Матросик

Митя довольно быстро уснул, а Софья Николаевна ещё некоторое время сидела рядом с ним и вспоминала, как более года назад она так же сидела рядом с умирающим мужем. Каждый вечер она читала ему его любимые книги и держала за руку. Муж Софьи Николаевны был неизлечимо болен, но не терял духа до последнего дня. Похоронили его на Петропавловском кладбище, которое располагалось недалеко от их улицы. После похорон Софья Николаевна часто приходила на кладбище и стояла возле могилы мужа. Сына она брала с собой на кладбище редко. Митя болезненно переживал смерть отца, поэтому она старалась лишний раз не беспокоить сына.

Весь вечер Софья Николаевна провела за вышиванием в своей комнате, прерывая своё занятие каждый час, чтобы проверить состояние Мити. После принятия лекарства жар у него спал, и состояние улучшилось. Софья Николаевна нервничала и никак не могла успокоиться. Вышивка не получалась. Софья Николаевна путалась и ошибалась. Ближе к ночи она отложила в сторону пяльцы и уснула в кресле.

Среди ночи Софья Николаевна внезапно проснулась, почувствовав холодное дуновение. Она потянулась к столику, чтобы нащупать свечу и спички, но тут же замерла, увидев мерцающее бледное свечение, которое охватило входную дверь. В темноте светлые пятна на двери появлялись на несколько секунд и исчезали. От двери отделилось небольшое светящееся облако и медленно поплыло к ней, но растаяло на полпути. Софья Николаевна нащупала свечу и зажгла её. Бледное свечение на двери стало исчезать. В детской комнате послышались заглушенные отрывистые крики. Софья Николаевна вскочила с кресла и побежала в комнату Мити.

Керосиновая лампа на столике освещала детскую комнату тусклым мерцающим светом. Митя лежал на кровати вверх лицом, раскинув в стороны руки и вздрагивая всем телом. Глаза его были закрыты, а голова металась из стороны в сторону. Внезапно он выгнул спину, выпятив грудь и живот вверх, а потом резко рухнул на постель. Его ноги вздрагивали, он сгибал ноги в коленях и разгибал их вновь и вновь. Митя издавал редкие хриплые крики, в промежутках между которыми он стискивал изо всех сил зубы.

Софья Николаевна подбежала к сыну, склонилась к нему и взяла его голову в свои руки. Прерывистое дыхание Мити стало спокойным. Он замер и открыл глаза. Митя испуганно посмотрел на мать.

– Мама! – тихо произнёс Митя и закрыл глаза.

Софья Николаевна почувствовала, что его дыхание прекратилось. Она нагнулась и приложила своё ухо к его груди в области сердца. Сердцебиения не было.

– Митя! – закричала Софья Николаевна и принялась трясти его за плечи.

Зоя вбежала в комнату и замерла в испуге около кровати. Софья Николаевна обернулась к ней.

– Митя умирает! – закричала в слезах Софья Николаевна. – Зоя, беги к доктору. Быстрее.

Зоя бросилась из комнаты прочь. Софья Николаевна рыдала и пыталась тормошить сына то за плечи, то за голову. Она нащупывала пульс и слушала дыхание, но Митя не подавал признаков жизни.

***

Прощание родных с покойным продолжалось, а могильщики терпеливо ждали в стороне и посматривали на ворон, каркающих в ветвях деревьев на почтительном расстоянии от людей. Сегодня у могильщиков оплата будет приличной, потому что хоронили мальчика из богатой семьи. Могила мальчика была рядом с могилой его отца, которого похоронили чуть более года назад. Мать мальчика непрестанно плакала. Её временами успокаивал молодой мужчина лет тридцати. Практически все заботы о похоронах он взял на себя. Кроме них было всего несколько человек из родных и близких семьи, а также священник, который с утра был явно нездоров, но старательно отрабатывал свой хлеб, потому что вырос на одной улице с отцом покойного мальчика. Рядом с ними стоял доктор Зейдлиц. Могильщики уже были знакомы с этим заносчивым немцем по нескольким предыдущим похоронам, когда он делал им резкие замечания и велел почаще держать язык за зубами.

В народе поговаривали, что мальчика убил то ли пёс, то ли волк. Причём до него от этого зверя погибли ещё три женщины в разных концах города. Пёс этот был огромный, чёрный с рыжими подпалинами. Людей не боялся, а появлялся внезапно, словно из ниоткуда. Полиция ничего поделать с ним не могла. Пса этого так и не отловили.

Священник продолжал бубнить себе под нос только ему понятный текст. Мужчина, стоявший рядом с матерью покойного, сделал знак рукой могильщикам. Они подошли к открытому гробу и взяли крышку, стоящую около дерева, чтобы положить её на гроб. Мать покойного мальчика отошла от гроба, продолжая плакать и утирать слезы кружевным платком. Могильщики приподняли крышку, стараясь аккуратно попасть точно по краям гроба. Крышка встала на место. Оставалось заколотить гвозди и опустить гроб в могилу. Старший из могильщиков поднял с земли деревянный ящик с инструментами и достал из него молоток.

– Стойте! – крикнула мать покойного. – Снимите крышку!

– Ох, ты ж, Господи! – еле слышно произнёс старший из могильщиков.

