Квант Удачи

– Там были экземпляры возрастом больше пяти лет, – сказала Ана задумчиво. – Несколько значительно старше. Но это же не обязательно значит, что Благонравов лжёт. Они могли купить взрослые многолетние кактусы, а не вырастить всю коллекцию сами…

– Сейчас там цветут как минимум два вида, которые сложно и дорого перевозить, тем более, с помощью космических путешествий. Большой кактус, рядом с которым висит картина ребёнка, ему лет десять, не меньше. И он нуждается в особом излучении.

– Семнадцать, – поправила Ана, сверившись с нейром. – Это кактус-губка с планеты Джериан-2, один из редких и дорогих.

– Вот-вот, – она почувствовала, что Одиссей кивнул. – Живые растения редко переводят в космосе. Это нецелесообразно, потому что для их выживания нужно выдержать много факторов: влажность, освещение, температура, давление, гравитация и так далее, список длинный. В разы проще перевезти семена или генетический материал, а потом клонировать или посадить. Особенно это проще, когда ты космобиолог, ксенолог и у тебя собственная частная лаборатория. Но тогда в коллекции не было бы экземпляров старше пяти лет. А они есть. Легенда Благонравова не сходится с фактами.

– Может и так, – с сомнением кивнула Ана. – Но наличие в коллекции кактусов постарше – всё же не прямое нарушение его слов, а косвенное.

– Это правдоподобная ложь, которую сложно опровергнуть, – согласился Одиссей. – Благонравов умный и тщательный, он не делает очевидных ошибок. Но представь себя на месте директора лаборатории. Ты только что получил госзаказ всей карьеры, у тебя горы действительно важных дел, забот и проблем. Ты открыл и продвигаешь нечто радикально-новое, симбиоз для всей расы, тебе нужно добиться выдающихся результатов, преодолеть сопротивление общества. На этом фоне, разве ты станешь заниматься созданием и поддержанием сложной коллекции кактусов с разных планет, которая требует ухода, затрат и любви – только потому, что гендосы на них немного похожи? Ради чего?

– Хм. И правда странно.

– Очень странно. Посмотри на эту ситуацию не назад, из сегодняшнего дня, а вперёд, из дня старта программы. Кто бы стал такое делать? Зачем?

– Действительно, – кивнула Ана, подумав. – Коллекция совершенно не к месту, глупо тратить на неё ресурсы и силы, время. Предположим, вы решили собрать кактусы в честь гендосов, даже это спорная идея, но пусть так. Только к чему заморачиваться с редкими многолетними видами? Они ничего не дадут лаборатории и программе, а усилий и денег потребуют немало!

– Именно. Перед нами правдоподобная ложь, которую сложно опровергнуть, – повторил Фокс.

– А как на самом деле?

– Наоборот. Растения и симбионты похожи друг на друга не потому, что кактусы собирались в честь гендосов, а потому, что гендосы созданы в честь кактусов.

– То есть… коллекция была раньше?

– Благонравов собирал кактусы всю сознательную жизнь. Наверное, они нравятся ему с детства. И когда академик создавал гендосов в лаборатории, он из тщеславия сделал их «своими».

Картина мгновенно стала органичной и живой. Фокс произвёл простую рокировку причин и следствий, но она превратила странную ситуацию во вполне понятную.

– А врать про коллекцию ему пришлось, потому что это доказательство! – воскликнула Ана. – Что гендосов не нашли на какой-то планете, а он искусственно создал их сам!

Принцесса восхищённо покачала головой. Контур этой истории начал вырисовываться из обманчивой темноты.

– Именно так. Но не менее важная деталь, что любовь к кактусам разделяла с Благонравовым его маленькая дочь.

– Дочь?

– Один-единственный детский рисунок во всём кабинете, без подписи. Когда много детей присылает работы на конкурс, к ним ставят подписи. И на стенах висело бы приличное количество лучших и самых талантливых детских картин, прошедших отбор. А Благонравов хранит лишь один рисунок: простенький, бесталанный, но искренний. С колючкой на месте солнца, потому что они с папой очень любили кактусы. Листочек уже поблёк, потому что висит в кабинете несколько лет. И его не снимают.

– Значит, девочка нарисовала папу с мамой, – сказала принцесса, осматривая картину в записи своего зрительного лога. – Судя по рисовке, ребёнок лет четырёх.

– И папа такой представительный, слишком похож на Благонравова, чтобы я его не узнал.

– Надо же, – теперь Ана видела, что фигура отца и правда напоминает внушительного академика ксенологических и биохимических наук.

Как она могла не заметить всех этих вполне очевидных деталей и не придать им значения?!

– Нужно выяснить про жену и дочку, – мрачновато сказал Фокс. – Не думаю, что у них замечательная, дружная семья, скорее всего, история будет печальная. А если сейчас сделать запрос в гендарские инфобазы, это нарушит наш стелс-режим?

