Полный цикл мести

В ожидании кого-либо Дэш досконально изучил стены и архитектуру здания. Напротив массивных дверей, которые были, безусловно, заперты снаружи, располагался витраж с рыцарем. Стена, прилегающая к жилому помещению, была свободна от каких-либо икон. Они и не требовались. При постройке храма, образы почему-то рисовали прямо на стенах. И по прошествии времени они стали проявляться поверх свежей краски, что незамедлительно привело к появлению различных лжепророков, проповедующих как спасение, так и погибель. Но люди видели в проступивших образах скорее благую весть, нежели проклятие.

А вот у противоположной стены располагались гробы. Всего их было четыре, включая и тот, из которого выбрался Дэш. Все они были открыты и Дэш поддавшись любопытству подошел к первому из них. Он оказался не пустой, в нем лежал мужчина. Он был похож на отца, но только отец никогда не пользовался косметикой… И тут до Дэша дошло: это ЕГО ОТЕЦ! Он мертв, а над ним поработал криворукий визажист, исказив черты родного человека до неузнаваемости. Дэш машинально провел рукой по лицу и заметил, что на ней остался толстый слой грима. Холодом по телу пробежала мысль о том, что его тело подвергли тем же процедурам, что и любого покойника. А это значит, что ЕГО ТОЖЕ ПОДВЕРГЛИ БАЛЬЗАМИРОВАНИЮ, и в нем теперь плещется формалин.

Бесконечно долго Дэш простоял неподвижно осознавая ситуацию. Что его больше поразило? Тело отца? Процедура погребения? Но он жив, да и не испытывал никаких неудобств или болезненных ощущений. Может процедуру бальзамирования не проводили? А раз так, то может и его отец спит?

Дэш перегнулся в полной уверенности через гроб и дотронулся до сонной артерии. Пульса не было и не будет, сколько бы он не ждал. Он понял это едва коснувшись тела – оно было холодным. Но Дэш упорно отказывался в это верить.

– Пап… – прошептал он. В одном единственном слове эхом отразились любовь, скорбь, сожаление о не использованных возможностях, о не сказанных словах. Слезы катились по его щекам. Он хотел кричать, но из горла вырвался лишь хриплый стон отчаяния. Ничего не вернешь, ничего не исправишь…

Дэш осознал, что рыдает стоя на коленях, прижав руки к груди. Он захотел подняться, но ноги не слушались. Руки свело судорогой. При попытке ухватиться за стенку гроба боль в руках разрослась по телу и заставила осесть обратно на каменный пол. С огромным усилием он поднял голову, и не в силах более смотреть на гробы перед собой, повернулся в дальний угол. К своему ужасу он обнаружил еще два гроба, стоявшие в тени. Один из них был меньше остальных. И Дэш знал кто находится в них.

Дэш пятился к двери, карусель мыслей вращалась с бешеной скоростью. Одна мысль мелькала чаще остальных: «Я должен убраться отсюда! Не важно куда, не важно как. Переместиться во времени или пространстве». Стоило только уцепиться за эту мысль, как тело стало невесомым, все видимое пространство сжалось в одну далекую точку, и не было больше и боли, ни отчаяния. С облегчением Дэш понял, что теряет сознание.

«Пусть так. Лишь бы подальше отсюда!»

Его снова окутывает тьма. Но не привычная кромешная тьма, а то странное фиолетовое марево различных оттенков, что и в момент своего ужасного пробуждения. Только без кошмаров. И без забвения. Из тумана выплывают кресты и надгробия. Постепенно кладбище сменяется лесом. Различные места и пейзажи периодически являются Дэшу, то становясь четкими, то снова расплываясь. Сначала, Дэшу казалось, что он бредет сквозь толщу воды – медленно и неуклюже. А мир вокруг него, хоть и играет красками, но не позволяет зрению сфокусироваться на чем-то конкретном. Стоит присмотреться к предмету, как он тут же уплывает куда-то во тьму, оставляя после себя лишь блик на воде. Так было со всеми, кроме одной пары, шагающей вдоль дороги. Теперь Дэшу кажется, что он идет сквозь туман – идти стало легче, но видимость стала хуже. Туман как туман. Он скрывает все, кроме силуэта вдалеке, который словно подсвечивали фонариком с цветным светофильтром.

