Мидасов дар

Ответом – прошлому, грядущему – вопросом…
Большой пейзаж с телегою для сена
Взят на обложку мной – блестит отменно.

4

Кого ведёт единственно любовь,
Кто с ней одною состоит в совете,
К тому приветлив человек любой,
Того ласкает присмиревший ветер.
Но кто, о лучшем грезя, лезет в бой,
Такому счастья нет на этом свете,
Поскольку он всему, что в мире есть,
Свою мечту согласен предпочесть.

В быту, таланте, творчестве и споре —
Андрей был неизменно одинок,
И лишь со мной в случайном разговоре,
Нет, не открыться – высказаться мог.
Так, смалывая камушки в песок,
От века собеседовало море
С береговою линией своей,
Глубин не открывая перед ней.

Он редко разговаривал без смеха,
Расцвеченная шутками канва
Как бы снижала мысль – слова, слова! —
Серьёзное смотрелось как потеха.
Я в глубину его кричал!.. Едва
Мне отвечало собственное эхо…
Без отзвука с неведомой версты —
Как бездну отличить от пустоты?

Но я, как даровитейшая бездарь,
Непобедимо верил, что Андрей
Отнюдь не пуст. Тем более что «бездна»
Для вящей убеждённости моей
То выбросит медузу – интересно,
То нечто – поизящней, почудней,
Что, поместившись целиком в стакане,
Причастно, может быть, глубинной тайне.

Я иногда вышучивал его,
Андрей тогда смотрелся сиротливо
И уходил, как море – в час отлива.
Ещё со мной, но – где-то далеко.
Так уходил из жизни Жан Виго;
Взъерошенного непризнанья грива
Звенит о тех, кто при избытке сил
Под солнцем место славе уступил…

Искусство – вроде чудака Прокруста:
Едва измыслит некий идеал,
Как под сурдинку пыточного хруста
Всех усреднит – кто рослый или мал.
Хотя в ином юнце бушуют чувства,
Какие свод небесный не вмещал,
И громоздит на фресках груды плоти,
Как потрясавший мир – Буонарроти.

Но мне милей скромняга Рафаэль;
Он в смуте против Бога не замешан,
Перед прекрасным сам благоговел,
Его рисунок – гармоничен, взвешен.
Друзей в избытке и врагов имел,
Любимец Муз, а также смертных женщин.
И, помнится, не прекословил зря
Ни Папе, ни вельможам короля.

Творец «Мадонны» – нежность и веселье,
Творец «Давида» – глыбист и суров,
Один кутил, другой узнал похмелье,
Один скрывал, другой срывал покров…
Что выше: Богородицы любовь,
Державный гнев пророка Моисея?
Кто нам нужнее – мать или отец?..
До истины добрались наконец!

5

Дублёнки, шапки – в угол… Мастерская!
Свет верхний – что теплица под стеклом.
Буржуйку прокалили угольком —
Черна, помятый бок, труба кривая…
Григорьев, табуретку предлагая,
Хромую ножку вправил кулаком.
И, целомудренно раздев картину,
Вприглядку отступил на середину.

«Не правда ли, темно и цвет расплывчат?»
– Расплывчат цвет? Юродствуешь, подлец!
Цвет хлёсткий, бьющий – вроде зуботычин;
И снег, под коим – каждому конец…
И – просветленье… Ты, Андрюха, спец!
Ты – гений! Ты!..
«Лесть очевидна. Вычтем.
Я всё-таки порежу этот холст,
Когда в сугробах видится погост.

Поскольку мне обратного хотелось: