Когда кругом стали рваться бомбы и выть сирены пикирующих самолетов, Иван сразу и Бога вспомнил, и обрадовался, что маленькая канавка как раз была под его маленький рост, и даже пообещал Богу, что если он останется в живых, то сразу же вступит в комсомол. Чего только с испугу не пообещаешь! Ведь только что на его глазах бомба попала аккурат в курилку, где в это время сидело около десятка человек. И ведь его звали тоже курить. Но он что-то не захотел! Вот не потянуло его туда! Никак сам Бог отвел от смертушки-то! Да и потом уберег, услышав его молитвы и обещания.
Бомба взорвалась всего в десяти шагах от его канавки. Комом земли ударило по голове, и он потерял сознание. Когда очнулся, понял, что остался жив! В общем, то ли Богу оказался угоден комсомол, то ли просто пожалел хорошего человека, но факт остается фактом – Иван эту бомбежку пережил! А когда Иван выбрался из своего маленького убежища, то обнаружил, что остался один!
Первое время он просто сидел и курил возле воронки от бомбы, которая разорвалась всего в десяти шагах от его канавки, смотрел на неё и думал о смысле жизни. Вот так живет человек, думает о чем-то своем, строит какие-никакие планы на сегодняшний день, а потом вдруг неожиданно из-за верхушек деревьев, с неба обрушивается смерть. Пока она промахнулась. На десять шагов. Иван смотрел вокруг и понимал, что началась самая настоящая война, и его жизнь теперь будет игрой в прятки со смертью!
Покурив, подумав, Малец решил перенести погибших под ближайшие деревья, собрать оставшееся от них оружие и воинское снаряжение. При этом он обнаружил, что половины красноармейцев нет. Иван во время своей скорбной работы все думал, что они вернутся, но вместо них пришли чужие. И тут Бог был на стороне Ивана. Он в это время как раз оттащил очередного убитого под сень деревьев и его не заметили.
Посчитав, что береженого Бог бережет, Малец осторожно стал уходить вглубь леса, унося на плечах четыре винтовки. Еще семь припрятал. А затем он услышал выстрелы, и, немного подумав, решил вернуться и посмотреть, ведь наверняка в бой с чужаками вступили наши. Не немцы же! И не ошибся. Это были наши!
Увидев бойца из родного 2-го батальона, Старновский сильно обрадовался и всё расспрашивал Ивана Мальца, как роты уходили, куда? Когда налетели немецкие самолеты, какие потери?
Красноармеец обстоятельно рассказывал, что сам знал, не забывая сообщить, что все брошенное оружие он собрал и даже кое-что из другого казённого имущества, чем сразу же расположил к себе лейтенанта.
Напоследок Старновский спросил:
– Кто убежал и в каком направлении?
– Почти все из караула погибли. Это они в основном сидели в курилке. Остальные были из хозвзвода, которых не взяли. А еще, товарищ лейтенант, я лошадей убитыми не видел. Их как раз на луг повели.
– А раненые?
– Я же сказал, когда я очнулся, то один оказался! Если раненые и были, то уцелевшие их, наверное, с собой забрали! Меня же оглоушило! Сколько в беспамятстве пролежал, не помню. У меня до сих пор голова болит!
– Ладно, показывай, где оружие, которое ты собрал!
– Да здесь, недалече. В лопухи я его засунул!
И тут вдруг с противоположной стороны поляны из леса раздался выстрел.
Сержант тихо сказал:
– Это Камышев! Кто-то идет из того леса!
И он оказался прав.
А красноармеец Владимир Камышев всё сделал так, как ему сказал лейтенант Старновский. То есть сидеть тихо, и если он увидит кого-либо подозрительного, то сразу не стрелять, а попробовать определить, кто движется, наш или враг? Если определить будет невозможно, а неизвестный приближается, то стрелять поверх его головы и сразу же уходить к остальному отряду. Ровно это Камышев и сделал. Выстрелил и проворно отполз, а потом и вовсе припустил на полусогнутых ногах к своим.
Тем временам лейтенант зычным голосом скомандовал:
– Все ко мне! Занять оборону!
Отряд Старновского тут же залег на небольшой возвышенности. Пленных запихнули в небольшую землянку возле сломанного шлагбаума, где когда-то сидела дежурная смена.
Вскоре на поляне появилась бегущая фигурка Камышева. Вот он остановился, никого не видя. Тут лейтенант ему крикнул:
– Ложись за грузовик и замри!
Тот обернувшись на голос, увидел приподнявшегося Старновского, его машущую руку, показывающую что нужно спрятаться и залечь, и быстро юркнул под ближайшую полуторку.
Над разбомбленным лагерем снова повисла тишина. Где-то вдалеке по дороге послышался рокот моторов. Шла какая-то техника.
– Неужели немцы? – спросил Подкорытов сержанта.
– А это мы сейчас посмотрим!
Глава 25. 22 июня 1941 г. Это не отряд, это банда какая-то!