Туман начал потихоньку редеть и превращаться в дождь. Капли холодной воды вывели Дэша из транса. Он больше не был заперт с гробами в помещении старого храма. Он стоял возле огромных железных ворот, ведущих вглубь спортивного комплекса. Частично разрушенного, частично недостроенного. На воротах была цепь, но странная парочка каким-то образом умудрилась пройти сквозь них. Дэша захлестнуло сверхъестественное любопытство. Он стал обходить забор с целью найти какую-нибудь лазейку. Он должен добраться до них.

Ведомый потусторонней силой Дэш вскоре нашел отогнутые прутья в заборе, через которые он вполне мог протиснуться. Некогда ухоженный лесок, обрамляющий территорию комплекса, стал абсолютно диким и труднопроходимым. Деревья и кустарники полностью поглотили хоккейную коробку, Дэш с трудом заметил полусгнившие защитные бортики. Скорректировал свой маршрут и пройдя мимо ржавеющих турников, вышел на заросшее травой футбольное поле. Стоя возле западных ворот Дэш осмотрелся. За противоположными воротами разрастался лес. Справа возвышались руины трибун. Слева за теннисным кортом виднелось недостроенное здание бассейна. В проемах которого Дэш заметил странный огонек. Это не был огонь в привычном понимании, скорее он напоминал маяк испускающий потусторонний свет. Словно мотылек Дэш устремился к свету, не совсем отдавая отчет своим действиям. И только оказавшись на лестнице, он задумался о происходящем. Он вспомнил все, что видел и чувствовал последние несколько часов. Но ни пробуждение в гробу, ни тело отца не получили отклика в душе. Он должен был ужаснуться, но чувство, которое он испытал было больше похоже на недоумение.

Долгое время Дэш стоял, прислушиваясь к чувствам. Это было сравни тому, что вглядываться во тьму – не видно ровным счетом ничего, и только воображение рисует какие-то картины, не имеющие ничего общего с действительностью. Дэш помнил, что еще недавно им владели паника, ужас, отчаяние. А сейчас… ничего, только недоумение и любопытство.

Дэш стал слушать голос разума. Первоначальная гамма чувств, нахлынувшая на него при пробуждении, являла собой адекватную реакцию на случившееся. А сейчас полная апатия – это не естественно. Единственное, что пришло на ум – шок.

Дэш поднял голову наверх и снова увидел отблески странного света. Что не так с этими людьми? Почему Дэша к ним так ненормально влечет? Есть очевидный способ это узнать. Он набрал полную грудь воздуха и поднялся.

Никакого откровения не случилось. Просто молодая парочка, зажимающаяся в углу. Девчонка все время хихикает, а парень усердно пыхтит, стараясь ее поцеловать. Обычная мясная возня. Дэш даже слегка разочаровался.

– Ой! – послышался писк в углу.

Парень обернулся. Теперь Дэш смог его рассмотреть: это был высокий, подкаченный и довольно привлекательный молодой человек.

– Нравится подсматривать, урод? Так я тебе сейчас все покажу, – что-то Дэшу в нем не понравилось. Не явная злоба и угроза в словах. Что-то не так во взгляде.

Дэш был высокий и нескладный, словно вешалка на ножках. И хоть он был не силен, постоять за себя он умел. Самый простой способ избежать драки с противником – сделать шаг в сторону. Так Дэш и поступил. Кулак нацеленный в его лицо пролетел в пустоту, увлекая своего хозяина. Воспользовавшись передышкой Дэш рассмотрел девушку: ничего необычного – обычная серая мышка в сером тумане на фоне серой стены.

Дэш обернулся и столкнулся с парнем девушки лицом к лицу. Его внешность также не представляла интереса. Только глаза. Именно они излучали тот самый загадочный свет. Дэш пытался присмотреться повнимательнее, но тут же пропустил удар в лицо. Боли не было – только обида. От следующего удара Дэш увернулся и схватил нападавшего за горло. На мгновение Дэш ужаснулся своего поступка, но затем он заглянул в глаза противника. Воистину глаза – зеркало души.

В них отражается целый мир пороков и разврата. Дэш словно находится внутри этого мира. Он видит малые проступки и невинные шалости. Эти видения его не беспокоят, хоть Дэш и видит в них себя. Но в самых потаенных уголках этого развращенного мира его взору открываются садизм, изнасилования, убийства. Их не много, но чем глубже забирается Дэш, тем более жестокими и изощренными они становятся. А вместе с тем образы жертв, словно, обретают материальную оболочку и представляют уже не эфемерную, а реальную угрозу. Они клубятся возле Дэша, нашептывают ему, призывали к действию.

