– Ах, тьфу, ужас! – не удержалась я от громкого восклицания и резко назад отпрянула.
Привлечённые моим воплем друзья бросили играться с отрубленной головой и устремились ко мне.
– А-а-а… бе-е… хм-хм, – нервно заблеяли и захмыкали Катя с Аней, а Каширский произнёс своё коронное:
– Оригинально.
В ванне плавала школьница. Дохлая. Надо полагать, утопленница, потому что никаких внешних повреждений, доступных взгляду, не было. Несчастная была одета в полную форму ученицы старших классов и вид имела самый что ни на есть умиротворённый, тараща в толщу воды широко распахнутые безмятежные глаза. На синей курточке переливалась школьная эмблема, размеренно покачивались чёрные лакированные туфли, длинные светлые волосы колыхались вокруг миловидного лица словно гигантские водоросли… К ручкам, ножкам и подолу клетчатой юбки были приделаны едва заметные грузики, не дающие трупику всплыть.
– Посмотри, Кать, как на Ритку из «Б» класса похожа, – задумчиво произнесла Аня, осторожно присаживаясь на бортик ванны.
– И точно! – фыркнула сестра. – А чья это эмблема?
Она ткнула пальцем в школьницу, едва не коснувшись воды.
– Этот экспонат трогать нельзя! – тут же рядом с нами материализовалось бдительное привидение, заставив всех разом дружно вздрогнуть. – Вот, на табличке же написано!
Привидение постучало рукой, обёрнутой то ли в простыню, то ли в оконную занавеску, по картонке, висящей на груди.
– Хм, – озадаченно пробормотала Катька, – а почему табличка на вас? Значит, это вас трогать нельзя?
– Нас обоих трогать нельзя, – захихикал фантом. – Вместе. Я к этому объекту прикреплён… прикреплено, – поправилось привидение, подумало и добавило зловеще и тоскливо: – У-у-у!
– А-а, – понимающе протянула Катя, а Аня расстроенно и растерянно промолвила:
– А как же тогда фото? Фотографировать-то можно?
– Фотографировать, снимать видео можно, – кивнуло привидение. – Трогать не надо.
– То есть в воду лезть нельзя? – дотошно уточнила Аня. – Даже немножечко?
– А вы хотите? – искренне удивилось привидение, и я весело хмыкнула.
– Не пойму, – признался фантом в простыне, – вы совместное фото в ванне сделать желаете?!
И пока я давилась смехом, Каширский ухватил Аню за плечо и несильно тряхнул:
– Давай помогу! Фотка выйдет – улёт!
Аня тоненько завизжала, опасно забалансировав на краю ванны, и крепко в Женькин рукав вцепилась.
– Нет, нет, в воду нельзя! – горячо запротестовало привидение. – Экспонат попортишь!
– Ну и сама промокнет, вообще-то, – хмыкнула я.
– Я просто так спросила! – оправдывалась Аня, поспешно слезая с бортика ванны под наше хихиканье. – Нужна мне ваша утопленница!
– И то верно, – согласилось привидение, оглядывая экспозицию сквозь прорези в простыне (или всё же занавеске?) критическим взглядом. – Лежит и лежит себе, ничего особенного. Идите вон лучше налево, за дыбу… там сейчас мини-шоу начнётся. «Вскрытие безумного учёного» называется.
– Классно, идём, – загорелся Каширский, хотя лично мне было непонятно: это безумного учёного вскрывать будут, или это безумный учёный станет таким жутким делом заниматься? В любом случае, сильно сомневалась, что меня сможет заинтересовать какой-нибудь из вариантов. Я робко пыталась донести до друзей эту мысль, пока мы деловито шагали к небольшой группе людей, обретающейся действительно слева от дыбы.
– Ох, не видно ничего! – огорчилась Аня, встав на цыпочки и пытаясь выглянуть поверх голов.
– Вы знаете, я, пожалуй… – начала я, но Каширский решительно выпихнул нас троих в первый ряд, а сам пристроился позади меня.
Я закрыла рот и вздохнула философски, оказавшись буквально в метре от прозекторского стола с телом, прикрытым простыней в подтёках весьма неэстетичного вида. Раздался леденящий кровь смех, и на площадке появился персонаж – ужасающего вида крупный мужчина с торчащими в разные стороны паклями волос, огромными круглыми очками в толстой оправе и оскалившимися в жуткой улыбке кривыми зубами (предположительно, безумный учёный). Одет мужчина был в несвежий белый халат в бурых пятнах, на левом ухе зачем-то болталась медицинская маска.
