Оценить:
 Рейтинг: 0

Сексуальность в цивилизации: социогенез сексуальности

Жанр
Год написания книги
2015
<< 1 ... 4 5 6 7 8 9 10 >>
На страницу:
8 из 10
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

Однако специфика быта предполагала отличие образа жизни одних от других. Одни оставляли дома своих жен (достаточно вспомнить Пенелопу, которой, по мнению ряда исследователей, принадлежит изобретение фаллоимитаторов) и вынуждены были уходить в многомесячные походы; другие (холостяки) годами были вынуждены пользоваться «услугами» захваченных в битвах наложниц, не имея возможности создать свой семейный очаг; третьи предпочитали аномальные половые отношения.

В городах и крепостях в мирное время люди могли жить регулярной сексуальной жизнью, в любое время и любым доступным способом удовлетворять своё желание. А задачи сохранения армии и поддержания в войсках высокого боевого духа требовали определенных институциональных мер для военных, выполнение которых должно было выразиться в изменении сексуальной культуры.

Среди этих мер – появление полового лицемерия, которое позволяло не называть половые проблемы своими именами; двойной стандарт и мизогиния (женоненавистничество), пропитавшие неуважением к женщинам побежденного врага и оправдывавшие их повальное изнасилование. Среди варваров и рабов, составлявших большинство в войске, половые отношения были отнюдь не галантными и обходительными. Их грубость и жестокость подтверждают проявления сексуальных обычаев шумерских, аккадских, индийских, персидских, греческих, римских воинов.

Возможность пленения наложниц, изнасилования побежденных требовали определенного контроля со стороны старших по званию и должности – иначе командирам и начальникам, руководившим боевыми действиями и претендовавшим на большую и лучшую часть добычи, могло достаться не все, чего им хотелось бы. Кроме того, пресыщенное и увязшее в похоти войско не в состоянии было выполнить возложенную на армию миссию. В результате сексуальная культура обогатилась своего рода регламентацией сексуального поведения: например, «три дня и три ночи в поверженном городе», «командиру – первую чарку и первую „палку“», отказ от присутствующих в обозе женщин, наказания за гомосексуальные контакты.

Характерные особенности сексуальной культуры: аскетизм, воинская служба в репродуктивном возрасте, призыв в войска на пике гиперсексуальности мужчин, ведение боевых действий в гомогендерных подразделениях, – становились социальной нормой у большинства воюющих народов.

Сексуальная культура дифференцировалась и по социальному статусу, половые взаимоотношения патрициев отличались от таковых в плебейской среде. Но на это потребовалось время. Например, распутство, сексуальное насилие и девиации, свойственные всем армиям древности, со временем были ограничены для военноначальников, сохраняя послабления для солдатских масс.

Так, казаки прославляли «вольницу» и участвовали в народных гуляниях, где гедонистические проявления в сексуальных взаимоотношениях особо почитались. Народные обычаи допускали изрядную вольность в обращении полов и свои меры регулирования нравственности. У донских казаков супруг, которому почему-то не нравилось поведение супруги, выводил ее на общественную сходку, ставил посреди круга перед атаманом и всем обществом и объявлял во всеуслышание, что жена его больше не устраивает. После этого муж оборачивал жену кнутом и объявлял ее свободною в «силу супружеской власти». Брошенную таким образом женщину каждый стоявший на сходке мужчина имел право схватить, и она должна была беспрекословно считаться женою схватившего ее, который брал ее на свои заботы и попечения иногда только до следующей сходки.

В семьях допетровских времен по оценке современников отношения супругов по большей части оставались холодными, так как богатые и знатные женились на девушках, которых никогда не видали, а потом, занятые службой, вынуждены были оставлять их, предаваясь распутству на стороне.

Запретительно-репрессивный период

В запретительно-репрессивный период сексуальные отношения между людьми подверглись жесткой регламентации в связи с возросшим влиянием Церкви, закрепившей гендерное неравенство мужчин и женщин. Жесткое влияние светских и религиозных установок на сексуальное поведение осуществлялось практически во всех мировых сообществах по мере развития и изменения доминирующей половой морали в соответствующих сексуальных культурах.