«…не… как …он… отпусти… нас… забудь… не стоит… остановить…»

Дэш не смог составить внятного предложения, равно как и понять, чего хотят призраки. Не иначе призыв к мести, но Дэш не готов. Не готов до тех пор, пока не видит последнее убийство. Жестокое убийство целой семьи. То, что видел Дэш до этого, вызывало только отвращение к той мерзости, что он держал за горло. Но то, что видит он сейчас, будит в нем звериную ярость. Он начинает терять контроль, готовясь исполнить волю призраков. Но в последнем шаге от непоправимого, он закрывает глаза и трясет головой отгоняя морок.

Дэш почувствовал неприятное покалывание в левом виске и открыл глаза. Перед ним все еще было лицо Мерзости. Только в глазах больше не было мистического света, только безумный страх. И дело было вовсе не в том, что Дэш держал его на вытянутой руке над пропастью. Дэш проследил за взглядом и увидел то, что именно вселило страх в его жертву.

Призраки вырвались из своего иллюзорного мира и уже кишели на дне бассейна, протягивая свои руки к жертве, зависшей над ними. Их становилось все больше, они испускали едва уловимое свечение. Некоторые окружили Дэша, некоторые его жертву. В воздухе были слышны призрачные призывы. Их смыл ускользал от Дэша, пока он не понял, что в этот раз они адресованы не ему. Полупрозрачные силуэты кружили над жертвой, просачивались сквозь тело, заглядывали в глаза. А под ними расстилалась тьма: ни бетона, ни земли, ничего больше не было под ними. Мерзость в руках Дэша продолжала шипеть и кряхтеть, но взгляд теперь сменился со страха на ненависть. В этот момент Дэш услышал над ухом знакомый голос: «…отпусти…» Прежде, чем Дэш успел, что-либо осознать, духи вспыхнули ярким светом и набросились на свою жертву, буквально вырвав из рук Дэша. Мерзость в человеческом обличии билась в агонии. Ей было страшно, она страдала – и это были невообразимые муки, не доступные этому миру. Каждый микрон мышц испытывал боль от вгоняемой под ноготь иглы. А природу того нестерпимо неприятного чувства, пронизывающего кости можно было сравнить с ощущением пережевывания ржавых бритвенных лезвий.

Призраки увлекали Мерзость в глубины тьмы. И чем глубже они спускались, тем уродливее они становились. Они превращались в гниющие разлагающиеся трупы – мертвецов, коими они и являлись. Дэш огляделся. Часть призраков кружила возле Дэша. Их вид оставался неизменным, и Дэш узнавал в них жертв мерзости. Казалось, они пытаются что-то сказать. Но их было слишком много, и Дэш защитился – закрыл свое сознание от них. Постепенно призраки рассеялись, оставив за собой лишь тело молодого парня на дне недостроенного бассейна.

Дэш стоял на краю глядя вниз, на растворяющуюся тьму. А дождь все смывал краски с окружающего пространства. Вскоре окружающий мир потерял для него интерес. И он ушел.

XVII

Форд, наконец-то, добрался до участка. Он только и успел снять плащ, прежде чем сесть, а точнее провалиться в преимущество отдельного кабинета – кресло. Сам кабинет Форда не выделялся среди других кабинетов. Стеллаж заставленный различной документацией, завядший цветок на подоконнике, скрипучий стул, стол, заваленный бумагами, старый дисковый телефон, небольшая настольная лампа и кресло. Не в бездушное офисное кресло, а в комфортабельное мебельное изделие со спинкой и мягкими подлокотниками. Кресло перекочевало со старого места службы, где выполняло те же функции – помогало отдохнуть умственно и физически и сконцентрироваться. Вот и сейчас, придав телу долгожданное состояние покоя, Форд начал разгонять свой подтормаживающий из-за болезни и антибиотиков мозг, чтобы вспомнить, где именно видел лицо бедолаги со дна бассейна. Теперь он был точно уверен, что ему не показалось – жертву он знал. И как назло, мысли сталкивались, разбредались, путались. И в итоге Форд поймал себя на том, что проваливается в сон и открыл глаза. Часы на столе сообщили, что лейтенант благополучно проспал не менее сорока минут. По доносившимся из-за двери звукам в отделе кипела если не работа, то бурная имитация, уж точно.

Совесть не заставила себя долго ждать. Не исключено, что именно лейтенант Форд, объясняя принципы работы и функции государственных служб по раскрытию преступлений утром у бассейна, послужил первоисточником напряженного рабочего процесса. А теперь благополучно спит в своем кабинете в разгар рабочего дня. Ощутив души растленье Форд откинулся на спинку кресла и закрыл глаза.

