Внутри

– Тая, если я тебе про это расскажу, ты сочтешь меня сумасшедшей. – Сэнди шмыгает носом.

И добавляет:

– Нам лучше встретиться. Ты когда уезжаешь?.. Уже завтра… И… Я поняла тебя… Важные шишки, да… Важные шишки… Черт бы их всех побрал!

Последняя фраза была произнесена неожиданно громко. Гейси аж слетел с ее колен.

– Извини, Тая… Ты здесь ни при чем… Да, да, еще раз спасибо… Пока…

Я перемещаюсь в голову Таи.

– Пока, Сэнди, – говорю я голосом Таи, затем руками Таи ложу телефон на кофейный столик. Почему-то мне вспомнился Пауэрс.

– Что у Сэнди произошло? – слышу я знакомое кряхтенье. Вижу фотографию тети Лорен в темной рамке возле стовосемнадцатидюймовой плазмы. Получается, Тая в особняке Папочки.

И Тая не торопится отвечать на вопрос Папочки, поэтому тот кряхтит его опять.

"Сэнди просила меня ничего не говорить мистеру Ашесу о смерти Олега…" – читаю я мысли Таи – "Чтобы ему такое ответить, чтобы он не задавал новых вопросов?"

Я за это время успеваю удивиться тактичности Таи. Она даже в собственных мыслях обращается к Папочке, как к "мистеру Ашесу".

– У Сэнди заболел кот, – говорю я голосом Таи. – Она очень расстроена.

Папочка кряхтит, что если животное умрет, то и черт с ним, можно завести себе новое. Тем более кот… Котов даже не упоминают в Библии, потому что они – дьявольские твари, которых давно пора истребить.

Я решаю переместиться в Папочкину голову. Голову Таи лучше не беспокоить. Тая мне нравится, и ее мысли я уважаю. Перед попаданием в голову моего дражайшего тестя (кстати, как называют отца вдовы?) я успеваю затылком (если термин "затылок" применим к моему призраку) почувствовать отвращение Таи, вызванное репликой Папочки про котиков. Теперь я в самой голове Папочки, и ощущение у меня такое, будто бы я нырнул нагишом в сельский туалет.

Довольно бандитские мысли витают в голове моего дражайшего тестя. Пересмотрел детективы тридцатых, презрительно думаю я.

– Все девушки с виноградников уволились в один день, – неуверенно говорит Тая. – Хотя вчера Энджи мне говорила, что готова вечность работать на ваших виноградниках. Другие девочки ее поддержали.

Папочке не нравится этот вопрос, и я прямо-таки чувствую, как он пытается сменить тему. В его голове расплывчато пролетает обнаженная Тая, а за ней пролетает отчетливо какой-то мордоворот по имени Пирс.

– Хочешь есть? – спрашивает Папочка у Таи.

Моя сущность холодеет. Хотя вопрос довольно обыденный, я не должен волноваться.

– Нет, – отвечает Тая.

Что-то выталкивает меня из головы Папочки. Я оказываюсь посередине, между Папочкой и Таей.

– Может, съешь что-нибудь?

Мне становится еще холоднее. Скользкое предчувствие скребется в моем горле, я становлюсь меньше в размерах.

А Тая думает перед ответом.

– Спасибо, я не хочу есть.

Папочка кряхтит служанке накрыть стол на одну персону. Служанка по имени Венди, которая все это время была рядом с Папочкой и которую я почему-то не заметил, кивает и идет на кухню.

После ответа Таи мне становится легче дышать. Я принимаю обычный размер и долго смотрю на Папочку. Тот долго смотрит на Таю, и смотрит, если говорить мягко, недвусмысленно. Я не знаю, вселяться ли мне вновь в голову Папочке. Я боюсь, и боюсь по-настоящему, я не знаю, хочу ли видеть то, что в этой голове скрывается.

Тая говорит Папочке, что ей нужно в туалет. Мне возможно кажется, но на ее лице я вижу смирение.

И

Гнилостный фонтан сознаний

35, 36, 37,

Я плыву по течению вверх.

38, 39, 40,

Путь к твоему сердцу так долог.

41, 42, 43,

Не уйти нам от воли судьбы.

44, 45, 46,

Моя сладкая, в обертке из целлофана, месть…

С меня хватит, решаю я, и покидаю голову Таи. Этот счет заграждает собой все прочие мысли. В подобной обстановке сложно уцепиться за мысль, проливающую свет на истинную сущность Папочки.

Я скольжу сквозь пальмы, альпийские луга и коралловые рифы. Я не решаюсь проникнуть в голову Папочки – меня оттуда почему-то выкинуло. Я не сомневаюсь, что это дело рук неизвестного вторженца, но вот что меня смущает – вопросы, которые Папочка задавал Таи, задавались по собственной инициативе Папочки. Это очевидно – потому что меня выбросило из его головы только после того, как эти ужасные вопросы прозвучали. А может, Папочка просто распознал меня и выбросил из своей головы? Или же при проникновении в голову второго призрака, первого призрака отбрасывает не сразу? Получается, вопросы действительно задавались неизвестным вторженцем? Выходит, в голове Папочки хозяйничали два покойника? Вернее, хозяйничал один, а второй просто наблюдал… И почему второй покойник смог попасть в голову живого человека, в то время как там находился первый покойник? Может, отбросило более слабого покойника, то есть меня?

Я не знаю, как устроен этот мир. И покойники, вроде Кина, мне не помогут. Мне нужны советчики, вопросов без ответов много, и эта паршивая необходимость найти на них ответы превращает мою сущность во что-то вытянутое и вибрирующее. Я по-прежнему в своей человеческой оболочке, но ощущаю себя башней в форме дрожащей спирали.

Я представляю, что превращаюсь в Папочку.

Вибрация сохраняется, но моя оболочка меняется с тела Олега Ривника на тело Генри Ашеса. Я говорю что-то себе под нос и слышу не свой голос, а кряхтение. Так можно выдавать себя за кого угодно, думаю я, и превращаюсь в Уайта Пауэрса, затем в Кина, затем в Элвиса Пресли, затем обратно в Олега Ривника. Это моя лучшая оболочка – лучшая, потому что привычная.

Скопление вопросов без ответов отходит на задний план, и я медленно перестаю чувствовать себя башней-спиралью. Я перемещаюсь к Сэнди.

– Возьмите котика, мне он не нужен.

ЧТО?

Да Сэнди скорее бы продала меня, будь я жив. А тут…

– Что случилось? – Миссис Блюгрэйвс из соседнего дома смотрит на Сэнди с изумлением, так же, как смотрю и я.

– В моем доме слишком много стрессов.

– Вы поссорились с мужем? – спрашивает миссис Блюгрэйвс в шоке – конечно в шоке. Наши не наигранные с Сэнди ссоры – это из разряда фантастики.