Лейтенант Старновский мучительно думал о том, стоит ли без гранат принимать бой с броневиками и бронетранспортерами врага? А судя по урчанию моторов, шла легкая бронетехника. Можно, конечно, сейчас взять и тихо уйти, а можно устроить засаду и, хотя бы частично, уничтожить живую силу врага. А там уже сориентироваться по ходу боя, что делать дальше. То есть, исходя из конкретных условий, лейтенант взял за основу чисто партизанскую тактику «ударил – ушел».
Кроме того, шансов на то, что это будут немцы, было крайне мало. Всё-таки для начала им нужно было окончательно переправиться через Буг, преодолеть сопротивление частей прикрытия 22-ой танковой дивизии южнее Бреста, а еще южнее преодолеть оборонительный рубеж 75-ой стрелковой дивизии. Хотя тут было уязвимое место – это стык между ними. То есть то направление, которое сейчас прикрывал сводный отряд капитана Белоярова.
Особенностью этого района театра боевых действий был огромный лесной массив. Именно поэтому южнее направления дорог Брест- Жабинка- Кобрин-Пружаны-Барановичи стояла только одна 75 стрелковая дивизия. А все остальные войска трех армий (4-ой, 10-ой и 3-ей), по сути, сосредотачивались в Белостокском выступе. За исключением тех частей, которые находились на сходящихся направлениях дорог с оснований уступа (расположенного в сторону германской территории) на Барановичи, находящихся посередине и в глубине Белостокского выступа.
И нанеся удар первыми, немцы на первых же минутах войны, не прилагая никаких усилий, сразу же взяли в полукольцо три советские армии. Разгром был неизбежен в силу крайне невыгодной для обороны конфигурации расположения советских войск. Да и самих-то оборонительных рубежей, как природного явления, в глубине выступа отродясь не было.
Вся надёжа была на те окопы и ДОТы, которые располагались непосредственно на границе, и которые немцы с первых же минут накрыли прямой наводкой. Как в тире. По заранее разведанным целям. Вернее, находящимися в пределах прямой видимости.
И когда лейтенант Старновский писал свой знаменитый «паникерский рапорт», он также захотел написать и про сосредоточение армий в Белостокском выступе, но передумал, ведь полных данных у него, понятное дело, не было. Кроме того, его и так уже командование роты и батальона окрестило «Кутузовым» за постоянные «умные вопросы и мысли стратегического масштаба». Ну вот не хотелось, чтобы к этому прозвищу прибавилось еще и «а это наш Наполеон».
Но Старновский не был бы Старновским, если бы не задал подобный вопрос НКВДэшникам при разборе его «паникерского дела». И он видел реакцию оперативника, а затем и его начальника на то, что мы автоматически попадаем в полуокружение из-за расположения войск в Белостокском выступе со стороны немцев. А сказать пришлось! Наступление – это был лучший способ защиты в его «паникерском деле»!
В итоге все ограничилось хозработами, предстоящим разбором на комсомольском собрании и ярлыками «умник» среди солдат и командиров роты, «паникер» и «Кутузов» среди командования части… В общем, теперь про него знали все, об его поступке говорили во всей дивизии. Хорошо это было или плохо, лейтенант Старновский пока не решил. А вот судьба потихоньку стала ему благоволить. Под артобстрел немцев в первые минуты войны, как вся 22-я танковая дивизия, он не попал. И пока удача была на его стороне в двух первых боях. Но, как мы все знаем, фортуна – она такая изменчивая. Повезет ли в этот раз?
На подъезде к поляне лагеря шум моторов затих. Прошло несколько томительных минут. Судя по всему, неизвестные или выслали разведку, а значит, знали про расположение учебного лагеря 22-ой танковой дивизии, или в это время получали сообщения от тех людей, которых выстрелом припугнул красноармеец Камышев. В общем, командир неизвестного отряда был довольно осмотрительным, а значит, серьёзным противником.
Вдруг из придорожных зарослей донесся голос, показавшийся знакомым:
– Старновский! Это твои архангелы в моих разведчиков стреляли?
Александр чуть приподнялся над окопчиком и ответил вопросом на вопрос:
– А вы кто такие?
– Старновский, ты, что ли? Это я, капитан Белояров!
– Да, это я, лейтенант Старновский!
– Погодите, не стреляйте, я выхожу!
Из-за кустов вышел человек в форме командира Красной Армии. Александр пожалел, что у него нету бинокля, чтобы разглядеть получше лицо этого человека. Тот демонстративно убрал свой пистолет в кобуру и спокойно пошел к небольшой возвышенности. Следом показались два броневика БА-10. Сомнений не оставалось, это действительно был капитан Белояров.
– Старновский, чертяка, рассказывай, что ты тут натворил? С кем воевал? Всполошил всю округу!
Старновский встал из окопа и сказал своим:
– Будьте здесь, не расходитесь! Сержант, иди к Камышеву и вдвоем подгоните телегу сюда. Там четыре мешка картошки возле неё лежат, погрузите!
– Ей заднее правое колесо надо поменять!