* * *
С семейством Кнунянцев она рассталась в Вильно. Саркис Петрович, прощаясь, расплакался, горячо целовал ее руки, твердил, что графиня всегда может рассчитывать на его помощь, что теперь он ее верный раб до конца дней. Расчувствовавшийся Артур преподнес ей букет алых роз, неведомо как добытый им посреди зимы, и, начав торжественную прощальную речь, неожиданно всхлипнул. Голос его задрожал, Давидян пулей вылетел из комнаты и до самого отъезда не показывался на глаза предмету своего обожания, будучи не в силах видеть Полину в столь трагический для него час. Даже у угрюмого Арама покраснели глаза, и он с трудом сдерживался, чтобы не пустить слезу.
За него платье Полины оросили остальные члены семейства ростовщика. Сурпик мелко крестила их спасительницу и, что-то причитая на своем языке, желала счастливого пути, просила беречь себя. Гаянэ крепко обнимала новую подругу, умоляла не забывать ее, хоть изредка писать ей письма. Короче, прощание выдалось суетным и слезливым до невозможности. Оно растрогало Полину, которая, трясясь в экипаже, специально купленном для нее не желавшим слушать никаких возражений Кнунянцем, еще несколько часов не могла успокоиться и сосредоточиться на тех непростых задачах, что предстояло ей решить.
Для начала следовало отыскать Абросимова. Дело это не представлялось простым. В арсенале у Полины были лишь сведения о том, что в последнее время граф пребывал во Фландрии, да личное письмо ростовщика в банковский дом Лурье, в контору которого в Генте приходили письма на имя Дмитрия Константиновича. Кнунянц знал хозяина банка по финансовым делам и уверял, что послание, которое везла Полина, обладает поистине магической силой, откроет перед нею все двери и позволит воспользоваться любой помощью, которую только сможет предоставить контора Лурье. Полина, не сомневаясь в искренности Саркиса Петровича, была далеко не уверена, что в Генте ее примут с распростертыми объятьями и так уж рьяно возьмутся за решение ее проблем. Она оказалась права.
После двух недель весьма утомительного пути по дорогам Европы она прибыла в Западную Фландрию и принялась колесить по ней, тщетно пытаясь найти графа. Расспрашивала о нем недоверчиво глядевших на нее местных жителей, у которых не удалось узнать ничего, что могло бы навести на след Абросимова. Поняв, что, действуя подобным образом, она лишь напрасно теряет время, Полина решила все же обратиться в контору Лурье.
Прибыв в Гент, она, не останавливаясь в гостинице, направилась в отделение банковского дома, где была встречена холодно вежливым молодым клерком, возвышавшимся над полированной стойкой. Еще один служащий сидел за столом в углу и так углубился в бухгалтерские расчеты, что даже не поднял глаз на вошедшую.
– Желаете открыть у нас счет? – осведомился клерк по-нидерландски и тут же повторил свой вопрос по-французски.
– Нет, – ответила Полина.
– Тогда чем могу служить?
– Я разыскиваю своего мужа, графа Абросимова, являющегося клиентом вашего банка.
– Простите, мадам, но мы не разглашаем сведений о своих клиентах, вы должны нас понять.
– Понимаю, банковская тайна.
– Именно так, – чуть поклонился клерк.
– Но меня не интересуют деньги графа, я лишь хочу знать, где он сам, мне необходимо как можно скорее встретиться с ним.
– Еще раз прошу извинить, но ничем не можем вам помочь, – голос банковского служащего стал еще холоднее, а лицо еще непроницаемее.
Полина с раздражением подумала, что он со своею гордо вскинутой маленькой головой на тонкой шее похож на глупого индюка. Она поняла, что от этого надутого типа ей ничего не добиться, и тогда извлекла из сумочки свой последний и единственный козырь – послание Кнунянца.
– У меня письмо, адресованное лично старшему Лурье, я хотела бы вручить его.
Имя патрона, выведенное крупными буквами на конверте, явно смутило молодого клерка. Взгляд его потерял прежнюю самоуверенность. Он в нерешительности посмотрел на странную посетительницу и, заметно колеблясь, проговорил:
– Господина Лурье нет сейчас в Генте, он редко появляется здесь, предпочитая оставаться в банке дома в Лондоне. Но… Я могу провести вас к мсье Гольдману, младшему партнеру Лурье.
– Буду признательна.
Клерк дернул скрытую от глаз Полины ленту звонка и, когда на этот сигнал из-за задернутой портьерой двери за его спиной появился еще один служащий, в своей ледяной корректности неотличимый от первого, вышел из-за стойки и пригласил посетительницу следовать за собой. Он провел Полину коротким полутемным коридором, скрытым еще одной портьерой, к массивной дубовой двери. Попросив чуть подождать, он осторожно постучал и вошел в кабинет Гольдмана. Через полминуты он снова появился и пригласил Полину войти. Гольдман ждал гостью, стоя у двери.
– Добрый день, ваше сиятельство, – произнес он, склонив свое коротенькое туловище, которое венчала круглая лысеющая голова, в вежливом поклоне. – Чрезвычайно рад видеть вас. Позвольте представиться: Йозеф Гольдман. Я не только партнер и доверенное лицо господина Лурье, но и его племянник, поэтому можете изложить мне свое дело так, будто бы перед вами был он сам, – Гольдман сладко улыбнулся и продолжил: – Впрочем, негоже вести серьезный разговор стоя. Позвольте предложить вам сесть. Желаете кофе?
