Сто историй любви Джульетты

Кучер понукает лошадей, мы трогаемся. Амели с рыданиями падает в мои объятия.

– Я думала, это конец. Я боялась, что они нас схватят и мы никогда больше не увидимся.

– Нет, любовь моя, – говорю я, прижимая ее к себе. – Я никому не позволю нас разлучить.

Однако очень скоро ревущая толпа вновь останавливает карету. Я в панике выглядываю в окно. Предводителя оттеснили в сторону. Революционеры жаждут крови знати, им все равно, французская она или венецианская.

Дверца распахивается. Злые, хищные руки рвут платье Амели и хватают ее за руки.

– Маттео! – кричит она.

Я обхватываю ее за талию, но мушкет ударяет меня по голове и отбрасывает назад.

В глазах прыгают искры. Последнее, что я вижу перед тем, как потерять сознание, – искаженное ужасом лицо Амели, которую бандиты вытаскивают в ночь.

Когда я прихожу в себя, глаза режет лунный свет. Меня избили до полусмерти и оставили лежать на парижской улице, чтобы вороны и еноты обгладывали мои кости. Я медленно поднимаюсь.

Карета разбита в щепки. Лакей и кучер висят на уличных фонарях, показывая парижским обывателям, что в грядущей войне есть стороны, и лучше знать, где твое место.

А потом я вижу Амели… Мою прекрасную, восхитительную Амели. Ее забили до смерти на берегу Сены. На булыжниках написано ее кровью слово «свобода». Я сгибаюсь в три погибели, и меня рвет на дорогу.

Когда вновь появляются силы, я встаю и трясущимися руками поднимаю Амели, прижимаю к груди.

– Я люблю тебя…

Я обещал, что не позволю нас разлучить. Прижав ее к себе, я, пошатываясь, иду к реке и бросаюсь в воду. Увы, я не могу умереть. Я никогда не умираю, хотя всякий раз предпочел бы смерть.

Элен

Можно ли ненавидеть человека, которого толком не знаешь? Я смотрю, как он уходит с моими книгами. Я его ненавижу, ненавижу! Настоящий Себастьен совсем не похож на воображаемого. В теле этого рыбака нет ни единой доброй косточки. Общее с моей воображаемой второй половинкой – лицо, в остальном он сделан из улиток, ракушек и зеленых лягушек. И гнилых клешней камчатского краба.

Себастьен принадлежит к той же категории мужчин, что и Меррик (читай: подонок, о котором не стоит даже думать).

В раздражении иду обратно к «Книжной верфи». На улице арктический холод, а мое пальто осталось висеть на крючке в магазине. Я могу попытаться забыть о придурке Себастьене, но книга о написании романов мне совершенно необходима. Именно за этим я приехала в отдаленный городок на Аляске в первую очередь – чтобы выяснить наконец, есть ли какой-то способ объединить зарисовки, которые я писала все эти годы, в связное произведение. Я писала их по кусочкам и все же чувствую, что у них есть общая нить, единая тема. Нужно найти сквозную линию…

Почему не купила руководство по написанию романов перед отъездом из Лос-Анджелеса? Спешила уехать от Меррика, пока не сдали нервы. Пока я не позволила ему отговорить меня от развода, пока он не убедил меня, как всегда, что в моей голове все перепуталось, а он ни в чем не виноват. Я больше не хотела быть его тряпкой.

Порыв ветра чуть не сбивает с ног. Я торопливо поднимаюсь по обледенелым ступенькам, хватаясь за перила, и врываюсь в дверь.

Меня окутывает тепло от камина, и я издаю блаженный стон. Хозяйка магазина добродушно посмеивается из-за кассы.

– Извини, – говорит Анджела. – Просто за пять секунд на твоем лице отразился весь спектр человеческих эмоций: от страха и боли до удивления, облегчения, благодарности и слепого обожания. Я не подозревала, что кто-то может так внезапно влюбиться в камин.

Я фыркаю от смеха: она права. Я смешна. Тепличная дурочка из Калифорнии, бегущая за выдуманным героем зимой, на Аляске, без пальто.

Пора привести мысли в порядок.

– А нет ли у тебя случайно еще одного экземпляра «Искусства написания романов»?

