– Есть, повторить наблюдение, – грустно прозвучал ответ.
В один из дней полевых занятий Виктор прибыл на пункт сбора и понял, что ног своих он не чувствует. Взводный внимательно оглядел солдата.
– Что с ногами, красноармеец?
– Похоже, отморозил, – неловко чувствуя себя, ответил Виктор.
– Товарищ лейтенант, разрешите доложить, – отчеканил подошедший командир отделения, за спиной которого стоял на полусогнутых ногах товарищ Виктора по взводу Фёдор Клинов.
Взводный как-то недобро посмотрел на сержанта и кивнул головой.
– Красноармеец Клинов по всей видимости тоже отморозил ноги.
Желваки задвигались на скулах лейтенанта.
– Обоих в расположение роты к санинструктору!
Прибыв вместе с Фёдором в расположение, Виктор начал разуваться.
– Вот чёрт! Ноги как чужие, совсем не ощущаю, – он попытался снять портянки, но те примёрзли к стельке.
– Сейчас ощутишь свои ноги, ещё рад не будешь этому, – тихо проговаривал санинструктор, приготавливая какой-то раствор. – Я в Гражданскую войну в Сибири не такие ноги в норму приводил.
– Отец, а что ты там смешиваешь? – спросил Фёдор.
– А тебе это зачем надо? Это уже моя забота, а твоя… ну да ладно. Давай сначала тебя откачаю, – обратился он к Виктору.
Плеснув на ладони приготовленный раствор, лекарь начал активно растирать безжизненную стопу.
Сначала Виктор ничего не чувствовал, но через некоторое время вместе с ощущением собственной плоти пришла сильнейшая боль, которая шла изнутри ноги. Тысячи иголок пытались вырваться наружу, пронзая кости, мясо и кожу. Виктору хотелось кричать от боли, но он себя сдерживал, считая это слабостью. Зубы вонзились в губы, во рту появился солёный привкус.
– Вторую ногу тоже? – спросил Виктор, понимая глупость сказанного.
– И вторую. А как же?
Фёдор Клинов сидел ни жив ни мёртв и молча смотрел на происходящее. Где-то в его сознании созревало понимание того, что то же самое через какое-то мгновение будет происходить и с ним. Вид стонущего друга, в кровь искусавшего свои губы, оптимизма ему не добавлял.
На следующее утро Виктор обнаружил, что пальцы ног распухли и в ботинки не влезали. По этой причине он был оставлен в расположении роты и несколько дней в канцелярии чертил схемы и переписывал разные документы.
Фёдору, если можно так сказать, повезло больше, через день он отправился на занятия.
Через несколько дней после построения роту повели из расположения в сторону, куда никогда не водили.
– Странно, куда ведут? – тихо спросил Мамин.
– Мама, не боись, не на расстрел, – со смешком ответил Скибин.
– Может на новое учебное место, – добавил Виктор.
На лесной поляне роту остановили, там уже находились другие подразделения учебного центра.
Подъехал крытый грузовик. Из кузова выпрыгнули два вооружённых солдата, вслед за ними спустился солдат в телогрейке без ремня. Его подвели к строю. Он стоял, опустив голову, и смотрел себе под ноги. Бледное лицо ничего не выражало. Было заметно, что у него дрожали руки.
– Вот те на, – протянул Скибин.
Комиссар зачитал приговор военного трибунала. Заключение приговора Виктор не мог принять своим сознанием, ему казалось, что это великая несправедливость, это жестоко.
Когда приговорённого повели в противоположную от строя сторону, все обратили внимание на тёмный земляной холм на белом снегу. Там была яма. Сняв телогрейку и шапку, человек встал на краю ямы спиной к ней. Прозвучала короткая команда, за которой последовал ружейный залп.
Весь день у всех было подавленное состояние, молчали, друг другу в глаза не смотрели.
Вечером в расположении политрук провёл беседу с личным составом роты.
– Я вижу на ваших лицах непонимание того, что произошло сегодня утром, – политрук внимательно посмотрел на всех, казалось, что он заглянул в душу каждого солдата. – Жалко его? А давайте посмотрим на это по-простому, без строчек трибунала. Дезертир! Но это ещё не всё. Струсил, сбежал, смалодушничал! Может такое случиться, но он сбежал с оружием с поста. Мало того! Грабил и убивал местных жителей. А если бы на их месте были ваши родные и близкие?
Слушавшие политрука солдаты стали выходить из ступора, в который они впали после утренних событий, уже через несколько минут их лица выражали эмоции негодования, сомнения в необходимости принятых мер развеялись.
– И откуда такие сволочи берутся, – слышалось в разговорах перед отбоем.
– Будут ещё, – выделялся низкий голос Жоры.
– Да только не у нас, – как-то жёстко произнес Андрей Скибин.
* * *
– Ох, и метёт метель! – войдя с улицы, сказал кто-то.
– Так февраль на дворе.
– Февраль февралём, а как сейчас в поле? И чего я не в наряде?
– Если так, то от желающих пойти в наряд отбою не будет.
– Ну да, старшина в один миг всех сачков вычислит.
Дружный смех наполнил казарму, каждый подумал о том, как неуютно будет на полевых занятиях.
Но этим утром роту на занятия не отправили, весь день чистили оружие и приводили в порядок снаряжение.
– Андрей! – Виктор обратился к Скибину. – Что там по поводу слухов, что происходит?
– Витя, в том-то и дело, что глухо. Ни каких слухов, разговоров, распоряжений и приказов.
– Да, это как-то напрягает. Неизвестность какая-то.
– Какая неизвестность? – раздалось из угла казармы. – На фронт отправят на днях.
И сказано это было с такой твёрдостью и уверенностью, что данный вариант был принят за основу. Ночью никто не спал.