Антифаллические культуры были характерны для Европы с 16 до 19 веков. В период Реформации и Контрреформации старые привычки изменились, и на сексуальность было наложено строгое табу. Рисунки гениталий или обнаженной натуры были закрашены или спрятаны под фиговыми листками. Только лишь в «научных» работах допускались изображения пениса. Антифаллическая тенденция усилилась после публикации в Англии в 1715 году брошюры, названной «Онанизм, или ужасный грех самоосквернения и страшные последствия его». В ней рассматривались 3 идеи – «страшный грех», «ненормальная практика» и «страшные последствия». Брошюра оказывала влияние на мораль общества вплоть до 20 века. Так же в 1758 году была выпущена публикация доктора Tissot «Онанизм или исследование психических и физических влияний мастурбации». Основная цель Tissot была не столько привить молодым людям покаяние и страх, сколько развить новые взгляды на профилактику этого «порока». С того времени мальчиков не оставляли надолго одних, когда они ложились спать руки их должны были быть на одеяле для предотвращения мастурбации. Изображение гениталий было запрещено, изредка они проскакивали в произведениях сатирического характера Jaques Callot (1592—1635) иллюстрировавшего похождения Пантагрюэля.

С Французской Революцией, принесшей определенную свободу, произошло некоторое послабление репрессивной морали, однако культ фаппоса был безвозвратно утрачен. В настоящее время культурологи заново открывают для себя огромный пласт мировой культуры, содержащий фаллическую символику. Отголоски этих традиций находят в современных оздоровительных ритуалах, например, стрикинге – беге нагишом.

С философской точки зрения трудно вообразить себе такую силу, которая могла заставить общество перевернуть исторические страницы гедонизма и фаллической культуры, но такую силу реально воплотила религия. Канадские психологи Азим Шарифф и Ара Норензаян (A. Shariff, A. Norenzayan) из Университета Британской Колумбии в ходе своих экспериментов сумели показать, что упоминания о боге действительно способствуют единению людей и проявлению великодушия и альтруизма. В новой работе исследуется связь мыслей о высших началах, которые, по мнению верующих, управляют этим миром, с социальным поведением, продиктованным благородными побуждениями, а также с сотрудничеством с другими «великодушными незнакомцами».

Примечательно, что обнаруженный эффект наблюдался вне зависимости от того, считал ли себя испытуемый верующим или же нет. К тому же напоминание о существовании «светских ценностей» (гражданской ответственности) точно так же способствует возникновению подсознательного желания сотрудничать и проявлять великодушие.

Эксперименты проводились с сентября 2005-го по июль 2006 года. В них приняли участие в общей сложности 125 добровольцев. Исследование было основано на методике прайминга (priming, от английского глагола to prime – инструктировать заранее, давать предшествующую установку), используемой биологами, психологами и социологами, чтобы выявлять характеристики социальных тенденций, извлекая из человеческого сознания сопутствующие этим тенденциям неявные умозаключения. В отечественной психологии общепринятого аналога этого термина еще нет – «прайминг» можно перевести, например, как «преднастройка», «подсказка», «подготовка». Существование прайминг-эффекта обуславливается существованием неосознаваемой (недекларативной) формы памяти, которая находит свое отражение в изменении способности человека идентифицировать, воспроизводить или классифицировать объект в результате предварительного напоминания об этом же или о схожем объекте. Поскольку сам факт предварительного воздействия и его истинные цели, как правило, просто ускользают от внимания субъекта, то испытуемый уже не корректирует свое поведение на сознательном уровне и выдает интересующую исследователей истинную непроизвольную реакцию.

Были поставлены две серии экспериментов. В обоих случаях группы испытуемых состояли из беспорядочно перемешанных приверженцев той или иной религии (христиане, буддисты, иудеи, мусульмане) и людей, не причисляющих себя ни к какому вероисповеданию. Основной группе был предложен типовой тест, в ходе которого испытуемые в 10 предложениях должны были восстанавливать порядок слов и убирать одно лишнее слово из пяти. Часть предложений содержала слова религиозной тематики (дух, Всевышний, Бог, священный, пророк). Перед контрольной группой ставили сходную задачу, только используемые в предложениях слова были лишены всякого религиозного подтекста.