– Он пошевелил рукой! – возбуждённо сказала мать покойного. – Я это видела. Он пошевелился.

– Софья Николаевна, успокойтесь, – сказал ей мужчина, который всё время стоял возле неё. – Это невозможно. Вам показалось.

Оба могильщика подчинились приказу матери мальчика, сняли крышку с гроба и отнесли к дереву. Многие из присутствующих родственников подались вперёд, чтобы лучше рассмотреть покойного. Доктор Зейдлиц продолжал стоять на месте с недовольным видом, изредка посматривая на карманные часы, которые он достал из внутреннего кармана пиджака.

Мать мальчика склонилась над ним и коснулась его лица рукой. Неожиданно пальцы правой руки мальчика вздрогнули. Кто-то из присутствовавших родных тихо воскликнул «Ой».

– Да, я тоже видела, – сказала дама в большой чёрной шляпе.

– И я тоже видела, – сказала пожилая дама, стоявшая ближе всех к гробу.

– Это невозможно! – сказал доктор Зейдлиц и подошёл ближе к остальным присутствовавшим.

Мальчик открыл глаза и шумно вдохнул воздух ртом. Окружившие гроб родственники ахнули. Пожилая дама непрестанно крестилась. Священник стоял на прежнем месте и удивлённо водил глазами из стороны в сторону, не смея сказать ни слова.

– Чудо! – тихо сказал кто-то из родственников.

– Он живой!

– Чуть не закопали.

– Смотрите, он дышит.

– Бедный мальчик.

– Живой!

Присутствовавшие родственники и знакомые шумно обсуждали внезапное воскрешение покойного. Мать мальчика радостно целовала ему лицо и руки. Мальчик поворачивал голову то вправо, то влево, не понимая происходящего.

– Митенька, мальчик мой! – сказала мать мальчика. – Слава богу, ты живой. Чудо какое!

Могильщики стояли в стороне и с грустью смотрели на происходящее, гадая, насколько уменьшились их шансы заработать сегодня приличный куш. Впрочем, удача от них не отвернулась, потому что оговоренные деньги они всё же получили. И даже более того, они помогли матери мальчика быстренько найти извозчика и доехать благополучно до дома, за что получили щедрые чаевые. Мужчина, руководивший похоронами, распорядился отнести пустой гроб в часовню на краю кладбища и оставить его там.

***

Зоя наклонилась к Софье Николаевне и прошептала ей на ухо: «Софья Николаевна, мне нужно вам что-то сказать». Софья Николаевна одобрительно кивнула головой и встала с кресла.

– Митенька, давай, пойдём в гостиную, – сказала Софья Николаевна. – Что-то прохладно на веранде.

– Хорошо, мама, – согласился Митя и послушно пошёл в дом.

– Зоя в гостиной приготовила очень вкусные конфеты, – сказала Софья Николаевна. – Ты же любишь конфеты.

Митя ушёл в дом, а Софья Николаевна и Зоя остались ненадолго на веранде.

– Софья Николаевна, я Клавдию Степановну на Мытном рынке встретила, – сказала тихо Зоя. – Она раньше жила по соседству, вы её помните. Говорит, что знает одного знахаря, очень толкового. Многим помог. Даже тем, кого доктора не смогли вылечить.

– Зоя, я не верю в эти заговоры и колдовские штучки, – сказала Софья Николаевна. – Хотя сейчас я готова даже у деревенского колдуна помощи просить. Третий доктор уже вчера был, а толку мало.

– Он странный человек, но не деревенский колдун, – сказала Зоя. – То ли цыган, то ли татарин, но веры не нашей. Я его видела один раз. На Мытном рынке с евреями вместе торговал. Высокий такой, борода большая. Даже страшный немного. Но люди говорят, что болезни чувствует и многим помогает.

– Хорошо, я согласна, – сказала Софья Николаевна. – Пусть посмотрит Митю.

Зоя кивнула в ответ и пошла в сторону улицы, а Софья Николаевна последовала в гостиную, где на диване перед столом сидел без движения Митя. Он так и не притронулся к конфетам, ожидая прихода матери. Софья Николаевна предложила ему одну конфету. Митя равнодушно взял её в руки, освободил от обёртки и съел без единого выражения на лице.

– Мама, я устал, – сказал тихим голосом Митя.

– Да, Митенька, пойдём спать, – сказала Софья Николаевна и проводила его в детскую комнату.

Примерно через час на извозчике приехали Зоя и высокий незнакомый мужчина, одетый в старую крестьянскую рубаху, подпоясанную широким кушаком, и чёрные штаны. Левая рука у него была явно под рукавом перевязана бинтами, которые просматривались через ткань, а сама рука была согнута в локте и удерживалась на повязке, пропущенной через шею. На ногах у мужчины были новые кожаные сапоги. В руке он держал небольшой холщевый мешок. Копна тёмных взъерошенных волос, большая борода и сверкающие глаза придавали ему мрачный вид. Зоя провела его в гостиную, где на диване сидела Софья Николаевна.

– Здравствуйте, барыня, – хриплым голосом сказал незнакомец. – Меня зовут Тамаш.

– Здравствуй, Тамаш, – сказала Софья Николаевна и встала с дивана. – Наверное, нам лучше пройти в детскую?