– Нет, спасибо, – коротко ответила Полина, занимая предложенное ей кресло.
Она подумала, что своей чуть суетливой услужливостью, мелкими частыми движениями и доходящей до приторности сладостью в голосе Гольдман напоминает ей Кнунянца.
– Итак, что привело вас ко мне? – спросил банкир, усаживаясь напротив.
Вместо ответа Полина протянула ему письмо Саркиса Петровича. Гольдман внимательно прочитал послание. Закончив, он поднял на гостью взгляд, полный еще большего умиления.
– Господин Кнунянц – очень достойный человек, – горячо уверил он Полину, словно пытаясь развеять ее сомнения в том, сколь замечательной личностью является ростовщик. – Мы не раз имели с ним дело, и, смею уверить, о более надежном партнере нельзя и мечтать. Он пишет, что многим обязан вам, что находится в неоплатном долгу перед вами…
– Я разыскиваю мужа, – перебила его Полина.
– Да, да, – закивал Гольдман. – Кнунянц пишет об этом, и Йохан, наш служащий, вы его видели, сказал мне…
– Вы можете помочь мне?
– Гм… Мы действительно получаем письма на имя графа и деньги, которые раз в месяц переводят в нашу контору с его счета в… Впрочем, это не столь важно… Да, мсье Абросимов – наш клиент, но… э-э…
– Банковская тайна?
– Да… То есть нет… Вернее, и это тоже…
– Господин Гольдман, вы можете выражаться яснее?
– О! Простите великодушно, я вовсе не собирался запутывать вас. Просто… Просто дело в том, что никто здесь не видел графа. С ним встречался мой дядя в Лондоне и то всего лишь один раз. Было договорено, что ежемесячно к нам за деньгами и письмами на имя их сиятельства будет приходить доверенное лицо мсье Абросимова, этому человеку мы по предъявлении письма графа с его подписью должны выдавать все, о чем говорилось. Нам никогда не был известен точный адрес их сиятельства, хотя первые полгода, что он жил во Фландрии, это не составляло большого секрета. За деньгами и письмами приезжал его управляющий Пит, со слов которого мы узнали, что мсье Абросимов живет в окрестностях города, в нескольких лье от Сент-Амантсберга. Но… Сейчас его там нет, а Пит больше не является к нам.
– И что же случилось? – порывисто спросила Полина, в голосе которой слышалось беспокойство.
– Толком никто ничего не знает. Даже полиция. Здесь об этом ходило много слухов. Темная история. Утром приходящая служанка обнаружила в доме связанного Пита, о котором я вам говорил, и труп неизвестного мужчины на полу. Она вызвала полицейских. Начальник криминальной полиции сказал мне – вы же понимаете интерес нашего банка к этому делу – так вот, он сообщил, что связан был не только Пит, там был еще один человек, которому удалось освободиться – на полу валялась веревка… Почему он не стал освобождать управляющего? Вот загадка. По-видимому, они не были заодно.
– А этого вашего Пита допросили?
– Разумеется. Но это ничего не дало. Он и месяц спустя был настолько перепуган, а ложь его была столь нелепа, что разобраться в чем-либо оказалось совершенно невозможно.
– И что же он все-таки сообщил?
– Говорит, что на дом напали разбойники, пока сам он сражался с ними, граф с детьми скрылись. Злоумышленники после долгой борьбы связали его, но их испугал шум на улице, и они убежали. По поводу второй веревки божится, что никого, кроме него, не связывали, просто у разбойников не получилось сделать это с первого раза. Сколько с ним ни бились, он упорно стоит на своем.
– Бред какой-то!
– Совершенно с вами согласен. Но надо сказать, что Пит никогда не отличался большим умом, а уж после пережитых потрясений… Правда, он всегда слыл честным малым и ни в чем предосудительном замечен не был. В доме ничего не пропало, как уверяет приходившая к графу служанка. Полиция махнула рукой и прекратила копаться в этом запутанном деле.
– Но… Граф… Ведь с ним могло… Он жив?
– В этом нет никаких сомнений. Больше месяца назад прибыл новый поверенный графа, мы его прежде не видели, и привез очередное письмо их сиятельства с просьбой выдать курьеру часть переведенных в нашу контору денег.
– Но его могли заставить написать это письмо!
– К моему прискорбию, мадам, я не всеведущ. Но хочу успокоить вас. У меня, правда, нет надежных доказательств, однако не думаю, что ваш супруг находится в руках злодеев. И человек, приезжавший к нам, выглядел отнюдь не как похититель. Кроме того, сам тон письма, то, как оно написано… Поверьте, тот род деятельности, которому я себя посвятил, требует осмотрительности, осторожности, даже, как вы понимаете, подозрительности… Нет, не думаю, что граф находится в неволе.
– Вы знаете, где он?
– К сожалению, нет. Граф с детьми покинул эти места. Вот все, что мне известно.
– Таким образом, вы не в силах помочь мне? Что ж, благодарю за этот разговор, я обязательно сообщу о нем господину Кнунянцу.