После того как обе группы успешно справлялись с первой задачей, все участники эксперимента усаживались играть в экономическую «псевдоигру». Каждому «распределителю» выдавались 10 однодолларовых монет. Этими монетами нужно было поделиться с анонимным получателем. Смысл в том, что, передавая средства другим, «распределитель» вынужден себя обделять, но при этом общий баланс в некоторых случаях может вырастать. В дальнейшем другой участник может возвратить все потери сторицей (а может и не возвратить). Так что весь вопрос в наличии или отсутствии доверия между участниками (которые видят друг друга в первый и последний раз) и в искреннем желании делать добро незнакомым людям – вне зависимости от того, вернут тебе «долг» или нет. Если бы все участники беспокоились исключительно о своем собственном благосостоянии, то «распределители»-«диктаторы», очевидно, забирали бы себе все, ничего не оставляя партнерам. Однако эксперименты показывают, что при всеобщем эгоизме отдельные игроки все-таки рады иногда осчастливить других за свой собственный счет – альтруистическое поведение наблюдалось даже в анонимных вариантах игры с одной-единственной попыткой дележа.

В данном случае исследователи были изрядно удивлены ростом положительных результатов: 68% игроков, которым предварительно «напоминали о Боге», ассигновали не менее половины имеющейся у них суммы денег на нужды анонимных партнеров, что значительно превосходит 22% в контрольной группе. Причем эффект действовал даже в случае взаимодействия теистов и атеистов, хотя и был заметно ослабленным.

На втором этапе исследователи расширили возрастной состав участников и сравнивали к тому же силу «религиозного» и «светского» начал, проверив тем самым догадку Вольтера, считавшего, что религиозной морали можно найти адекватную этическую замену. Они использовали понятия гражданской ответственности и социальной справедливости, используя в качестве ключевых слов: гражданский, коллегия присяжных заседателей, суд, судебное заседание, полиция, контракт. И в результате были получены почти идентичные первым результаты. По мнению авторов работы, полученные данные заставляют задуматься о причинно-следственных связях между религиозными воззрениями и общественной моралью. Понятно, что полученные канадской группой данные ни в коей мере не указывают на то, что нравственность и религия неразделимы.

При обсуждении социально-психологических механизмов, с которыми связано действие обнаруженного феномена, авторы склоняются к двум основным гипотезам: религиозное начало может вызывать идеомоторный (неподконтрольный сознанию) эффект, обуславливающий одобряемое обществом «благородное поведение», или же упоминание ключевых слов внезапно активизирует чувство присутствия вездесущего «сверхъестественного наблюдателя». По мысли Шариффа и Норензаяна, пышные ритуалы, обряды, священные изображения и частые напоминания о присутствии «невидимого наблюдателя» на заре цивилизации (около 12 тысяч лет тому назад) помогали объединять небольшие поселения в крупные города вроде древних Иерихона и Ура. Таким образом, авторы работы склоняются к эволюционному объяснению происхождения религии.

Сексуальная культура на Руси формировалась под пристальным вниманием христианства и, в первую очередь – православия. За столетия существования христианства заветы и предписания Библии менялись довольно существенно. Если вначале преобладало доброжелательного отношения к полу и почтения к женщине (положение Девы Марии – матери Христа в трудах теологов Климента Александрийского, Франциска Салези и др.), то со временем стали навязываться доктрины аскезы, мужской доминации, негативных установок относительно супружеского секса, гомосексуальных контактов и мастурбации.

При этом надо заметить, что духовенство не всегда являлось примером в соблюдении религиозных предписаний. По оценкам современников даже в пост некоторые священники не сдерживались, а как только кончались предписанные ограничения, они погружались во всякого рода распутство. По оценкам современников они становились похожи более на гуляк, чем на монахов; пьяные шалили на улицах и, лишившись всякого стыда, нередко предавались там же сладострастию. Простой народ довольствовался теми бездомными, развратными, пьяными женщинами, которых всегда можно было отыскать в кабаках, харчевнях, при фабриках, заводах и в больших артелях.

В среду проституток поступали женщины из мещанского сословия, солдатских дочерей, государственных и помещичьих крестьянок, дворовых девушек, солдатских жен и вдов, женщин привилегированного звания, питомиц воспитательного дома. Число солдаток только в Москве в 1843 году достигало 12 200, из которых больны венерическими заболеваниями были 200 человек.