Беда в том, что совесть пришла не одна. С ней пришло чувство беспокойства – что-то явно было не так. Со временем до Форда дошло, что он слышит голоса, а точнее голос. Голос явно был женский, но слова не складывались в осмысленный текст. Это был салат из словосочетаний вроде: «я обещала» или «выборы мэра», кажется, было даже «у меня нет времени».

– Отлично! Галлюцинации. Пора завязывать с таблетками.

– Что?! – резкий вопль заставил лейтенанта открыть глаза.

Галлюцинация оказалась не только слуховая, но и зрительная. Возле стола свирепствовала Лайка. Лайкой прозвали отнюдь не собаку, а целого руководителя отдела по связям с общественностью. Целого, потому, что некоторые части тела были гордыми обладателями своего собственного прозвища. А собаку звали Лиза…

Прежде, чем мысли лейтенанта отправились в свободное плавание, он заметил в руках галлюцинаторного образа папку.

«Итак, либо мое подсознание хочет довести до меня какую-то вещь, связанную с делом. Либо Лайка действительно здесь», – подумал лейтенант и начал прислушиваться в надежде осознать происходящие. А образ руководителя отдела продолжал метаться по кабинету и бессвязно выкрикивать слова, а иногда и целые словосочетания, которые, к сожалению, ясности в происходящее не внесли. Окончательно убедившись в том, что у него галлюцинации, лейтенант сосредоточился на том, что именно пытается сообщить его подсознание.

Начать решил с самого образа руководителя отдела по связям с общественностью. Подсознание воссоздало образ с поразительной точностью.

Несмотря на прозвище, эта женщина с собакой не имела ничего общего. Будучи руководителем целого отдела по связям с общественностью женщина просто обязана следить за внешностью: модная стрижка, ухоженные ногти (в том числе и на ногах), разумное соотношение количества и качества косметики на лице. Лайка делала все вышеперечисленное, чтобы предстать перед журналистами во всей красе. По мнению Форда, все ее старания сходили на нет при весе свыше одного центнера. За особенное телосложение лейтенант прозвал ее «Боевая тумба». И вот, воинственный предмет мебели бушевал в кабинете. Ничего необычного, она, кажется, вообще не умела спокойно общаться с людьми. Разумеется, кроме случаев, когда необходимо пресмыкаться перед сильными мира сего или красоваться перед камерами. К слову о камерах, Лайка презирала научный прогресс, который, по ее мнению, являлся неопровержимым доказательством существования дьявола. Из всех изобретений человечества она освоила самое бестолковое – телефон. Причем освоила в совершенстве. Технология, призванная объединить людей, лишь отдалила их друг от друга, подарив возможность избавить себя от необходимости встречи с человеком по самой нелепой, порой даже мимолетной, причине. А в руках Лайки телефон превращался в орудие пыток, с которым она никогда не расставалась. Если она заявилась лично, значит дело действительно срочное и важное. Для нее.

Форд смотрел на подобную картину не первый раз. Собственно, лейтенант был рекордсменом по просмотру. За месяц с небольшим, что он здесь проработал, Лайка устраивала в его кабинете подобное шоу гораздо большее количество раз, чем за все время во всем здании.

Месяц назад Форд переступил порог участка расположенного в Городе Печали. Разумеется, на карте город обозначен иным именем. Никаких исторически значимых событий в городе не происходило. Инфраструктура, если еще не разваливалась, то уж точно трещала по швам. Да и погода не радовала – солнце появлялось на несколько часов не чаще раза в неделю. Население города едва ли превышало сто пятьдесят тысяч человек, так что, после пяти лет службы в крупнейшем городе региона, этот перевод можно считать ссылкой. Но Форд принял ссылку с облегчением по нескольким причинам.

Он презирал людей, их эгоизм, отношение друг к другу и лицемерие. Люди умудрились не просто отдалиться, а огородиться стеной друг от друга, забыв при этом, что именно единство позволило им выжить. Они презрели все нормы и правила! И умудряются гордиться этим! Разумеется, Форд избегал людей, а точнее они избегали его – он не скрывал своей неприязни к окружающим и люди отвечали ему взаимностью. И чем меньше людей встречал Форд, тем лучше себя чувствовал, а в городе-миллионнике избегать встреч с людьми не просто. Мегаполисы были ему в тягость. Форду повезло, во всем море лиц он встретил несколько настоящих живых людей, которые стали близки ему. Но счастье не вечно, и теперь на старом месте его ничто не держало. Все это привело к тому, что Форда ожидало либо служебное расследование с последующим заключением, либо перевод в другой город к черту на рога. Естественно, он выбрал второе.

