Космический капкан

Лукас, встретившись взглядом с человекороботом, поспешно отворачивался и едва не плакал. Но Жмых поторапливал его, покрикивая:

– Ничего, ничего! Всех их соберут! Померзнут пару дней в космосе, отдохнут. И на работу! Грузить очередной корабль!

Когда последнего, робота швырнули на кучу тел в шлюзовой камере, Лукас продекламировал:

Отринув жизнь простого чина,
За правду, за свою страну,
Я умираю, как мужчина,
И в люк открытый я шагну.

Жмых посмотрел на поэта, как на сумасшедшего:

– Ты бы еще прощальную речь произнес, – целый некролог сочинил. Может, не будешь глумиться?

– Я не глумился, – обиделся Лукас.

– Боек ты сочинять, как я погляжу. На тюремных астероидах тебе бы цены не было. Там поэтов любят, а еще больше – певцов. Которые за нашу блатную жизнь поют. И стихи читают, Задвигай, короче, люк, поэт! Пора отпустить мужчин в открытый люк, в свободное плавание!

– Это из старого, – поделился лемуриец. – Отрывок из поэмы, написанной во славу героев Сопротивления.

– Какого еще Сопротивления?

– Сопротивления против уничтожения древовидных папоротников Канопуса. Но подходит для любого случая. Мало ли в Галактике сопротивлений…

– Действительно, – хмыкнул Жмых. – Универсальность – ценное свойство! Открывай шлюз, певец Сопротивления!

В маленький иллюминатор было видно, как тела андроидов, кувыркаясь, полетели от корабля, вытолкнутые избыточным давлением шлюзовой камеры.

– Сразу дышать легче стало, – удовлетворенно заявил Жмых. – Подобное облегчение я испытывал, когда из моей камеры отсадили Хаммера Вонючку. Тоже тогда ощутил, каким свежим и вкусным бывает воздух. Можно бы и «красных» повыбрасывать, вообще-то. Но, с другой стороны, если каждого продать хотя бы за пять тысяч. Ого-го! Это еще лучше, чем корабль барыжникам двинуть! Только вот на корабль документы нужны. А на андроидов – лишь коды доступа!

– Которые сейчас открыты, – поддержал партнера лемуриец. – И мы можем их перепрограммировать. Хотя торговля андроидами, признаться, напоминает мне работорговлю.

– И мне напоминает, – согласился Глеб, – эх, и погреем руки на продаже синтетических тормозов! Пойдем-ка пока поедим. У меня что-то аппетит разыгрался!

Питательные наборы А-7, которые Глеб и Лукас достали из контейнера на корабельном складе, на вкус оказались просто омерзительными.

– Вспоминаю тюрягу, – мрачно буркнул Жмых, давясь темной тягучей плиткой. По консистенции она напоминала ириску, а по вкусу – переваренный грибной суп. – Там нас тоже частенько кормили всякой дрянью. Как повар заболеет или заключенные провинятся – кухню на замок, и раздают индивидуальные сухие пайки. И такие они сухие – все потом внутри слипается. Даже зубы склеиваются. И сколько воды ни пей – не помогает. Но коски ко всему привычные. Выжили.

– А мне такая еда даже нравится, – неожиданно заявил лемуриец. – Напоминает приют на Лемурии, где я воспитывался. Там было хорошо, в приюте! Хотя большинство детей, которые воспитывались вместе со мной, не отличались богатым внутренним миром.

– Еще бы, в приюте, – хмыкнул Глеб, – небось, родители их кинули, а сами слиняли в поисках лучшей жизни.

– Эти дети были умственно отсталыми, – поделился поэт, – а меня поместили туда по ошибке, потому что я был очень погружен в себя.

Повисла пауза. Лемуриец задумался о прошлом, а Глеб активно работал челюстями, пережевывая упругую плитку.

– Вошпоминания детштва – великая вещь, – кивнул он и опрокинул в себя стакан воды. – Жаль только, что мы хоть бутербродов с собой не взяли. На четыре дня должно было хватить! Хорошо еще, что Дроэдем этот – рядом!

– Не то чтобы рядом – двенадцать парсеков, – заметил лемуриец.

– По мне, все едино – двенадцать, двадцать. Главное, туда за несколько дней можно добраться! И не париться в этом вонючем звездолете.

Жмых наконец насытился и развалился в кресле, положив руки под голову.

– А наши синтетические друзья должны чем-то питаться? – поинтересовался он.

– В принципе – да, – ответил Лукас. – Но, насколько мне известно, они без вреда могут неделю попоститься.

– Без вреда для нас?

– Без вреда для них, конечно.

– Да ладно. Пускай тоже поедят.

– Расход кислорода повысится, – заметил лемуриец. – Ведь им нужно перерабатывать полученную пищу.

– Тогда… – Жмых на несколько секунд задумался, но потом комплекс вины перед андроидами взял верх: – Пусть все равно поедят! А то еще сорвутся со своей программы. Я бы с голодухи точно сорвался. И вообще – у нас что, нет системы рециркуляции воздуха?

– Есть, – ответил Лукас. – Но выход кислорода ограничен. Если потреблять больше, чем вырабатывается, – нам придется туго.

– Сейчас кислорода хватает?

– Да. Генератор работает на девяносто процентов мощности.

– Вот и пусть едят. Лопайте, синтетические!

– Спа-си-бо, – ответил за всех предводитель команды «красных» андроидов, костюм которого был отмечен двумя белыми полосками на правом плече.

Андроиды дружно затопали на склад – жевать питательные пайки А-7 или А-8, а может быть, и Б-12. Кто знает, что больше по душе синтетическим людям? Пайков же на корабле было несколько ящиков.

– Откуда ты столько всего знаешь? – заинтересовался Жмых. – Я, правда, тоже не совсем тупой. Когда на астероиде чалился, знаешь, сколько книжек прочитал. Правда, все больше детективы. Но и одну научную книжку изучил. Называется «В помощь проктологу». Очень познавательно, между прочим.

Лукас поморщился:

– Гражданскую специализацию я получил в колледже на Лемурии. Согласно диплому, я – оператор машинного бурения на астероидах среднего диаметра и по совместительству пилот второго класса. Правда, лететь довелось впервые. Это мой первый корабль… – Лемуриец любовно погладил стену рубки.

– Кстати, я не заметил, когда мы садились. Как называется это корыто?

– Какое корыто? – не понял лемуриец.

– Ну, звездолет. Твой первый корабль. У него название есть? Или только бортовой номер?

– Такая мысль не приходила мне в голову, – смутился лемуриец. – Сейчас узнаем.

Поколдовав над пультом управления, Лукас выдал:

– Оказывается, у него и правда есть имя. Наш корабль зовется «Одноногая черепаха».