Семейно-брачные отношения регулировались положениями «Домостроя», а в некоторых случаях – установками царя. Так, иностранец женился на русской женщине только с личного разрешения государя-императора. Например, при заключении брака на территории Финляндии мальчики воспитывались в вере отца, а девочки – матери.

Насаждение аскетизма и подавление плотских влечений, диктат церковных догм, жесткие рамки во взаимоотношениях между мужчинами и женщинами, пренебрежительное отношение к женщине как человеку «второго сорта» и суровая кара за несоблюдение установленных правил – вот характерные черты сексуальной культуры этого времени.

Регламентацию самого сексуального поведения, контроль и соблюдение законов и предписаний в этой сфере взяли на себя церковь и государство (бракоразводные процессы, ответственность за половые преступления, условия создания, сохранения и поддержания семьи, порядок посещения публичных домов и др.). А в армии, помимо этого, появились воинские артикулы и уставы, табуирующие определенное сексуальное поведение.

Со времен Петра I в 1716 году были созданы Воинские артикулы, где ответственность за нарушения в области половых взаимоотношений выделена в самостоятельную 20-ю главу – «О содомском грехе, насилии и блуде». В них жестоко караkbcm зоофилия, гомосексуальные контакты, прелюбодеяние, многоженство, изнасилование, педофилия, проституция, инцест.

Вот некоторые из этих артикулов:

Арт.165. «Ежели смешается человек со скотом или безумною тварью и учинит скверность, оного жестоко на теле наказать».

Арт.166. «Ежели кто отрока осквернит, или муж с мужем мужеложествует, оных жестоко на теле наказать. Ежели насильством то учинено, тогда смертью или вечно на галеру ссылкою наказать».

Арт.168. «Кто честную жену, вдову или девицу тайно уведет и изнасильничает, оного казнить смертью, отсечь голову».

В православном христианстве существовали рекомендации семейно-брачных отношений: «Люби жену красивой и здоровой, сестру богатой, а ты сам поступай так, как требует Библия – без условностей и ограничений». При этом половые отношения с законной супругой не рекомендованы в воскресенье, в среду, в пятницу, по праздникам Господним, в Великий пост.

Православному христианскому люду того времени были свойственны: моногамия, патриархальность в семье, осуждение солитарного секса, негативное отношение к гомосексуальности, утверждение аскетизма. Секс трактовался как необходимое условие для продолжения рода, был лишен утонченности, поэтичности и беден ласками. Ханжество, стыдливость, скованность характеризовали сексуальные отношения, ограниченные идеологией греховности.

Сексуальная культура в России тех времен отличалась, семейственностью, раскованностью мужчин при сдержанности женщин в чувственных проявлениях. Мужчины, как и прежде, имели большую сексуальную свободу, а от женщин требовались сдержанность и добрачная чистота. Девушки воспитывались в строгости, а добрачные и внебрачные контакты у них осуждались. Впрочем, наряду с христианскими традициями в народе оказывались живучими отголоски древних языческих обрядов.

Когда противники полового воспитания говорят, что России есть свой особый путь социализации молодежи, отличный от западных традиций, можно согласиться лишь с тем, что эти отличия касаются внешнего оформления карнавальной культуры, а сакральная суть происходящего остается той же. Вот как описывается древнеславянская брачная ярмарка, получившая название ночь Ивана Купала и отмечаемая с 6 на 7 июля (24 июня по старому стилю). С утра девушки собирают травы и цветы, плетут венки и припасают травы-обереги (полынь, зверобой, крапива) для всех участников праздника. Обережные травы обычно крепятся на поясе. Парни загодя срубают деревце (берёзку, вербу, черноклён) высотой в полтора-два человеческих роста. Его устанавливают на месте, выбранном для проведения гуляний (чистое ровное поле, холмик, берег реки, озера). Девушки украшают дерево цветами и цветными лоскутами ткани. Дерево в народе называют «марена» или «купала». Под деревце прилаживают изображение Ярилы – куклу величиной в половину человеческого роста. Куклу вяжут из соломы, веток, иногда лепят из глины. «Ярилу» облачают в одежду, украшают венком, цветами и лентами. Ему следует приделать символ мужского достоинства и плодородия – деревянный гой (детородный член) внушительных размеров, окрашенный в красный цвет. Перед «Ярилой» на блюде или платке располагают яства. Парни заготавливают дрова и складывают неподалёку от деревца два костра. Один, большой («Купалец»), высотой до четырёх ростов человека; в середине его устанавливают высоченный шест, на вершине которого прикреплено деревянное просмоленное колесо или пук соломы, сухих веток. Возле этого костра и пойдёт самое веселье. Другой костёр, сложенный в виде колодца, не столь велик, до пояса мужчины. Это костёр погребальный (крада), для сожжения лика Ярилы. Венки, крапива для купания и травы-обереги, сложенные при капище (если таковое есть) или под берёзкой, освящаются водой и огнём присутствующими священнослужителями (волхвами, жрецами), или теми, кто может их заменить (урядник, старейшина). Обережные травы и венки раздаются всем участникам. Праздник начинается около четырёх часов дня. Все выстраиваются вокруг берёзки. По рядам пускают братину – ковш с хмельным напитком. После читают любое из известных прославлений Ярилы. Вокруг деревца все участники заводят хоровод, наигрывают в гудки, трещотки, бубны да колокольцы, запевают песни проводов Ярилы.

