– Ну?
– Что – ну? Ну видал! И они меня видали!
– А чё не сказали?
– Да вы не опасайтесь, просто и они нам могут понадобиться, как…
– Сорокин, Михаил Капитонович?
– Он самый! – Мироныч отвернулся. – Я бы и сам его повидал, он-то небось, чего с японцами делается, хорошо знает, вам бы эта информация ох как пригодилась! А мелочушка наша – как я, так они – мирные вполне людишки, им зарплату давали, они и топали, их… Да пусть их, а? Фёдорыч!
– Ладно! Пусть! Пока! – сказал Степан и подумал: «Ими для опознания потом можно будет воспользоваться!» – А где его можно было бы поискать? – спросил он про Сорокина и посмотрел на Мироныча.
Они поехали в конец Маньчжурского проспекта, но квартира Сорокина была заперта. Ванятка открыл её, но там не оказалось свежих следов пребывания хозяина. Они приехали на квартиру Родзаевского, и там было пусто. Мироныч провез их по нескольким «кукушкам», но и они были пусты.
– Значит, смекаю я, Сорокин несколько дней уже никем не руководит… Думаю, что, наверное, ховается он, как было иной раз, в китайском Фуцзядяне, недалеко от того места, где вы меня держали. Есть там несколько улиц, весёлых, и не то чтобы он был до баб очень охоч, но знает он его как свои пять пальцев, а затеряться там – проще простого.
Через двадцать минут они медленно ехали вдоль обочины центральной улицы Фуцзядяня Наньсиньдао. Когда подъехали к её пересечению с Четырнадцатой, Мироныч, навострившись, промычал:
– А отсюда надо бы пешочком!
Они вышли из машины и пошли по проезжей части. Впереди шёл и «нюхал» Мироныч. Он шёл быстрым скользящим шагом, отворачивая от середины улицы то вправо, то влево, иногда заглядывал в переулки. Он бесцеремонно расталкивал китайцев так, что Степану хотелось перед каждым извиниться, толкал дышла повозок, стоящих иногда поперек дороги…
«Ну щас он от кого-нибудь получит…» – невольно думал Степан, наблюдая сзади за стариком, но китайцы старались пропустить их и расступались с улыбкой.
– На Четырнадцатой пусто, Фёдорыч. Давай на Пятнадцатую!
На Пятнадцатой было то же самое.
– Ты обрати внимание, Фёдорыч! Ни одного японца, оптовика, что закупались здесь для ресторанов и магазинов… А? Видать, наклали в штаны, да глаз-то и не кажут! А? Фёдорыч! А китайцы так и лыбятся, знают, что скоро вы тут будете…
Степан кивнул.
– Всё, здесь тоже пусто! Давай на Шестнадцатую!
На Шестнадцатую они вывернули у заведения мадам Чуриковой.
– Тут давай повнимательнее!
«Чёрт! – вдруг вспомнил Степан. – А ведь китайцы говорили об этом заведении и о его госте, как это я упустил из виду? Но ведь за ним-то мы не ходили!»
Шестнадцатая была свободнее, на ней стена к стене стояли публичные дома, время было неурочное, обычно интересующиеся услугами заведений появлялись здесь тогда, когда на Пристани закрывались рестораны.
Мироныч шёл не оглядываясь. Он взошёл на крыльцо под красным фонарём, дёрнул дверь и подозвал Ванятку. Тот быстро открыл и сразу отпрянул.
– Что там?
Ванятка стоял в шаге от открытой двери и зажимал пальцами нос.
Степан понюхал, из двери тяжело пахло гнилым.
– Да, щас бы противогаз не помешал. – Он закрылся носовым платком и вошёл. В помещении запах стоял повсеместно и равномерно. Мироныч, будто не чувствуя его, почему-то сразу стал подниматься по широкой центральной лестнице, устланной толстой синей ковровой дорожкой. Он шёл не оглядываясь. Степан устремился за ним, потом оглянулся на Ванятку, у того никогда не было носового платка, он семенил, закрыв нос и рот шляпой, – не зря Саньгэ выдал, как знал, что пригодится, – поэтому ему дышалось плохо вдвойне.
Мироныч поднялся по лестнице, повёл носом и пошёл к одной из открытых на этаже дверей. Это была дверь в сервировочную. Степан заглянул туда через плечо Мироныча и увидел, что на столе валяются остатки еды, а на полу лежит наполовину вытекшая бутылка водки. Мироныч вышел из сервировочной и повернул налево. Он дошёл до последней двери, там оказался кабинет с письменным столом и сейфом, ящики стола были выдвинуты, дверь сейфа открыта, и было видно, что и там и здесь все пусто, а на полу валяются какие-то бумаги.
– Нет, это не здесь! – сказал он и пошёл по коридору направо в другой конец. Он шёл, толкал двери справа и слева и только заглядывал. Он толкнул последнюю дверь справа. Степан вошёл вслед за ним и отпрянул. На полу головой в камине лежал человек, Мироныч уже сидел рядом с телом на корточках. Человек лежал ничком.
– Это не Сорокин, – сказал он. – Этого я не знаю!
– Можешь его перевернуть? – с трудом сдерживая тошноту и прикрывая рот платком, попросил Степан.
– Могу, отчего же не могу! – Он перевернул труп. – Нет, так ничего не понять… надо накрыть его чем-то, чтобы не смердел, плотным, жаль нет брезента… Только окна открывать нельзя, воронья и чаек налетит, клевать…
Степан вглядывался в чёрную, обожжённую голову без волос.
– Войти невозможно…
– А ваши придут, у них чё, противогазов не будет?
– И то правда!
Мироныч вглядывался в обезображенное лицо.
– Кажись, я догадываюсь, кто это…
Он не успел договорить, как послышались торопливые шаги в коридоре, и в кабинет вбежал Ванятка.
– Там в саду кто-то есть! – просвистел он шёпотом.
– Где?
– Тама! – сказал Ванятка и махнул рукой в сторону окна.
– Кто?
– Я видел из окна, за кустами…
– Пойдем, покажешь!
Степан и Ванятка подошли к окну, и Степан отодвинул штору:
– Где?
– Вон, в дальнем углу, за кустами, отсюда не видно, а с первого этажа видно!
Степан услышал за спиной дыхание Мироныча, тот встал на цыпочки и пытался заглянуть через плечо Соловьёва.
– Я его узнал!