– Иди и стой вон там, третья дверь. Выйдет оттуда баба, тогда заходи! – распорядился часовой и снова встал у столика.
На двери апартаментов № 22 была кнопками прикреплена рукописная табличка «тов. Вихман», без указания должности.
«Хуже нет – ждать и догонять» – вспомнилась бабушкина поговорка минут через двадцать бездумного стояния. Однако все когда-нибудь кончается, дверь открылась, и знакомый женский голос произнес: «Ордынцев, зайдите!»
В кабинете было накурено, сквозь дым просматривалось богатое убранство: картины на стенах, бронзовые статуэтки на подставках, дорогой стол, мраморный камин и стеллажи с книгами.
В кожаном кресле сидел звероподобный чернявый мужчина, маленького роста, но очень уж какой-то широкий. Гимнастерка дорогого сукна без погон плотно обтягивала его рыхловатую фигуру. На груди – яркий эмалированным знак, изображающий красную пентаграмму на белом фоне. «Орден, наверное» – рассеянно подумал Николай.
Диковатость вида нового хозяина кабинета усугублялась всклокоченной прической и маленькими усиками, точащими щеточками в разные стороны. Немного левее стола, вполоборота к входу сидела Анастасия и курила папиросу, неизвестно какую по счету.
– Мы, Ордынцев, просим у Вас прощения за долгое ожидание, – с некоторой иронией произнесла женщина, – решали вот, что же с Вами делать…
Сидящий в кресле мужчина неспешно поднял глаза от каких-то бумаг, разложенных перед ним, посмотрел несколько секунд прямо в переносицу Николая, но так ничего и не сказал. Голова его вновь опустилась к столу, почти полностью скрывшему его массивную фигуру.
– Знакомьтесь, – это товарищ Вихман, – указала на мужчину Анастасия, – а меня Вы знаете.
Ордынцев кивнул. Он не знал, как здороваться с этим колобком. Впрочем, табличка «Осторожно, тиф! Рукопожатия отменяются!», стоящая на столе, подсказала ему, что больше делать ничего не нужно.
– Ну что, Михаил? Мы все решили? – обратилась Анастасия к Вихману. Тот в ответ вздохнул, нехотя оторвался от своих бумаг, опять посмотрел нехорошим взглядом на Николая, потянулся, зевнул, и выдавил из себя:
– Ще с тобой будешь делать? Давай, бери, только под твою ответственность! Я умываю руки.
– Так, Ордынцев, пошли отсюда, – как-то смешливо проговорила Анастасия, и, взяв Колю под локоть, вытолкала его из кабинета. На лестничной площадке часовой, увидев ее, вытянулся, как мог ровнее, хотя это у него получилось не очень хорошо. Спустились на второй этаж, зашли в кабинет № 18. Здесь табличка на двери гласила: «Нарыжная А.А., заместитель председателя ОдГубЧК». Обстановка примерно такая же, как у Вихмана, только комната поменьше.
– Садись, Коля! – пригласила Анастасия, указав на кожаное кресло.
– Что с моими друзьями, Настя? – эта мысль не давала покоя Николаю, и первым ничего другого он спросить не мог.
– Забудь о них! Ты теперь думай, как самому живым остаться! – холодно приказала ему хозяйка кабинета.
Ордынцев молча склонил голову.
– Ты даже не представляешь себе, чего мне стоило… Да тебя расстреляли бы еще вчера! – Анастасия вновь достала папиросу.
– Значит так: с этого момента ты делаешь то, что я скажу. И не думай, что наше с тобой давнее знакомство имеет очень уж большое значение. Тут другое. В городе разгул бандитизма, а наша рабоче-крестьянская милиция, увы, представляет собой очень жалкое зрелище: много бывших уголовников, а чекисты, работавшие в подполье, часто обязаны бандитам. Те их укрывали, прятали на своих хазах и малинах, и теперь считают себя вправе рассчитывать на поблажки… По городу вечером ходить невозможно. А газеты почитай!
Николай взял со стола «Одесский вестник».