Персонаж включил лампу над столом, а затем, фальшиво напевая, выкатил из палатки для персонала фестиваля блестящую тележку с разложенным медицинским инвентарем. Тележка противно дребезжала, профессор что-то мурлыкал себе под нос, инструменты угрожающе посверкивали, и в толпе раздались первые нервные смешки.
Доставив тележку к столу, безумный учёный принялся любовно и неспешно каждый инструмент протирать тряпочкой (тоже, кстати, неэстетичной и не свежей), позволяя присутствующим по достоинству оценить приготовленный набор для вскрытия. Мне показалось, что предметов как-то многовато. Впрочем, я не специалист.
– Фу-у! – морщились мы с Катькой на каждую новую демонстрацию.
Каширский фыркнул и обнял меня со спины. Это было приятно и волнительно, даже через драповое пальто. Тем более, что Женя на этом не остановился, а ещё и зарылся лицом в мои волосы.
Я застыла, ощущая попеременно его дыхание, нос, щёку и губы на своём затылке. Это меня от шоу несколько отвлекло, и я вернулась к зрелищу только тогда, когда безумный учёный с подготовкой инструментария закончил и, выбрав пилу побольше, выпрыгнул из-за тележки и рванул прямо к заинтригованно ждущим зрителям.
Первый ряд реально отшатнулся, и мы с девчонками в том числе.
Каширский рассмеялся и прижал меня к себе крепче.
Повращав глазами и побродив, придирчиво вглядываясь в зрителей, словно выбирая жертву (к нервным смешкам добавились хриплые повизгиванья и похрюкиванья), профессор, ко всеобщему облегчению, удалился к прозекторскому столу, решив сосредоточить своё внимание на том, что там лежало.
Жестом фокусника он сорвал неприглядного вида простыню и…
– Фууу! – застонали мы трое, а Каширский хмыкнул и поцеловал меня в макушку. Для ободрения, что ли? Или просто воспользовался моментом?
На столе лежал труп. Премерзкий! Корявый, подгнивший, синюшный, с оскаленным ртом, высунутым распухшим языком, редким вкраплением жёлтых зубов, со скрюченными пальцами рук и ног, весь какой-то вогнуто-выгнутый… в общем, я подивилась богатой фантазии его создателя. В довершение образа через всю грудину и живот шёл грубо зашитый огромными небрежными стежками разрез, словно труп уже вскрывали, или даже правильнее сказать, потрошили.
Ну и пила тогда зачем? Видимо, безумный учёный подумал о том же, потому что заменил пилу на не менее отвратительного вида нож, и о-о-очень медленно, явно наслаждаясь процессом, с лёгким чпоканьем начал вспарывать шов на трупе.
– Ой, ну я не могу, – пробормотала я, пытаясь отвернуться.
Каширский потёрся носом о мои волосы и снова чмокнул в макушку. А потом ещё раз. И ещё. И вообще, судя по ощущениям, он там задремал. Я замерла настороженно. Хорошо, что волосы, в отличие от Катьки, тщательно вымыла! И шампунем, и кондиционером, всё как полагается. Теперь придётся лучше следить за собой и быть всё время наготове: никогда не знаешь, что придёт в голову твоему парню. Я вот и подумать не могла, что Каширского так привлечёт… моя макушка!
Женя что-то пробубнил мне в затылок и легонько подул. Даже представлять себе не стала, что творится у меня с причёской после всех его манипуляций. Вздохнула, не особо расстраиваясь. Ладно, всё равно сегодня ночь кошмаров, одним больше, одним меньше… отлично впишусь.
Кстати, о них, о кошмарах. Безумный ученый закончил вскрывать шов, весело напевая раздвинул края, и из трупа полезли жирные белые личинки. Хлынули просто!
– О, нет, я всё! – простонала я, чувствуя рвотные спазмы, и торопливо развернулась, чтобы уйти.
Прямо тут же покинуть представление не получилось: сзади стоял Каширский, который с места не сдвинулся, а, оторвавшись, наконец, от моей макушки, заворожённо смотрел расширившимися глазами на триумфальное шествие червяков.
– Женя! – капризно прогундосила я и даже кулаком ткнула, чтобы пропустил, но он машинально привлек меня к себе, позволив спрятать лицо на его груди.
– Анжел, ты только глянь, – прерывающимся голосом сказал Женька. И я, как последняя дура, обернулась, внезапно заинтересовавшись.
Вслед за личинками из трупного чрева ползли жуки и пауки, крупные, яркие, многочисленные настолько, что я подивилась, где их вообще в таком количестве насобирали, а ещё – как теперь отлавливать будут, не расползутся же они по всему парку! Правда, приглядевшись, заметила, что насекомые стекаются в желобки по краям прозекторского стола: то ли там намазано было чем привлекательным, то ли ещё что придумали.