Интересно, что в странах Европы, рядом с Россией запретительно-репрессивный период проходил во времена средневековья под знаками того времени, которое накладывало отпечаток на сексуальную культуру. Например, рыцарское отношение к женщине эпохи Возрождения породило песни миннезингеров (немецких рыцарских певцов-поэтов) и трубадуров. Слово «трубадур», по мнению большинства историков, происходит от глагола trobar, означающего «сочинять, изобретать и находить». Трубадуры исполняли свои песни под «носимые» музыкальные инструменты. Большей частью это были незнатные рыцари. От трубадура требовалось знать ходящие в народе новости, иметь хорошую память, показать осведомленность о последних сплетнях, о королевском дворе, уметь экспромтом сочинить стихи для сеньора или дамы. Считается, что именно трубадуры создали культуру куртуазной любви, целью которой является не обладание объектом поклонения, а трудное, но радостное духовное совершенствование мужчины, в том числе в поэтическом мастерстве. Следствием культа «Прекрасной Дамы» стала реабилитация земной радости и земной любви, поклонение женщине, преобразившее её из существа низшего порядка, причины грехопадения, сосуда зла, в идеал. Поэзия трубадуров оказала также значительное влияние на развитие миннезанга.

Многочисленные дуэли возвели на пьедестал доблесть мужчины, отстаивающего честь женщины. Появление, нижнего белья, париков, иные изменения моды, как и рост литературных произведений и живописи способствовали трансформации сексуальной культуры от примитивной к возвышенной.

Одним из самых удивительных феноменов сексуальной культуры средневековья является появление романтической любви. Некоторые исследователи связывают это событие с распространением в Европе эпидемий сифилиса, завезенного экипажами Колумба. Во многих странах Европы эти эпидемии поражали и обрекали на мучительную смерть до половины населения, а в Китае и некоторых других странах Азии сифилисом болело две трети населения. Именно эпидемии сифилиса вынудили выживших быть осмотрительными в сексуальных связях и избирательными в привязанностях.

Любовь – понятие необычайно емкое и многозначное. Как продукт исторического развития, она нерасторжимо связана со становлением человека как личности. И чтобы рассмотреть ее, необходимо перелистать одну за другой все страницы жизни человеческого общества. Тем не менее, попытки определить ее типы и виды предпринимали десятки, сотни исследователей.

«Фокусом воли» называл любовь Шопенгауэр, «непрерывностью зародышевой плазмы» определял ее Вейсман, «Любовь – талант дарить лучшее, что один человек может дать другому», – пишет Р. Нойберт. О любви рассуждали Сократ и Платон, Апостол Павел и Марк Аврелий, Август Блаженный и Мишель Монтень, Жан Жак Руссо и многие другие. Любовь – это чувство, которое в разные времена определяли как «корень жизни», «восхитительное благо», «то, на чем держится мир», «нравственное чудо», «духовная жизненная сила». Ученые, медики, писатели, поэты, философы, художники обращаются к человеческой любви, исследуя этот феномен. Когда-то Зенон на реплику о том, что любовь это вещь, недостойная мудреца, возразил: «Если это так, то жалею бедных красавиц, ибо они будут обречены наслаждаться любовью исключительно одних глупцов».