Магазинчик милый, но выбор невелик. На полке стояла только одна книга на эту тему (зато о деревообработке и о хождении на снегоступах сколько хочешь).

Анджела качает головой.

– Заказать еще один экземпляр? Придет через три-четыре недели.

– Так долго?

Я и не знала, что доставка в наше время может занимать столько времени.

Она виновато улыбается.

– Сюда сложнее доставлять вещи, чем в любой из штатов на Большой земле. Особенно из-за метелей в это время года. Послушай, я хотела спросить – чем ты так разозлила Себастьена, что он выскочил из магазина как ошпаренный? Он самый спокойный и уравновешенный человек из всех, кого я знаю.

Я морщу нос.

– Он? Уравновешенный? Я пробыла в Рыбной Гавани около суток и сталкивалась с ним дважды, и оба раза он обращался со мной как с ночным горшком, на который наступил спросонок.

При упоминании горшка Анджела настороженно приподнимает бровь.

– Прости. Ты имеешь дело с большой любительницей исторической прозы, – говорю я.

Анджела улыбается.

– Не понимаю, как тебе удалось вывести из себя такого невозмутимого добряка. Знаешь, что однажды сделал Себастьен? – добавляет она, наклоняясь ко мне, как будто намерена раскрыть мне тайны вселенной. – «Алакрити» находилась в море уже десять дней. Их настиг страшный шторм – двадцатиметровые волны, пронизывающий ветер, мокрый снег. Команда вымоталась, шхуна безбожно обледенела, часть ловушек оторвало… Они мечтали только об одном – пережить ночь.

И вдруг Себастьен увидел детеныша белого медведя, выброшенного на льдину. Медвежонок явно был ранен; позже выяснилось, что у него сломана лапа. Видимо, отстал от матери и не мог доплыть до безопасного места. Как ты думаешь, что сделал Себастьен в разгар одного из самых опасных зимних штормов в новейшей истории Аляски? Он прыгнул на тонкий, потрескавшийся лед, схватил медвежонка и принес его на борт.

– Тот парень? – недоверчиво смеюсь я. – Ни на секунду не поверю, что он мог о ком-то беспокоиться, тем более о медвежонке. Кроме того, он провалился бы под лед и замерз в океане. Или медведь растерзал бы его до смерти. Бабушкины сказки!

Анджела поднимает три пальца.

– Честное скаутское. Я видела, как они пришвартовались в порту – их встречал весь город, потому что команда заранее связалась по радио с Адамом, и тот вызвал ветеринара из заповедника, чтобы забрать детеныша. Сюжет показывали по телевизору, и потом еще раз, когда медвежонок выздоровел и его вернули в дикую природу.

Глаза Анджелы сияют восхищением, как вчера у клиентов «Ледяной выдры» при виде Себастьена – любимца Рыбной гавани, который угощает всех пивом, а в свободное время спасает попавших в беду медвежат. Не человек, а живая легенда.

Я с трудом сдерживаюсь, чтобы не закатить глаза; если бы не мои сознательные усилия, они бы вывалились из головы на пол. Вместо этого я лишь бесстрастно улыбаюсь, как всякий раз, когда меня обходили повышением в газете или когда Меррик придумывал новую отмазку по поводу сверхурочной работы со стажерками. Улыбка типа «мне слегка неловко, но давай притворимся, что я тебе верю, и пойдем дальше».

Анджела понимает намек и возвращается к компьютеру.

– Прости, увлеклась… Заказать тебе «Искусство написания романов»?

Я задумчиво барабаню пальцами по прилавку. Три-четыре недели. За такой срок я должна написать половину романа. Кроме того, через два месяца мы с Кэти уезжаем в Европу. И что, спрашивается, я буду праздновать в Амстердаме и Каннах, если даже не начала писать?

Черт. Проще разыскать Себастьена и потребовать книгу обратно, хотя и не хотелось бы с ним связываться. Ему не нужна эта книга, он взял ее, чтобы досадить мне. Как надоели эти мерзкие типы вроде Себастьена и Меррика, которые думают, что могут мной помыкать!

Пошли они к черту! Завтра еду в порт. Однако в отличие от моего первоначального плана упасть в обморок перед воображаемым Себастьеном я дам пощечину настоящему (когда получу свою книгу обратно).

– Думаю, нет смысла, – говорю я Анджеле. – Спасибо.