Чтобы перевод не вызывал лишних вопросов Форда повысили в звании до лейтенанта. По прибытии, его встретил начальник участка. Состояние Форда не позволяло сконцентрироваться ни на чем кроме собственных проблем и обид, в результате, через день после зачисления в штат о своем начальнике он не мог сказать абсолютно ничего и называл его не иначе как Шеф.

Затем, на следующий день после официального приветствия, Шеф отправился в заслуженный отпуск. И тут на первый план вышла, если учесть формы – выплыла, словно раздувшийся труп по течению, Лайка. Каким образом руководитель отдела по связям с общественностью оказался у власти в участке, Форд первое время не понимал. После нескольких дней наблюдения за работой своих коллег все встало на места. Толковых сотрудников было немного. Самым известным из них был старший сержант по фамилии Мордехай. Будучи евреем, он вобрал в себя присущие его народу качества, как отрицательные – стремление выслужиться перед начальством и получить выгоду во всем, так и положительные – получить выгоду и выслужиться перед начальством. Собственно, именно на его место пришел Форд. Никто кроме Мордехая не обладал достаточными профессиональными навыками и авторитетом, чтобы можно было безболезненно восстать против диктатуры Лайки. Если не можешь победить – объединяйся. Так, Мордехай стал любимым любимцем Лайки. Ему доставались только те дела, раскрытие которых могло поспособствовать продвижению по службе или росту популярности. Его имя периодически мелькало на страницах газет и журналов, а лицо – на телевидении.

Вместе с его кабинетом, он получил все дела, которые вел Мордехай. По сути, все они были уже раскрыты, оставалось их только оформить и сдать в архив. Судя по всему, Мордехай испытывал те же трудности с бюрократией, что и Форд, только в большей степени. За два месяца Форд все же умудрился отправить все дела по папкам и отправить в архив.

Папка!

Все это время галлюцинация размахивала папкой с делом. И тут, лейтенант усомнился в нереальности происходящего. Буря в кабинете разрослась до стихийного бедствия регионального масштаба и начала двигать предметы. Значит, ненавистная Лайка действительно находится в кабинете и пытается освободить место на столе Форда, чтобы разместить на нем дело.

Лейтенант узнал папку по оранжевой бирке, которую сам же и наклеил. Мордехай принес ее пару дней назад. Идеальное дело. Банда отморозков сожгла дом вместе с семьей. Предполагается, что основной целью был отец семейства, так как он работал в администрации города, занимался сделками, связанными с недвижимостью. Точнее, всем, что связано с землей. По одной версии он был слишком честным и перешел дорогу не тому человеку. По другой – сам был связан с преступностью и стал жертвой бандитских разборок. Тем не менее, ни одна версия так и не поучила подтверждения. Несмотря на большое количество подозреваемых, подонков нашли менее чем за неделю. Ими оказались четверо мужчин в возрасте от сорока до пятидесяти лет. Один предстал перед дьяволом чуть раньше остальных, – скончался от ранений, полученных при задержании. Трое пошли под суд, но и они просуществовали недолго. Один свел счеты с жизнью в камере через несколько часов после вынесения приговора. Второй протянул несколько дней, прежде чем был убит заключенными во время бунта. Третий жив здоров, обитает в дурдоме. Он единственный, кто признал вину. Но сотрудничать со следствием наотрез отказался. Мотив преступления так и остался невыясненным.

Казалось бы, справедливость восторжествовала, но… Форд был уверен: не все так просто. А потому и придержал папочку у себя, а не сдал в архив, в надежде, что всплывут новые обстоятельства. По всей видимости дело, заключенное в папке с оранжевой наклейкой, представляло для Лайки особую важность. Лейтенант весь обратился в слух. Из беспорядочных воплей вычленить хоть какой-нибудь смысл было решительно невозможно. И вот, когда Форд уже отчаялся что-либо понять, а организм решил продолжить бороться с болезнью в спящем режиме, до его слуха донеслось:

– Это одно из дел, которым наш мэр уделил приоритетное значение…

– Вот оно что! – Форд хлопнул ладонью по столу. Резкий и неожиданный звук заставил Лайку отскочить к двери, но за секунду она взяла себя в руки и продолжила.