В истории человечества не раз высказывалось мнение, что человеческая любовь, пройдя многовековой путь развития, обогащаясь духовным содержанием, превращает половой акт из чисто биологического явления в феномен культуры.

Существует гипотеза, что первобытный человек переживал влечение совершенно иначе, чем люди современных эпох. По мнению А. Сосновского, самки предчеловека спаривались только во время эструса, и лишь изменение физиологических алгоритмов и появление менструального цикла повлекло принципиальное изменение во взаимоотношениях полов. А так как процесс формирования человека был весьма продолжителен, то на первых порах он характеризовался борьбой животных инстинктов с развивающимися социальными процессами.

Несмотря на первобытный промискуитет, реальность которого сегодня оспаривается многими антропологами, сексуальная жизнь в племени подчинялась иерархическим отношениям. Интенсивное увеличение потомства обеспечивало живучесть племен, но удовлетворялся половой инстинкт только в пределах своего племени. Эта первая примитивная регламентация полового влечения имелась у всех народов, что подтверждается историей, мифологией, этнографией.

Китайские летописи рассказывают, что «сначала люди ничем не отличались от животных, жили в лесах, женщины принадлежали всем мужчинам». В индийском эпосе «Махабхарата» говорится, что некогда «женщины были свободны и блуждали повсюду, по своему желанию, в полной независимости». Если они в своем невежестве покидали мужчин, им это не ставилось в вину. По Геродоту, агафиты – соседи скифов – «со своими женами живут сообща и потому они все братья, у массогетов женщины – общее достояние».

С течением времени половое чувство все более индивидуализировалось. Несмотря на то, что в массе женщины оставались объектом удовлетворения полового инстинкта мужчин, в межполовом общении появилась двухсторонняя избирательно-оценочная тенденция, предлагавшая, правда, известную вариативность выбора. Иными словами выбор женщиной партнера существовал всегда, причем союз между людьми образовывался не только по зову природы, но и определялся социальным выбором. В осмыслении этого явления каждый опирался не только на традиционные взгляды, обряды, мифы, но и на личный опыт, горечь и счастье, память о своих чувствах. Название для этого нового влечения было придумано гораздо позже. Причем, разные народы определяли его по-своему.

Эросом назвали его народы, вышедшие на дорогу цивилизации ранее греков – египтяне, шумеры, аккады. Из немногих уцелевших литературных источников того времени (осталось 50 стихов и фрагментов из любовной лирики Древнего Египта) известно имя богини Иштар (Иннин) – покровительницы любви и распри, вожделения и войны. В шумеро-аккадском пантеоне богов культ ее возник тогда, когда любовь еще не осознавали как отдельное чувство.

История донесла до наших веков «Эпос о Гильгамеше», где богине Иштар нужна только телесная близость. Она еще не любит, а только вожделеет. Поэтому она вероломно отделывается от своего супруга Таммуза, отправляя его в преисподнюю, делает волком пастуха, а садовника, отказавшего ей в любви, превращает в паука.

За тысячу лет до «Иллиады», а именно тогда появилась поэма о Гильгамеше, акт размножения был священен: людям казалось, что от него зависит не только плодородие семьи, но и каким-то образом благосостояние страны. Вождь-правитель, олицетворявший общину перед лицом бога, гордился не только своим богатством, отвагой и мудростью, но и своей мужской силой.

Помимо Иштар у древних египтян в этот же период был культ Хатор – богини любви и веселья. В ее честь слагались гимны, в которых она нарекалась прекрасной, золотой, владычицей звезд. Этот простой, лишенный примитивной телесности, эрос олицетворял уже не животное чувство, а влечение, очеловечивающее сексуальные отношения.

Почти тысячелетие спустя после появления искусной и изощренной в своих высших взлетах любовной лирики, египтяне создают знаменитый скульптурный портрет-голову Нефертити. Запечатленный в ней высокий эстетический уровень, красота духа вызывают новое чувство любви, которое отразилось в связи Эхнатона к Нефертити и стало первой известной из истории «Великой любовью». Правда, последние реставрации облика Нефертити свидетельствуют, что она была далеко не красавицей.
<< 1 ... 4 5 6 7 8 9 10 >>
На страницу:
8 из 10