Фоторужье

Я заорал:

– Ты злая! Шея, потрогай шею! Ниже, плечи, они рваные! Лечи, дура ты маленькая! Из-за тебя связки все порвал!

– Ты чего, любимый? Что ты с собой делал, идиот ты?!

Я мычал и сучил ногами.

– Как больно. Тварь ты тупорылая, это из-за тебя. Я порвал связку, мырка ты ебаная!

– Ну зачем ты лизал ноги этой… какой-то конченой проститутке? Зачем ты это делал? Ты кто – просто хуй на ножках? Почему ты это делал? Почему было не подождать!

Она ударила меня несколько раз, сидя на спине, как в седле. Было очень больно, но плевать, лучше уж так, чем никак.

– Да потому что я тогда не был с тобой знаком! Не было меня, считай! Призраком был.

Я взял зубами какой-то предмет. Не важно, наверное, игрушка, с которой ебался кот организаторши сегодняшних чтений. Будь я без Леты – и ей бы присунул, это как пить дать, я узнаю своих по первому жесту. Простые святые бляди скромных способностей, видевшие 100+ мужиков, – они дают тебе энергию жить, продлевают здоровье на несколько лет, мне с такими необходим периодический обмен бациллой. Маленькая баба (Лета-а!) же не ведала своей силы и могла меня уничтожить. Лежал лицом в пол, а она сейчас должна была освоить потаенную медицину. Эта процедура была очень болезненная.

– Поворачивай вспять, – сказал я.

Вернее, хотел это сказать, но сказал:

– А-аваячайявпат-т-т-т.

Лета трогала меня, и я знал, что у нее получится. Нет, я не знал, но верил, что только с ней это в принципе возможно. Я видел, как поезда задерживаются на вокзале, чтобы она успела в них запрыгнуть. Я нюхал ее, когда она злилась, и наблюдал вагинальные выделения в эти страшные моменты. Она была и впрямь как мертвая, как река покойников. А в следующую секунду она превращалась в прекрасный цветок, и ветер вслед за запахом помойки приносил аромат чистого берега Средиземного моря. Люди интуитивно боялись перечить ей, ее воля подчиняла мир, дорисовывала или уродовала. Для нее я нащупывал верлибры, которые помогали цветам не завянуть без воды или спасали людей от похмелья. Лета подплыла ко мне в Черном море и поссала мне на ногу под водой ровно через год после того, как жена отказала мне в таком подарке на день рождения.

Лета попала пальцем в то место, где я порвался, воюя со стенкой.

– Жопа ты с волосами! Говно раздавленное! – завопил я.

Через минуту я был невредим.

– Как это случилось? – спросила она.

– А то ты не знаешь? Давай спать.

– Ты мухлюешь.

– Нет. Давай спать.

– Мы и так во сне. – Она повалилась, как от хлороформа.

– Вот и спи.

Сам я спать не мог. Сидел над Летой: ребеночек после горьких слез и криков. Будто ничего не было. А мне теперь несколько дней не спать, пытаясь замедлиться и сжать покадровую память в глубинное понимание природы вещей.

Хуя замахнулся!

Я ходил по квартире, мычал басовую ноту. Кот шарахался по углам. Лета свернулась как младенчик, а я не мог лечь рядом, так хорошо она спала, дура психованная. Я любил ее, но не во всю силу, я не был готов принадлежать маленькой девочке с замашками монстра. Она чувствовала, что я всего лишь аферист-полукровка. Рано или поздно ее гнев обратится против меня на все сто процентов. На полу валялась калимба, я уселся над своей бабенкой и забренчал примитивную песенку, замедляя скорость ударов в минуту, успокаивая сердце в ожидании нового дня и еще одного маленького безумного приключения.

3. Прогресс и кал

Хорошо было вечером и ночью с Ж., до некоего момента. Обнимались, закидывали друг на друга ноги-руки, говорили ласковые вещи, что говорят только в первые дни после полного приключений запоя. Похоть и страсть в этих отходняках открывают новые границы, а звон нежности обретает глубину и полифонию. Смотрели сериал «Клан Сопрано», плакали и смеялись. Все не мог надышаться ее кожей, ощупывал волосы и спрятанные в них уши. Но позже, когда уже отложили ноутбук и укутались в одеяло, Ж. напомнила:

– Ты завтра установишь фотошоп. На свой ноутбук. Ты не забыл?

– Не забыл. Пункт номер три. После поликлиники и массажа, аккурат перед встречей с Тиссераном. Я обязательно постараюсь… Или, может, давай возьмем оба ноутбука? Они же не такие тяжелые.

– Ты меня дрочишь за каждую лишнюю вещь! Берем только самое необходимое! Ноешь из-за своих коленей, и тут мы берем еще один ноутбук? Не видишь тут противоречия, а?

Ж. вдруг начала плакать:

Как так можно, я же тебя выхаживала, делала афиши и рисунки, пыталась есть по твоей диете, покорила самую красивую промоутершу в мире, с тобой соблазнила ее, а ты мне фотошоп этот идиотский не можешь поставить, вносишь его в список после встречи с Тиссераном, с которым вообще встречаться не надо по большому счету!

– Да хорошо, хорошо, хорошо! Тем более перед встречей с ним! Ты все переврала!

– Да ты так говоришь об этом.

– Хорошо, хорошо, хорошо!

Залез в ночи с ногами на табурет. Закурил сигарету, оставшуюся от гостей. От страха трясло, реальность ходила кругами, бесы ночи веселились во тьме. Паническая атака на четверку по десятибалльной шкале. Ладно, вспомнить бы, какая иконка – торрент-клиент, открыть «эпсторрент» в браузере (наверняка даже сохранен в закладках), найти версию, совместимую с macbook air 2020 на чипе m1, прочесть инструкцию и следовать ей. Простейшее дело, когда ты в форме.

Комната шептала, что фотошоп все равно не встанет. Предметы интерьера: старые стулья, картины и фотографии на стенах, шторы и расстроенное пианино – недоумевали над процессом установки среди ночи.

Треть сигареты, затошнило, Ж. встала рядом, чтобы докурить бычок. Пустая форма «прогресс» начала наполняться цифровой жизнью. Пошло-поехало.

За шесть минут установки футболка промокла насквозь. Выбритая макушка нагрелась и, остывая, мерзла в луже липкого страха. Выключил ноутбук. А вдруг он не включится?

– Чего мы ждем?

– Хочу дать ему отдышаться.

Прости нас, идиотов, дорогой властелин мира, – открыл крышку, запустил ноутбук. Вот оно, надкусанное яблоко, вот он, фотошоп, создал проект, закинул фотку.

– Ну все, работает же?

– Прости меня за мой страх.

– Это ты меня прости, что заставила!

– А с чего это она самая красивая в мире? Это ведь ты.

Ополоснулся. Легли на пол, почему-то так решили той ночью. Ну прости, и ты прости, прости, и ты прости, прости, ладно, еще раз прости. Мне же в больничку завтра, волнуюсь.

Последнее, что Ж. пробормотала:

– А мне уже снится дурацкий сон, что мы снимаем кино, как сын Байдена приехал учиться в русскую школу. Ой, он уже умер.

На этих словах и сам умер.