, что не увидит больше своего возлюбленного, горных вершин, отца с матерью и свою подругу ласточку. Ее слезы проливались в расщелины между камней и капали с горной кручи в бурные воды реки Мидзюмты.

Прискакал Кардывач к скале, но не смог он сдвинуть огромный камень. Тогда ласточка показала ему щель на вершине горы, через которую, только один лучик Солнца в полдень проникал в глубокую пещеру. Взобрался юноша на гору, дождался полдня, когда Солнце опустит в глубокую пещеру свой лучик, и крикнул своей любимой, чтобы держалась она за солнечный лучик. Ухватилась девушка за лучик Солнца, и вытащил ее Кардывач из пещеры.