Жили-были старик со старухой…

– Да я ж ума не проложу, с какой стороны и подступиться-то к нему!

– Слышь, старая? – Старик едва говорил. – А Кузьмич-то… по ходу… всё возле революции где-то… шоркается!

Старуха не сдержав улыбку, отвернулась.

– Ну … – Кузьмич наконец отыскал ухо, почесал.

– Ты не нукай. – старик перестал кашлять. – Ты ж, монтёр!

Кузьмич кивнул головой:

– Монтёр, да. Так не телевизеров же, а путей.

Старик прищурился и мотнул головой в сторону старухи:

– Ты ж, старой примус чинил!

Кузьмич довольно улыбнулся:

– Примус чинил! Как-же, помню. Было дело!

– Он как починил, так мы тем примусом … – старуха вздохнула и громыхнув вёдрами пошла к дверям. – Только и пользуемся, ядрить-то. По пяти раз на дню! Монтёр хренов!

Дверь за старухой захлопнулась и изба вздрогнула.

– Чего это она? – Кузьмич перестал улыбаться и взглянул на старика.

Тот покачал головой:

– Эх, Кузьмич… Он же нам в тот же вечер чуть всю хату не спалил. Старуха без бровей да ресниц осталася.

– Вот оно как … – протянул Кузьмич и тяжело вздохнул. – Етить то ту… Ну, извиняйте. – тут он снова разулыбался. – Так коли не сгорела, отметить надо!

Старик опасливо посмотрел на дверь:

– У тебя чего, с собой, что ль?

– А то! – Кузьмич подмигнул и вытащил из-под рубахи чекушку. – У меня ж, еже ли у сердца не плещется, так оно и не стучится вроде. Твоя-то до колодцу?

– Ну.

– Тады не жмёмся. Успеем. – Кузьмич протянул чекушку.

Старик ещё раз глянул на дверь и быстро выпил половину.

– На-ка. – Кузьмич протянул конфету. – Что б не воняло.

Старик передёрнулся и закусил, а Кузьмич припал к бутылке.

– Это чего? – он допил и кивнул на лежащий шнур под плазмой.

– Где? – не понял старик.

– Ох, тетёрки. – Кузьмич встал, подошёл к шнуру и воткнул тот в розетку.

– Ах ты ж, господи! – старик взял со стола пульт, приблизил его к самым глазам, нашёл кнопку.

Телевизор ожил и засветился.

– “ … а стоит сурикатам остаться одним, они тут-же начинают волноваться и вытягиваться во весь рост, пытаясь рассмотреть вдали своё будущее.» – донеслось из плазмы.

– Чего рассмотреть? – у дверей стояла старуха.

– Будущее своё. – усмехнулся Кузьмич.

– Ты чего же? – старуха поставила вёдра на пол. – Ужель починить сумевши?

– Ну дык! – Кузьмич развёл сухими руками. – То ж не примус.

Старуха покачала головой и плеснула из ведра в рукомойник:

– Думала, на старости уж ничему не подивлюсь. – она подошла к плазме и любовно погладила экран. – Глянь-ка, как живые.

Кузьмич сел за стол. – Ну чего? Так и будем сидеть, на сурикатов таращиться? Или я не заслужил?

Старуха оторвалась от экрана и взглянула на старика:

– Ну, чего сел пнём-то? Знаешь же где. Ставь на стол, уважить надо монтёра-то.

– А! – встрепенулся старик. – Так то я мигом! – он вскочил и поспешно захромал к комоду.

Старуха вынула из-под лавки банку с соленьями. Вскрыла. Достала стопки.

Кузьмич чувствовал себя барином. Откинувшись на спинку стула, он достал папироску, задымил и прищурившись уставился в окно.

Где-то вдали он старался рассмотреть своё будущее…

ГЛАВА 6

Подсолнух

– Это чегой-то?

– Где? – старуха недовольно посмотрела на деда.

– Да вот, лежит. – старик ткнул корявым пальцем в стол.

– Вот тя вошь-то съедает. Да тут овощи лежат! Ты про что?