– Нарушит, но запрос и не нужен, – Ана умудрилась одновременно согласиться и возразить. – У меня есть официальная биография Благонравова, я её уже сохранила, просто не успела изучить.

– Хорошо. И что там?

– Ох. Маленькая Вика в четыре года умерла от болезни, это было семь лет назад. А её мать Марианна три года назад совершила самоубийство.

– Причины? – почти без паузы спросил Фокс. Трагичные известия из жизни академика не стали для него удивлением.

– Марианна винила себя в смерти дочери… потому что действительно была виновата. Болезнь Вики поддавалась лечению, и девочка умерла только потому, что её мать пропустила симптомы и вовремя не приняла мер. Она вела активную общественную деятельность… и была занята. А Виктор Благонравов находился в длительной экспедиции. Он заметил симптомы сразу, когда вернулся домой, тут же отвёз дочку в больницу, но было уже поздно. Через день она умерла.

Молчание.

– Что было с супругами дальше?

– Они не разошлись. Решили начать всё с начала и завести нового ребёнка, – сверившись с данными, ответила Ана. – Но не успели. Марианна вела активную благотворительную деятельность, чтобы отвлечься. Но сорвалась в депрессию и приняла препараты, предназначенные для… ухода за домашними растениями.

– Для его драгоценных кактусов, – кивнул Одиссей.

– Благонравов был под следствием, но улик не нашлось. Его оправдали примерно за год до возвращения той самой экспедиции с выжженной планеты и до открытия гендосов.

Одиссей пытался сопоставить факты.

– Здесь тоже что-то не так, – сумрачно сказал он. – Марианна пыталась отвлечься и забыть, и у неё получалось, но потом внезапный срыв и смерть от смертельных веществ, при биохимике-муже. И снова в официальную версию можно поверить… потому что это опять правдоподобная ложь.

– Ты исходишь из того, что Благонравов убийца, – тихо сказала Ана. – А почему ты вообще так решил?

Одиссею было сложно однозначно ответить на этот вопрос. Академик сразу насторожил его: тем, что стоял в самом в центре большой лжи про гендосов. После осмотра кабинета и скомканной беседы у Одиссея резко окрепла внутренняя уверенность в том, что Благонравов – опасный социопат.

Пятисотлетний странник мог бы сказать Ане, что уже много раз сталкивался с людьми такого типа: теми, кто добивается своего любой ценой, не считаясь с вредом для других. Предприимчивые и харизматичные, они сумели стать хозяевами собственной судьбы – и привыкли к этой власти, дорожат ей. Благонравов с детства считает себя особенным: главным героем истории под названием жизнь. Все прочие для него лишь статисты.

Мелкие, неуловимые черты добавлялись штрихами к портрету: Одиссей вспомнил, как директор перекинул ногу на ногу, абсолютно уверенный в себе. Он встретил новых людей, о которых ничего не знал, но совсем не волновался по этому поводу. Ведь он главный герой и может задурить любого. А кого не обманет, на того быстро найдёт управу.

– Благонравова окружает ложь. Липкая сеть лжи практически по каждому поводу. Он считает себя умнее и думает, что способен изворачиваться бесконечно. С каждым враньём по отдельности это было бы просто ощущение. Но когда мы поймали его на трёх обманах подряд: происхождение гендосов, истоки коллекции кактусов и рисунок его собственной дочери на стене… Честный человек в здравом положении не станет врать так много.

Ана могла бы возразить, что это слишком аморфное предположение со стороны босса, и у него до сих пор нет ни одной чёткой улики. Но ведь в результате интуитивная оценка Одиссея оказалась верной. Ремонтный робот действительно пытался их убить, а к месту крушения прилетел боевой развед-дрон. Ана вспомнила, как после слов Фокса о рисунке лицо Благонравова на секунду застыло, парализованное мимическим контроллером.

– Ты ударил его под дых, напомнив о дочери, и спровоцировал на поспешные действия.

– В нашем коротком и странном разговоре я подвёл его к мысли, что мы поняли ложь о кактусах и гендосах, – кивнул Фокс. – С каждым новым вопросом он осознавал это, а финальная фраза и наше поспешное бегство вынудили его действовать поспешно. Мне нужно было увидеть, как он среагирует на угрозу раскрытия тайны.

– И он среагировал по полной, – зачарованно покачала головой принцесса. – Теракт с убийством и дрон для проверки и зачистки.

– То, как стремительно и уверенно Благонравов попытался нас убить, чтобы решить проблему, показывает, что он убивал уже не раз.

– Итого, – Ана зябко встряхнулась от неприятных мыслей и образов. – Ты увидел детский рисунок, понял, что это его дочь, понял, что кактусы были раньше гендосов. Что ещё?

– Если Благонравов сконструировал гендосов в лаборатории специально для человеческой расы, то у него должна быть какая-то цель.

– Почему не банальные признание, слава, деньги?