но Вы меня не замечали,
и Бог меня благословил
быть вечным узником печали.
Вам лёгкий флирт приятен был,
прикосновения украдкой,
Вы в пепел превращали пыл,
без шансов для надежды шаткой.
Я к Вам не приходил во снах
и не был в них мечтою тайной,
мы не летали в облаках
с кольцом на пальце обручальным.
Избрав себе удобный путь,
меня не стали брать в дорогу,
судьбу стараясь упрекнуть,
свели начало к эпилогу.
Не всем надеждам суждено
сбываться, если вас забыли,
что означает лишь одно,
то, что меня Вы не любили…
Который месяц молча пью…
Который месяц молча пью,
придя домой с работы,
пусть Бог простит мне боль мою,
зачтя былые льготы.
И Новый год – не новый год,
зима не хуже лета,
я без тебя, как корнеплод,
что без воды, и света.
Грызу надежду, как сухарь,
на нём ломая зубы,
не слышу жизни, как глухарь,
лишь вспомню твои губы.
Вся жизнь течёт наоборот,
когда тебя не вижу,
я без тебя любой исход,
приемля, ненавижу.
Перебираю день за днём
воспоминанья лета,
когда мы были лишь вдвоём
вопросом без ответа.
Не размазня и не слабак,
и не фанат рюмашек,
мне просто без тебя – никак,
как полю без ромашек.
Мне без тебя, как в полынью
сводить с судьбою счёты…
Который месяц молча пью,
придя домой с работы…
Отражение
До дней своих последних, до конца,
во сне меня ты будешь вспоминать
и, глядя на уставшего юнца,
меня невольно рядом представлять.
Смывая утром окончанье сна
и приводя себя в порядок в ванной,
ты вдруг поймёшь, что здесь ты не одна,
и улыбнёшься зеркалу чуть странно.
Взъерошишь чёлку, лоб свой обнажив,
вглядишься, будто важное забыла,
самой себе прошепчешь: «Был бы жив,
ах, как бы я опять тебя любила…»
Чужие
И губы, и руки, красивое тело,
которое ты от природы имела, –
Надоело!
И песни, которые мы уже спели,
и тонны поваренной соли, что съели, –
Надоели!
И нежность, которая слаще повидла,
слова, за которыми правды не видно, –
Обрыдло[2 - Обрыдло (ст. славянск) – надоело, опостылело, опротивело.]!
Признанья, которые мы говорили,
и клятвы, как гвозди которые вбили, –
Забыли!
И душ благородство, что в грош оценили,
и наши мечты, что в ломбард заложили, –
Сгнили!