Первое объявление:
Т.Вора укравш. в очереди жилищн. ком. 12 мая удостов. воинск. нач., сахар. карточ., ломб.кв. и др. вернуть мне за вознагр. по адресу: Базарная, 16, кв. 8, сохраню тайну.
И следующее:
Утерян документ на имя Савелия Андреевича Федотова и 4050 р. денег. Деньги прошу остав. у себя, а документ прошу возврат. Сп-Роман, Золотарева ул, 36.
Прочел, развел руками:
– А что же тут можно сделать? Воруют-с!
– Не только, Коленька, воруют. Собственно, жизнью своей ты обязан смерти одного из наших товарищей. Убили чекиста, беззаветного товарища. Пережил австрийскую оккупацию, интервенцию, деникинщину, директорию, гайдамаков. И вот сейчас, когда в городе наша, советская власть, погиб от рук бандитов.
Искать убийц некому, я предложила привлечь к этому делу тебя. Тяжело мне было отстоять свое мнение. Вихман был против, только Калистрат Григорьевич, председатель ЧК, поддержал меня – погибший был его другом. Я не спрашиваю тебя, согласен ли ты работать. Бери сейчас же бумаги по этому делу, садись и думай. Комнату мы тебе выделим. Что надо – спрашивай. Всё.
Они вышли в коридор. Тут уже повесили доску объявлений. На ней был кнопками прикреплен листок с машинописным текстом:
Приказ № 2
§ 1 – Запрещаю всем сотрудникам являться на службу с раскрашенными лицами и подведёнными глазами.
§ 2 – Мною замечено, что сотрудники ОГЧК очень часто ходатайствуют за арестованных. Напоминаю, что такие явления недопустимы и сотрудники, ходатайствующие за каких-либо арестованных, будут мной привлекаться к ответственности.
§ 3 – Предупреждаю, что в случае появления сотрудников в нетрезвом виде, таковые будут осуждены без суда на два года принудительных работ.
§ 4 – Отмечено, что при замене караулов пропадают электрические лампочки. Предлагаю, начальникам караулов принимать и сдавать лампочки по счёту.
Председатель ОдГубЧК тов. Калениченко (http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A1%D0%B0%D0%B4%D0%B6%D0%B0%D1%8F,_%D0%9A%D0%B0%D0%BB%D0%B8%D1%81%D1%82%D1%80%D0%B0%D1%82_%D0%93%D1%80%D0%B8%D0%B3%D0%BE%D1%80%D1%8C%D0%B5%D0%B2%D0%B8%D1%87)
Да-а-а… – только и подумал Ордынцев.
III
21 июня 1919 года. Новые знакомства
Папка была обычной, картонной, с замазанным чернилами двуглавым орлом и от руки, кривовато выведенной надписью сверху: «ОдГубЧК».
Первым был подшит листок с донесением:
«Предсидателю ЧК тов. Калениченке
Абнаружин мертвый труп тов. Нутелиса в падваротни дома 7 по Малой Арнаутской улици. Теплый ищо. Застреленный с нагана или ружжа нипонятно. Было десять вечира. Денёг револьверта мандату нету.
Уполномочиный Дробенко Остап.
18 июня 1919 г.»
Почерк недвусмысленно намекал на нечеловеческие усилия, с которыми писался этот документ. Прилагался также незатейливо составленный план подворотни, графически привязанный, впрочем, ко двору и улице, с нарисованным человечком с раскинутыми ручками и ножками, что говорило в пользу наличия некоторой природной смекалки у товарища Дробенко.
Из следующего документа становилось ясно, что председатель ОдГубЧК тов. Калениченко Калистрат Григорьевич постановил начать уголовное дело по факту насильственной смерти своего заместителя, Нутелиса Соломона Шмулевича.
Далее прилагались протоколы допросов жильцов дома № 7. Из них выходило, что никто ничего не видел, только двое слышали выстрел, но сейчас в Одессе это – даже не шум, а так…
На всякий случай троих жильцов арестовали. У них был подозрительный вид.
Больше в папке не было ничего.
Ордынцев отправился к Анастасии, но ее в кабинете не застал. Возвращаясь к себе в маленькую комнатушку, выделенную ему для работы, он вдруг столкнулся нос к носу с Вихманом.